За окном была непроглядная зимняя ночь. Освещённый лимонным светом единственного фонаря заснеженный двор был девственно чист, - все тропинки замело.
Сергей Коваленко по прозвищу Кабан сидел в тёплой комнатке общежития, где гнездился художник Мишка. За плохо заклеенными окнами завывал зимний ветер, а в маленькой комнатке было уютно и тепло.
- Выпивки у нас хватает, а вот с закуской полоховато! – произнёс Олег Иваненков, протирая очки.
- А чего те закуска-то, ёрш те в бок?! – парировал Кабан, - закуска градус крадёт, ёж те в бок!
- Точно! – ответил сидящий в углу стола Коля Левин.
На столе стояло несколько ёмкостей с фирменным напитком под названием «Молоко бешеной коровы» (Банка сгущёнки, разведённая с литром спирта). Идти в магазин проваливаясь по пояс в снег никому не хотелось.
- Жрать охота! – сказал хозяин комнаты, художник Михаил, и добавил: - Пойду по соседям, поколядую!
Мишаня ловким движением выхватил из-под себя табуретку, и усевшись на пол по-турецки стал откручивать от табуретки одну ножку.
- Давайте только без мордобития! – рявкнул Кабан. Он был любитель подраться, но сегодня у него было домашне – сентиментальное настроение, которое не хотелось портить скандалами. Кабан встал со своего стула, крякнул и направился к окну. Он поплевал на руки открыл щеколды и с треском распахнул окно настежь.
- Так! – произнёс Кабан, внимательно оглядывая окна сверху, снизу, справа и слева. – Чую запах еды!
Он закрыл окно и подозвал Иваненкова к себе.
- Вон, гляди внимательно вниз! – сообщил Кабан, придерживая Иваненкова за пояс. – Мы на четвёртом, а ты смотри на два окна ниже, на второй этаж. Пакет большой видишь?
- Вижу! – ответил Иваненков и облизнулся.
Дело в том, что зимой многие обитатели общаги хранили свои запасы скоропортящейся еды, вывешивая мешок с провизией за окно.
- Предлагаю сделать палку с крюком и сорвать пакет! – предложил Мишаня.
Длинный шест собрали с помощью скотча и трёх лыжных палок, украденных из рекреации третьего этажа. Крюк замастрячили из проволочной вешалки.
Мишаня облачился в китайский пуховик, напялил на голову ушанку и опустил уши, после чего открыл окно, высунулся почти по пояс, и удерживаемый Кабаном и Иваненковым, принялся орудовать самодельным багром. Двадцать попыток не дали внятного результата. Стало ясно, что пакет надёжно прикреплен к окну второго этажа, и отцепить его можно только руками.
- У меня верёвка имеется! – сообщил промышленный альпинист Иваненков. – И обвязка тоже есть.
- Так чего же мы ждём? – вопросил Кабан.
- Дык вниз-то я сам себя спущу, с помощью «восьмёрки»! – ответил Иваненков, - а наверх как? Жумара у меня нету, на объекте оставил.
- А наверх мы тебя вытянем, не ссы, ядрёна курица! – резюмировал Кабан.
Иваненков облачился в обвязку, напялил пуховик и обулся. Шапку-ушанку взял Мишкину. Верёвку надёжно закрепили к батарее, отворили в окно и вывесили вниз. Поскольку все присутствующие на застолье занимались в альпинистской секции турклуба, помня уроки Сан Саныча, проговорили протокол действий:
Иваненков вывешивается за окно и страхуя сам себя, с помощью устройства «восьмёрка», спускает себя на уровень второго этажа. Отцепив пакет, Иваненков должен свистнуть, после чего Иваненкова с пакетом вытягивают наверх с помощью мускульной силы Кабан, Мишаня и Левин.
- Погодите! – остановил Иваненкова Кабан. – Что там за шум?
Все прислушались. Действительно, в общаге художников гремела музыка: группа «Демо» пела «Солнышко в руках», на эту композицию накладывались «Белые розы», перебиваемые балладой Михаила Круга.
- Так ведь вы и свиста моего не услышите! – сказал Иваненков с затаённой надеждой, что мероприятие отменится, (ему уже расхотелось лезть за окно в январский мороз).
Герои книг Лукьяненко, стоически приняли бы свою участь остаться без закуски, но не таков был Кабан. Он почесал затылок и спросил:
- Мишаня, где у вас тут рубильник, который электричество отрубает во всём корпусе?
- На первом этаже, на входе в подвал, щиток зелёный такой! – ответил Миша.
Кабан разлил по стаканам «молоко бешеной коровы» и предложил тост:
- За успех нашей операции!
Иваненков вывешивался долго, в окно стала задувать метель. На оконных рамах трепетали куски бумаги, которой когда-то были оклеены окна.
- Может прикроем окошечко, пока Иваненков лезет? – спросил Мишаня.
Кабан прикрыл окно. Буря в комнате стихла.
- Ну, за то, чтобы он там не замёрз! – произнёс Кабан очередной тост. Выпили, затянули песню. Потом ещё выпили.
Через полчаса Коля Левин хлопнул себя по лбу, подбежал к окну, отворил створки и выглянул вниз.
- АААААА! – заорал Левин, -ВЕРЁВКА ПУСТАЯ! ААААААА!
Кабан оттолкнул Левина от окна, и выглянул наружу сам. Верёвка болталась пустая, однако тела Иваненкова на снегу не наблюдалось.
Все на улицу! Ищите тело! Может он упал и заполз куда! – скомандовал Кабан.
Мишаня и Левин напяливая на ходу куртки и шапки побежали на улицу, а Кабан побежал на первый этаж выключать тумблер, чтобы громкая музыка не мешала обнаружить Иваненкова. Кабан вырвал криво висящую дверцу щитка, выкрашенную в болотный цвет, и щёлкнул тумблером. Свет в общаге погас, музыкальная какофония прекратилась. Прошло примерно полчаса.
Неизвестный субъект с сигаретой, подсвечивая себе зажигалкой, попытался пробиться к щитку и включить электричество. Кабан аккуратно двинул субъекту в бубен. Послышался звук падающего тела. Прошло ещё полчаса. Тело, которое лежало на полу пришло в сознание и ворча, уползло в сторону лестницы.
- Наверное Иваненков погиб смертью храбрых! – подумал Кабан минут через пятнадцать, закурил, включил электричество, и поплёлся в Мишанину комнату, помянуть кореша.
За окном мела вьюга. Музыка в общаге уже не играла, настроение было траурное. По двору бегали жильцы общежития и охранник.
Все орали: - Иваненков! Подай голос! Где ты? Отзовись!
- Хороший ты был парень! – произнёс Кабан, наливая себе в кружку чистого спирта. – Смерть достойно принял, как настоящий альпинист!
В это время дверь комнаты открылась и на пороге появился Иваненков с подбитым глазом. В руках Иваненков держал батон хлеба и палку сырокопчёной колбасы.
Рука Кабана с кружкой так и застыла на полпути ко рту.
- Чур меня, чур! – заорал Кабан.
- А я вот пожрать надыбал! – как ни в чём не бывало произнёс Иваненков, садясь за стол и наливая себе стакан коктейля, и продолжил свой рассказ. – Я главное, пакет-то отцепил со жратвой на втором этаже, а свистнуть не смог, потому что руки заняты были. Я давай в окно комнаты на втором этаже ломиться, потому что там свет горел. Мне, короче, девчонки открыли. Я сказал, что я промышленный альпинист и что я крышу чистил, а теперь за пакет зацепился. В общем залез я к ним в окно, от верёвки отцепился, и меня за стол позвали, стопку налили. Там одна девчонка как раз собралась котлеты на электроплитке жарить. Только значит, она на сковородку положила, - в общаге электричество погасло. Я узнал, где щиток, и туда побежал, - включать. Но там мне какой-то упырь по лицу дал, я с копыт брык, - и лежал, пока свет не включили, потом опять к бабам поплёлся. Вот закуси у них взял, и пришёл.
Кабан выпил стопку и его благородное лицо просияло улыбкой. Скупая мужская слеза скатилась по его небритой щеке и упала на прожжённую сигаретами скатерть.