Маргарита заканчивала десятый.
Хочешь, не хочешь – о будущем подумаешь. Марго, однако, о жизни размышлять не приходилось.
За Маргариту думали родители.
Она, шестнадцатилетняя, блестяще воспитанная, девочка из семьи грузинского профессора с кафедры общей физики, российского университета, Тамаза Гогуа, была похожа на картинку из советского учебника про братство народных республик.
Маргариту смело можно было отправлять демонстрировать красоту, ум и достоинство Советской Грузии. Девушка удивляла огромными глазами цвета чёрной смородины, тяжёлыми смоляными косами до пояса, тонким изящным станом, и, разумеется, интеллектом.
Мать Риты, Нателла, была домохозяйкой, что в 80-е годы считалось тунеядством. Но Тамаз был непреклонен в своем убеждении: женщина должна хранить огонь домашнего очага, заботиться о семье и чтить традиции предков.
Из уважения к профессорским заслугам, бдительная общественность на самодурство Тамаза закрывала глаза.
***
В Маргариту Гогуа влюбился хулиган, пэтэушник Олег Волков. Попросту Волк.
Волк обожал кому-нибудь «нахлобучить пофиг за что»; любил «отмочить» на дискотеке нижний брейк, модные штаны свои, голубые «бананы» в клетку любил; и четвертый день любил Риту.
«Да, чувачок, я тако-о-ое дельце провернул… Сам офигел, - посасывая из бутылки «Жигулевское» за углом шиномонтажки, откровенничал с будущим коллегой по слесарному делу, взволнованный Волк. – Ну, да ладно. То ли еще будет!».
Продолжение у истории, действительно, было.
А начиналась она так.
- Нателла и доченька моя, Рита. Девочки мои дорогие. Я люблю вас, – эту речь, словно молитву, Тамаз произносил ежедневно за ужином. Что бы ни случилось. Всегда. Сказал их и сегодня, – а теперь новости. Завтра я веду вас в кино! Американцы фильм сняли. Сегодня товарищи с кафедры, делились впечатлениями. Говорят, на фильм непременно сходить нужно. Не буду заранее открывать вам замысел сценаристов, скажу лишь одно, главный герой – огромная обезьяна. Фильм «Кинг-Конг» называется.
Нателла с Маргаритой оживились.
- И самое главное, Риточка, - бархатно мурлыча, подмигивая и с удовольствием подкладывая дочке в тарелку лучший кусок баранины, заканчивал с новостями Тамаз. – Романтическая линия в фильме тоже присутствует!
На следующий день женщины в семье Гогуа сбились с ног.
Через час начинался сеанс, а Рита была не одета.
Купленную недавно «из-под полы» тёмно-синюю юбку - «плиссировку» Тамаз забраковал.
Сказал так: «Все девушки в них сейчас ходят! Будто глупые павлинихи распускают «хвосты» и ходят! Моя дочь не павлиниха. Юбку снять и выбросить. Вместо неё надеть красивую».
Нателла вытянула из шкафа беспроигрышный вариант, безупречную белую блузу с длинным рукавом, в устье маленького воротничка таившую круглую брошь с профилем Анны Ахматовой, и узкую прямую чёрную юбку ниже колена.
Тамаз комплект одобрил.
Когда уже отперли дверь, Гогуа спохватился.
-А где же сменная обувь?! – строго спросил он, – разве можно пойти в театр, обитель искусства, без сменной обуви? Или вы утверждаете, что киноискусство совсем не искусство?
- Нет-нет, - замотали головами женщины. – Не утверждаем!
- Тогда скорее берите обувь! – приказал им Тамаз. – И бежим на встречу с обезьяной.
***
Когда, наконец, семья Гогуа правильно одетая и переобутая, величественно воссела на последнем ряду, до начала сеанса оставались считанные секунды.
Но и их Тамазу было достаточно.
Он огляделся.
С неприкрытым презрением глянул на Риточкиного соседа слева, на развязного молодого парня в голубых клетчатых брюках, что-то смачно жующего и гогочущего с себе подобным.
Тамаз захотел поменяться с дочкой местами. И непременно бы поменялся! Но экран вдруг ожил, свет погас, поплыли титры.
***
Волк не смог не заметить уничижительного взгляда грузина.
В колючих глазах, под длинною, обесцвеченной в парикмахерской «Улыбка» челкой, затаил лютую злобу.
А Кинг Конг впечатлял. Крушил американские высотки, растаптывал автомобили, откручивал людям головы.
Советские люди подобных зрелищ не видели.
Сидели ошарашенные.
Волк «Конга» вчера уже посмотрел, сегодня пошёл за компанию с дружком по шиномонтажке, и потому с впечатлениями уже справлялся.
Волк о другом задумался.
Едким осадком залег в душу парню тяжёлый уничижительный взгляд.
Волк заерзал на стуле. С интересом вгляделся в девчонку справа. Мгновенно смекнул, что к чему.
- Одета, как лохушка. Зато красивая, - подумал Волк.
***
И тут Волка осенило.
Сначала самого «по башке торкнуло» от дерзости задуманного, но мгновенье спустя, Волк решился.
Он положил тяжёлую потную руку на поясницу Риты, замер, затаил дыхание.
Девушка окаменела.
Её мозг, как компьютер, столкнувшийся с нечитаемым алгоритмом, дал сбой.
Рита понимала, что если она поддастся панике, начнет истерить и дёргаться – будет хуже. Отец спуску не даст. Устроит скандал с криками во весь голос, с рукоприкладством, с включением света, и с вызовом милиции, конечно.
Но и парень, видимо, не отступит. Не уберёт с её спины свою руку.
***
Рита не двигалась и молчала.
Волк осмелел пуще прежнего, вытянул блузку, заправленную под юбку, ожег ладонью поясницу девушки. Там рука лежала до конца художественного фильма.
Когда у кино забрезжил конец, Волк аккуратно заправил под юбку блузку.
Дали свет.
Рита на ватных ногах, словно помешенная, шла за родителями.
Тамаз списал дочкину бледность на редкую впечатлительность.
***
- Ничего, деточка, - нараспев успокаивал Гогуа дочку. – Придешь домой, тёплого молочка с мёдом попьёшь и под одеялко уляжешься… Баю-бай, баю-бай… Страх пройдет, и ты уснешь.
- Какой страх? – Вздрогнула Рита. – Ты о чем?
- Об обезьяне, конечно милая. Об обезьяне. – В ответ замурлыкал Тамаз. – Как же она тебя напугала!
***
В тот вечер Волк выследил Гогуа.
Узнал, где живет Маргарита. Всю ночь пластал в городском парке белые лилии. Где-то прослышал, что белый цвет – знак непорочности. А в том, что Рита девочка непорочная, Волк даже не сомневался.
На следующее утро Гогуа сидели на кухне, завтракали, когда в дверь раздался звонок.
- Слышь, наука, моей Зинке стирать надо, а ты её ванну тырнул.
Тамаз смотрел на пьяницу-мужа их подъездной уборщицы, облачённого в растянутые треники и ничего понять не мог: «Как тырнул?»
- Так тырнул! А если не тырнул, так веник- то свой забери!
- Какой веник? – снова не понял Тамаз.
- Какой веник?! Вот этот веник!– сосед распахнул дверь пошире.
В трёхведерной титановой ванне клонили друг к другу головки усталые лилии.
Штук сто.
***
Тамаз всё понял: у Маргариты объявился поклонник.
Профессор извелся весь.
Ненавидел тайного дочкиного воздыхателя.
Подаренные цветы, полузавядшие, выдранные с корнем, либо просто неряшливо сломленные, с комками грязи на лепестках, напоминали профессору Гогуа пьяных падших усталых женщин не первой молодости.
***
В мечтах дочкино будущее Тамаз видел ясно. Рита закончит университет, выйдет замуж за достойного человека, народит детишек и будет их воспитывать.
Гогуа представлял себе их просторный дом, окруженный фруктовым садом; деревянный стол, изъеденный жучками, притулившийся под старой айвой: летний теплый вечер, уютный, как старое кашемировое пальто, подаренное молодой Нателлой…
Представлял, что он, уважаемый человек, Тамаз Гогуа, с любимым зятем жарит бараний шашлык, куском домашнего горячего лаваша они снимают сочное мясо с шампура. Потом пьют молодое вино, не спешно беседуют о том, да о сём.
Озорные голодные внуки, мальчик и девочка, мчатся к обеду. Девочка с кудрявой головою, в голубом коротком платьице взбирается к Тамазу на колени. Он «топит» нос в ее тёмных волосах, закрывает глаза, и с «перехваченным» от счастья горлом, начинает раскатисто-глухо петь: «Я могилу милой искал. Но ее найти нелегко. Долго я томи-и-ился и искал. Где же ты моя Сулико?».
***
Да только какой-то мерзкий шакал гулял рядом с домом!
Тамаз хотел перегрызть ему горло!
Всё думал, как подстеречь гадливое животное.
Представил «пред очи» Нателлу, повелел, чтоб с дочки глаз не спускала, до школы и обратно за руку водила. Иначе обеим несдобровать.
Нателла указания добросовестно исполняла.
***
Тем временем, в школе у Риточки близился выпускной.
Лучшему портному в городе было заказано платье. Из золотой парчи.
- Зачем мне красивое платье? – рассеянно поворачиваясь перед зеркалом во время примерки, с тоской думала Марго, - ведь ОН меня в нём не увидит.
Рита не знала имени парня из кинотеатра. И про себя назвала его – Конг.
Таинственный незнакомец казался ей таким же сильным и бесстрашным, как герой фантастического фильма.
***
Странно, но родители, которых Маргарита так обожала, после встречи с Конгом, начали её раздражать.
Риту вдруг затошнило от их заботы, приторно-ласковых слов и дорогих подарков.
Она начала подозревать отца с матерью в душевной неискренности. Ей стало казаться, что родители любили её только такую, удобную для себя, отличницу в школе и примерную исполнительницу их велений.
Маргарите мерещилось, что стоит ей лишь сдать обороты в погоне за идеалом, и отец с матерью огорчатся, покачают головами и скажут: «Мы-то думали, что хорошую дочь воспитали, а ты оказалась…».
Тогда, в темноте кинозала, под горячей ладонью незнакомого парня, персонаж «отличница Риточка» взял да растаял.
Осталась Марго.
***
Настал день выпускного.
Нарядная семья Гогуа собралась на торжество.
- Дочка моя, ты у меня Жар-птица, – не мог оторвать умиленного взгляда от взрослой дочки растроганный папочка. Что было, в общем-то, неудивительно.
Над тяжёлыми смоляными волосами Маргариты часа два корпел, вызванный на дом, пожилой парикмахер-еврей.
Он так и эдак выкладывал прядь за прядью, следуя мудрёному своему замыслу, причмокивал губами, тёр усталые пальцы о кипенно-белый передник.
Когда локоны, наконец, были сложены в витиевато скрученный, роскошный «гребень», обнажающий голую лебединую девичью шею, восторженный мастер всплеснул руками.
Прямое длинное золотое платье закончило дело.
***
Запах цветов, женских духов, резких мужских ароматов - всё это вскружило Маргарите голову сразу, как только она шагнула за школьный порог.
- Риточка, когда усядемся за столы, прочтешь своё стихотворение, - впопыхах подскочила к ней классная руководительница. - И не волнуйся! А то слова забудешь…
Выпускница слова собственного стихотворения прекрасно помнила. С вдохновением продекламировала первую строчку:
Школа любимая наша, прощай…
В окне, напротив, метнулся Конг.
Речь Марго «угасла» на полуслове. Девушка, как будто, привидение увидела. По её шее поползли багровые жаркие пятна.
Маргарита обессилено «сползла» на стул. Кто-то подал ей стакан воды.
«Сколько раз я себе говорил! Девочке нельзя нервничать! – мысленно «посыпал себе голову пеплом» встревоженный Тамаз, – она у меня такая впечатлительная».
Полчаса спустя, школьная приятельница Риты принесла ей записку.
- Это тебе, – впихнула она в руки Гогуа клочок замызганной в «клетку» бумажки.
Марго дрожащими пальцами расковыряла неопрятный комок.
«Приходи за школу», – было написано там.
***
Далее события разворачивались стремительно.
Марго выскочила во двор, завернула за угол.
Конг ждал.
Он схватил девочку за руку. Поволок в кусты.
Голодною хищной пастью впился в губы. Кусал их. Мешал дышать. Стянул с себя куртку, бросил на землю, повалил Марго на спину, грубо раздвинул ей ноги.
Потом истерично дёргался и возился, тихонько поскуливая. Вскоре замер. Капля его тягучей слюны сползла на щеку Марго.
***
В тот вечер Марго забеременела.
До поры, до времени ничего не подозревала. Даже когда, живот начал упрямо расти, надеялась, что всё само собой рассосётся.
Не рассосалось.
В голове у Риты крутилась пошлый дворовой мотивчик, подцепленный ею случайно, как вирус детской «свинки»: «Вот и всё, а ты боялась. Только юбочка помялась, да животик стал побольше».
Конга с весенним призывом забрали в армию.
Он слал Марго письма, на её вкус придурковатые, в каждом слове про любовь, и каждое - с ошибкой.
Рита теперь себя проклинала. Она поняла, что Конг – вульгарная тупая обезьяна.
***
Тамаз, выслушав от Нателлы новость, всю ночь прорыдал, как младенец.
Отказался пить валерьянку.
Швырнул в супругу рюмку с утешительным коньяком.
Через полгода у Риты родился мальчик.
Тамаз перевёз семейство на другое место жительства, чтобы «рецидивист» не объявился.
Маргарита не упрямилась. Наоборот, вздохнула с облегчением. Гогуа из города исчезли, как в воду канули.
Вскоре Рита вышла замуж за приличного человека.
Родила девочку.
Тамаз Гогуа часто жарит с любимым зятем бараний шашлык, куском домашнего лаваша они снимают сочное мясо с горячего шампура. Потом пьют молодое вино, не спешно беседуют о том, да о сём.
Озорные голодные внуки, мальчик и девочка, мчатся к обеду. Девочка с кудрявой головою, в голубом коротком платьице взбирается к Тамазу на колени. Он «топит» нос в её тёмных волосах, закрывает глаза, и с «перехваченным» от счастья горлом, начинает раскатисто-глухо петь: «Я могилу милой искал. Но её найти нелегко. Долго я томи-и-ился и искал. Где же ты моя Сулико?».
***
А Конг о Маргарите помнит и теперь.
Когда на душе у него становится тошно, он больно колотит себя в грудь кулаком и орёт в полный голос: «Кинг-Конг жив!»
Автор Елена Чиркова