Нина Ивановна не стала тянуть, и в пятницу вечером показала заключения экспертизы Андрею. Славика с няней она отправила в кино, и потом в Торговый Центр, приплатив няне приличную сумму, что б та согласилась один вечер посидеть с ребенком допоздна.
Когда у Андрея прошел первый шок, и он, наконец, осознал, что это все правда, что Славик действительно не его сын, и что Таня его обманывала, с ним случилась совершенно неприятная истерика. Олеся бы никогда не подумала, что муж может так орать, переходя с крика на визг и обратно. Таню он просто смешал с грязью, не стесняясь того, что она уже никогда и никому не сможет ничего ответить. Но это было хотя бы объясняемо, в конце концов, Таня ему изменяла, но даже Нину Ивановну, не отличавшуюся особенной любовью к Славику, не говоря уж об Олесе, неприятно поразило, какими эпитетами он осыпал ни в чем не повинного мальчика.
- Тааак, - потирал руки Андрей, расхаживая по комнате, в ярости жаждав мести хоть кому-нибудь, - этого мелкого ... долой! Пусть проваливает в детдом! Я не желаю воспитывать его! Не желаю! Танька меня обманула! Нагуляла! И умерла! Ишь, какая! Я не обязан растить чужого ребенка! И не собираюсь этого делать!
Он так орал, что Олеся и Нина Ивановна боялись даже слово сказать, они просто молча вжимались в диван.
Звонок в дверь остановил этот дикий крик. Андрей замолчал, будто опомнившись, понимая, что это пришли Славик с няней.
Олеся умоляюще выставила руки:
- Андрюша, только не при няне...
"Андрюша" обреченно махнул рукой и ушел на кухню. Он выпустил ярость, и опомнился, постепенно остывая и осознавая, что, как бы там ни было, Славик ни в чем не виноват.
Олеся и Нина Ивановна встретили Славика, помогли ему раздеться, и отвели в детскую. Олеся с удивлением отметила, что Нина Ивановна стала даже как-то добрее к мальчику, когда тайна, мучившая ее, раскрылась, и стало понятно, что Славик действительно ей не внук.
Славик был не глупым мальчиком, он понял, что что-то произошло, хотя бы потому, что никогда раньше ни бабушка, ни Олеся не сидели у него в комнате по сорок минут.
Ни Олеся, ни Нина Ивановна не собирались ничего рассказывать ребенку, не выяснив окончательное решение Андрея, они просто посидели в его комнате, расспрашивая ребенка о вечере, кино, и ресторане, а на самом деле просто боясь выходить на кухню.
Все трое боялись того момента, когда придется принимать какое-то решение.
Но бесконечно тянуть было нельзя, и в итоге, несмотря на очень позднее время, все, кроме мальчика, уселись на кухне решать, что теперь делать. Андрей пил коньяк, Олеся тоже выпила рюмку, но больше не стала. Что делать, не знал никто.
Первые эмоции, злость на Таню и Славика схлынули, и Андрей просто молчал. Наконец Нина Ивановна прервала молчание:
- Андрей, а может быть, попытаться вспомнить, с кем общалась Таня в то время? Вдруг мы сможем разыскать отца Славика?
- Не знаю, я особо никого не помню из Танькиных друзей, ну, вернее, помнить то помню, но мы никак не общаемся, как я начну их вдруг разыскивать? Что скажу? Таня мне наставила рога, помогите? - Андрей горько усмехнулся, - и в детдом не сдашь, все сразу всё поймут. Видно придется тянуть эту лямку еще одиннадцать лет, до его восемнадцати, а там пусть съезжает в свою квартиру и живет, как хочет.
- Да, хорошо хоть, от Тани квартира осталась, ребенку будет, где жить...- ответила Нина Ивановна, и все таки, не забывай, что ребенок ни в чем не виноват.
- Он не виноват, а я в чем виноват? - Андрей опять взъярился, - хотя да, виноват, дурак, надо было раньше думать головой! Мама, а ты почему молчала столько лет? Надо было сразу ко мне подойти, все бы спокойно выяснили еще семь лет назад. Вот, пожалуйста, теперь что делать?
- Сынок, да, моя вина. Но я не хотела влезать в ваши отношения, не хотела превращаться в ту самую свекровь из анекдотов, вдруг я оказалась бы не права?
- Извините, я спать пойду, - Олеся встала из-за стола, - не могу просто, глаза закрываются, давайте перенесем разговор на завтра? У меня просто сил нет.
- Здорово так взять и слинять от разговора, да? - ядовито спросил Андрей, - ты думаешь, что это тебя не касается? К тому же завтра выходные и ребенок будет здесь, мы не сможем нормально поговорить.
- А как это меня касается? - устало спросила Олеся, - а на завтра я могу позвать свою маму, она посидит со Славиком, раз уж такое дело...
- Нет, - чуть ли не закричал Андрей, - не вздумай никому говорить, я не хочу, что бы все знали, что меня облапошила какая-то продавщица.
- Продавщица? Что ж ты женился на продавщице? Ну ты даешь, Андрей.
- Да и женился, потому, что Танька забеременела. Ты же знаешь. Но мы с ней уже давно встречались, я и подумать не мог, что она мне изменяла.
- Все, я уже просто падаю, я иду спать, поговорим завтра, а вообще, надо бы пересдать ДНК-тест, на всякий случай, - Олеся вышла из кухни.
На выходных ничего не решили. Андрей перестал замечать Славика. Ребенок ничего не понимал, и пытался подластиться к отцу, но тот всеми силами старался не сказать ребенку ни одного лишнего слова, кроме тех, что были уж совсем необходимы. Нина Ивановна сидела у себя дома.
"Наворотила дел", - зло думала Олеся, - "И уползла в нору".
Андрей строго-настрого запретил Олесе рассказывать о случившемся кому бы то ни было, и даже своей матери, но Олеся и не собиралась. Она переделала все свои домашние дела, с особым рвением, чтобы только не думать ни о чем, а в понедельник с удовольствием вышла на работу. Нина Ивановна все так же повела Славика в школу, и, действительно, стала к нему добрее, но Олеся понимала, что доброта Нины Ивановны это ни что иное, как вежливая доброта по отношению к любому чужому ребенку.
Славик ходил мрачнее тучи- отец вообще перестал с ним общаться, даже учительница заметила, что что-то не так, и написала об этом Олесе. Олеся дежурно ответила, что обязательно поговорит с мальчиком и переслала сообщение Андрею. Андрей в ответ спросил Олесю, какое он теперь вообще имеет отношение к этому ребенку? Олеся чуть не задохнулась от возмущения. Она-то точно тут не при чем.
Через некоторое время Андрей озвучил свою идею: отдать ребенка родственникам со стороны матери - то есть, двоюродным брату и сестре Тани, пусть сами разбираются, и в придачу продать квартиру и отдать им все деньги, или просто оформить их опекунами, пусть сами решают, что делать с квартирой.
- Они увезут ребенка к себе, во Владимирскую область, и никто ничего не узнает! - радовался Андрей. Олеся хотела было поправить его, что, вообще-то, если "никто ничего не узнает", то он так и будет по закону считаться отцом Славика, но промолчала.
Она просто диву давалась, как быстро Андрей списал со счетов маленького ребенка, искренне любившего его и считавшего его своим отцом. Отношения между нею и Андреем разладились, гнетущая ситуация висела в квартире, Олеся невольно думала о том, что будут делать Андрей и свекровь, если с ней что-то случится? Точно также спишут ее в утиль, как ненужную вещицу? А вернее, как скоро они это сделают? Нина Ивановна полностью была на стороне сына.
Переговоры с родней Славика шли ни шатко, ни валко. По сути, это были совершенно чужие ребенку люди, он их практически не помнил. Дети сестры Таниной матери жили своими семьями не так далеко от Москвы, но они почти не общались со Славиком. Андрей надеялся, что приданное - квартира в Москве, пусть и однокомнатная - сделает их более сговорчивыми. Но это как-то не прибавляло желания родственников взять мальчика к себе.
Уже приближался Новый Год, но праздника не чувствовалось. Вопрос со Славиком был не решен. Андрей с ним не общался, старался даже на кухне не пересекаться. Нина Ивановна несколько раз покупала ребенку дорогие подарки, видимо, чувствовала свою вину в происходящем. Сама она также делала свои домашние дела, и проверяла у Славика уроки. Больше этого никто не делал. Она общалась, как представитель ребенка, в школьных чатах, но прекрасно понимала, что, по сути, она ребенку никто. Дальше выбора школьного новогоднего подарка ее права не распространялись.
- Андрей, а что будет дальше? Ну вот отдадим мы Славика, и что? - спросила как-то Олеся.
- Как что, вздохнем спокойно, - ответил Андрей, - будем жить нашей семьей, и вообще, - он придвинулся к Олесе поближе и приобнял ее за плечи, - нам нужно подумать о своем ребенке. И о квартире.
Андрей пустился в рассуждения и мечты о том, как они возьмут ипотеку и славно заживут в своей квартире, втроем с их будущим общим ребенком. Олеся смотрела на него, и понимала, что он также без сожаления выкинет ее из своей жизни, если что-то вдруг пойдет не так, и что не готова она покупать с ним никакую квартиру и рожать никаких детей.
Под Новый Год компания, в которой работала Олеся, устроила корпоративный вечер в ресторане, куда съехались представители многих отделений и филиалов. Принарядившаяся Олеся с удовольствием отдыхала на вечере, танцевала и смеялась. За ней стали ухаживать двое молодых ребят из соседнего отделения. Олеся с удовольствием принимала их ухаживания, танцевала с обоими, смеялась и веселилась. Наконец-то она как-то сбросила с себя весь накопившийся груз этой дикой ситуации, в которой она никогда не хотела участвовать.
31 декабря Олеся нарезала салаты и приготовила горячее. Половину двенадцатого все они, Олеся, Андрей, Нина Ивановна и Славик уселись за стол. Андрей сидел мрачнее тучи, прицепился к ребенку из-за какой-то ерунды, накричал на него и отправил спать. Славик плакал в своей комнате, Андрей и Нина Ивановна смотрели телевизор, а Олеся стала звонить своей матери. Она наконец-то пожаловалась ей на Андрея, и не выдержав, расплакалась, сравнивая веселую кутерьму корпоратива, и мрачную домашнюю обстановку. Мать ей что-то говорила в трубку, а Олеся просто всхлипывала и слушала ее. Потом она встала, прошла в ванную, умылась, и зашла в комнату к Славику. Ребенок, наплакавшись, уснул. Олеся тихонько поцеловала его, чего никогда не делала раньше, потом оделась, и вышла из квартиры.
Утром, включив телефон, и обнаружив несколько десятков звонков и сообщений от Андрея и свекрови, она решилась и написала:
"Андрей, прости и пойми меня, я ухожу от тебя. Так будет лучше для всех. Желаю счастья тебе, Нине Ивановне и Славику. За вещами на днях приедут мои родители. Прощай."