Шалаш. Все дети любят строить домики, а в избе — не из чего и негде, да и день обычно проводишь вне дома, прибегаешь только пообедать. Так что я несколько лет подряд с маниакальным упорством, с разными партнёрами пыталась построить шалаш. То для этой цели служили какие-то столбики для забора, старые лоскутные одеяла и сам забор в качестве несущей стены; то я пыталась приладить те же столбики к стволу берёзы. А, да... стройматериалами ещё были куски толстого полиэтилена, который идёт на плёнку для парников. Но тоже «авантюра не удалась, за попытку спасибо». В итоге моя тётя Тася в углу заулка соорудила нам с подругой шалаш чуть ли не на века — поперёк угла гвоздями, честь по чести, приколотила несколько тонких молодых ольховых стволиков. Залезали в шалаш сбоку, таскали туда одеяла, подушки... Но, во-первых, наши подростковые ноги скоро перестали помещаться в этом уютном убежище, во-вторых, — шалаш, видный прямо из окна дома?.. Шалаш должен быть тайным! А иначе неинтересно.
Шампиньоны. Они растут и в городах, но мало кто знает, что это те же грибы, которые продают тщательно упакованными в контейнеры, наглухо затянутые полиэтиленом. И всё-таки это не те грибы, которые росли на том самом болотистом деревенском лугу. Там постоянно паслось капустинское стадо, то есть почва была унавожена как нельзя лучше. И вот в один прекрасный ненастный день мы возвращались из леса без грибов… Шли этим лугом, глянули чуть в сторону — и обнаружили, что весь луг усеян белыми шляпками отличных шампиньонов. Это превратилось в своеобразный спорт — разглядеть их издалека, подбежать, собрать — и на сковородку, в жарку!.. С бледными поганками (чего так боятся) их не перепутаешь: у шампиньонов пластинки розовые, в старости коричневые. А вкусны и ароматны они всегда.
Шмель. Никаких особенных воспоминаний, кроме звуковой памяти. На какой ноте гудит шмель зрелым летним днём, летая возле окна по цветам в палисадничке? Где-то в малой октаве. Примерно си-бемоль.
Шиповник. Начало июня, прошёл короткий дождь — свежо и солнечно... Бабушка с большими ведрами идёт к колодцу за водой, я иду с ней, а напротив колодца, у соседей, цветёт белый шиповник. После дождя он благоухает особенно ярко, а в сердцевинках розочек дрожат-переливаются капли воды. Сок белой розы, сок раннего лета.
Шуба. Ну да, шуба. Летом. В одном прекрасном июне внезапно ударили сильные заморозки, да и днём ртуть поднялась ненамного. В доме топили печь, на улицу резвого ребёнка поди не выпусти?.. А тёплая одежда вся в городе, а до города добраться не так-то легко. Тогда порылись, нашли мамину детскую шубейку — рыженькую, из лисобелки. И ничего, щеголяла и радовалась.
Щавель. Ударяли на первый слог — доныне переучиться не могу. А так, понятно, дети умели его находить и увлечённо жевали.
Яблоня. С течением времени осталась у нас одна лишь яблонька-дичок. Так есть — кисловато, а на компот или просто заварить вроде чая — годится. И ароматные, этого не отнимешь. В яблочный год весь палисадник усыпан яблоками. Падают и на улицу (ветви яблони свешиваются через забор), там их давят, сладкий запах гниения, над ними кружатся осы... А когда-то в левом углу палисадника, рядом с рябиной, росла привитая сортовая яблоня с крупными и вкусными бело-зелёными яблоками. Очень её любили и ценили, ещё и в память о покойном прадедушке Коле, да вот замёрзла она в морозную зиму. И, наверное, нет в деревне огорода, яблоки из которого я бы не ела. Нет, всё путём, не воровала: угощали.
Яйца. Про гусиные уже писала — это были подарки от соседских гусей, гостивших в нашем заулке, щипавших там травку, а куриные, те очень отличались от городских. Ладно, яркий цвет, желтки оранжево-жёлтые, но и вкус яркий. Мой завтрак, как правило, состоял из яйца всмятку, и деревенские яйца точно были в несколько раз вкуснее.
А ещё яйца диких пичужек! Про то, как в лесу и на лугу мы находили гнёзда, я упоминала. А сын тёти Сони, хулиганистый Женька (на самом деле он мне приходится троюродным дядей, но старше всего-то лет на шесть), одно время коллекционировал птичьи яйца. И на стене их старого, ветхого домика красовалась цепочка из пёстрых яичек самой причудливой расцветки — зеленовато-коричневые, крапчатые, голубоватые, а Женька увлечённо рассказывал, где чьё яйцо и с каким трудом удалось добыть его! Рядом висели настоящие лапти, и это тоже была диковина.
Ящерицы. Удивительно, что кто-то их боится, — впрочем, я вот пауков сильно недолюбливаю и писать о них не хочу. А ящерок люблю — за изящество, за грацию, за ловкость и неуловимость. Сначала встречала их в лесу, позже они, видать, развелись — стали попадаться и в деревне. Теперь огород буквально кишит ими: ящерки самых разных расцветок, от чёрных до зеленоватых, но поймать их по-прежнему сложно, да и хвосты отбрасывать они мастера. Отброшенный хвост несколько минут ещё шевелится — уже отброшен, но ещё трепещет.
Август. Каждый месяц нашего северного лета неповторим. Но август, его величество август, последний, августейший месяц… Это совсем другая система координат. Это обострение всех пяти чувств. Облака становятся особенно рельефны, закаты — невыносимо красивы, звёзды — дивно ярки, ветер — до упоения ароматен и свеж. И ничего нет лучше раннего хрустального утра, полновесного дня под куполом высокого неба, прохладного, но ещё летнего вечера… Тишины этого, непроглядного уже, вечера. Выходишь на крыльцо, стоишь… изо всех сил дышишь этой тишиной и темнотой. Надышаться бы!..
Всё делается в несколько раз дороже, и чем прощальней — тем дороже. Близость разлуки каждый миг делает единственным, как бы подсвечивает его. И так хочется — запомнить, оставить, увезти в город…
…положить на сердце, как печать…
…ибо крепка, как смерть, любовь…
…и стрелы её — стрелы…
…СОЛНЕЧНЫЕ!..
Ольга Коробкова (с)