- Завтра… - сказал любимый, обнимая Марину на прощание.
- Завтра. Я буду скучать!
- И я.
Кирилл с её мамой и бабушкой уехали, а к Марине пришли Женя и Света – самые близкие подруги. Они наделали бутербродов, устроили девичник...
Она просидела дома почти тридцать лет и три года. Как Илья Муромец на печи. Почти, потому что трех лет не хватило. Марина очнулась раньше. Очнулась, просидев тридцать лет. Не на печи, просто в своей квартирке, доставшейся ей от мамы и бабушки.
Нет, иногда Марина выходила… в магазин, например. Или вечером, когда уже было совсем темно, она могла прогуляться по парку за домом. В полном одиночестве. Страха не было. Какой страх, когда тебе нечего терять? Когда всё, что было для тебя дорого и ценно, потеряно давным-давно. Все…
Марине было тогда восемнадцать. Она училась на первом курсе филфака в университете, и собиралась замуж за Кирилла. Любимого, до безумия, молодого человека.
Мама и бабушка были не против, что она так рано собралась замуж. Вон, мама Марины, Рита, вообще ни разу не была замужем. Как обожглась об отца Марины, так и зареклась замуж выходить. Даже отношениям не давала существенного места в своей жизни. Так, водились у Риты изредка ухажеры. К кому-то она была более благосклонна, к кому-то менее. Но дальше порога, что называется, не пускала. Не в квартиру, а в душу. Историю о своём отце, - что именно у них произошло с матерью, - Марине так и не довелось узнать.
Кирилл понравился и Рите, и бабушке Марины, Галине Андреевне. И родные парня пришлись всем по душе. Перед свадьбой Кирилл отправился в область, в свою деревню, чтобы привезти родителей. Рита и Галина Андреевна собрались прокатиться с ним.
- А ты с девчонками тут спокойно посидишь. – сказала мама, целуя Марину. – Мы с удовольствием с Михайловыми вечерок скоротаем, а завтра все вместе в город вернёмся.
- Мама там собралась какие-то соленья в неприличных количествах везти на свадьбу. – театрально взялся за голову Кирилл. – Маргарита Васильевна, вы мне поможете вразумить её?
- Я постараюсь, Кирюш! Но те грибы, которые Зина привозила осенью, мы слопали за три дня. Может и ничего, пусть везёт?
- А друзья-то твои на чём поедут завтра? – спросила Марина у жениха. – Заказали автобус?
- Автобус заказали. Не переживай. Мы впятером на машине, а пацаны на автобусе прикатят.
- Марина, не напивайтесь тут с девочками! – сказала бабушка.
- Мама! Когда она напивалась? Ты рискуешь сорвать ребенку свадьбу! – возмутилась Рита.
Все тогда были так веселы и радостны. Никого не царапало никакое предчувствие. Даже тень предчувствия не маячила. Кирилл увлёк Марину в кухню и там крепко поцеловал:
- Завтра… - сказал он.
- Завтра. Я буду скучать!
- И я.
Кирилл с её мамой и бабушкой уехали, а к Марине пришли Женя и Света – самые близкие подруги. Они наделали бутербродов, купили четыре бутылки жигулевского пива, и тянули их весь вечер. С утра нужно было всем прихорошиться. Нарядиться. Решили лечь пораньше. Неожиданно зазвонил телефон. С этого звонка и начался тридцатилетний кошмар. Знакомый и привычный звук телефона словно хлестанул Марину по спине – рука дрогнула, и остатки пива, которые она выливала в стакан, пролились на стол.
- Ты чего? – удивилась Света.
Она как раз рассказывала дивную историю, что у соседей родственник вернулся из мест не столь отдаленных, и не дает ей, Свете, прохода. История была скорее смешной, чем страшной, потому что несчастный сиделец, Валера, ничего такого себе не позволял – то цветочек подарит, то неловкий комплимент отвесит. Браслет вручил – Света браслет носила. Оргстекло, красивые картинки с цветочками. Вроде как ни к чему не обязывает…
- Кто это может быть? – стараясь унять дрожь в голосе, спросила Марина.
Девчонки удивленно смотрели на неё. Телефон звонил. Мало ли кто это? Поздравить кто-нибудь хочет…
И она подошла.
- Да?
- Мариша, привет! – в трубке был треск, сквозь который прорывался женский голос. – Я у председателя попросилась в сельсовет, позвонить. Спросить, чего там Кирюшка-то? Не поехал за нами, что ли? Так нам со всеми завтра, что ли, автобусом ехать? Просто банки эти окаянные…
Звонила Зина, мама Кирилла.
- Как? Как не поехал? Тётя Зина, как не поехал?! – закричала Марина. – Они часов пять уже как выехали! Кирилл, мама и бабушка. Все к вам поехали, с ночевой!
- Да? – растерянно переспросила Зина. – А где же их черти носят?
Верить в плохое никому не хотелось. Но оказалось, что случилось самое плохое. Водитель большегруза на встречной не справился с управлением и его вынесло на вторую полосу, где в него и врезалось сразу несколько машин. Автомобиль Кирилла был первым в этой мясорубке, в нём никто не выжил. И водитель, и обе пассажирки скончались ещё до приезда скорой.
Марина то время помнила плохо. Смутно. Какие-то люди помогли, слава Богу, справиться со всем. Соседи, друзья, родители друзей. Помогли с похоронами. Деньги у Марины были. После гибели мамы и бабушки оказалось, что денег, оставшихся от деда-академика, хватит Марине чуть не до конца дней, если не шиковать. Она знала, конечно, что бабушка в начале девяностых как-то очень правильно обошлась со средствами, накопленными во времена активной работы деда, но не подозревала, что настолько. В наследство Марине осталось около пятидесяти тысяч долларов. Ничего себе, бабушка наэкономила…
И всё… и нет больше бабушки. И мамы нет. Вместо свадьбы были похороны, а Кирилла похоронили в деревне, в тот же день, когда Марина хоронила своих. Она даже не попрощалась с любимым. Марине было стыдно: она стояла у гроба матери, а думала о Кирилле. Вот это ей запомнилось очень хорошо.
Убили любовь. Забрали надежду на счастье.
Из университета Марина ушла. Точнее, просто перестала туда ходить. Ей всё слали и слали какие-то бумаги, она выбрасывала их, едва просматривая. В одной из этих бумаг было написано, что Марину отчислили. Ей было совершенно всё равно – отчислили и отчислили. Она не человек. Тень. Тень своего прошлого. Зачем тени образование?
Светка и Женька какое-то время регулярно приходили к Марине и пытались её растормошить. Она куталась в бабушкину шаль, сидя на диване в одной позе, и смотрела на девочек с непониманием. Чего они хотят от неё?
- Марина, пойдем пройдёмся?
- Куда? Я не хочу.
- Марина! Так нельзя!
- Как – так?
Её голос звучал совершенно безучастно к происходящему.
- Сидеть тут, как будто ты тоже умерла! – крикнула Женя. – Выйди на улицу!
- Я выходила. – безразлично сказала Марина. – За молоком и хлебом.
Магазин, слава Богу, был в ста метрах от её дома. Только дорогу перейти, и вот он, магазин. Ходила в него Марина, когда дома заканчивалась еда. Старалась сходить вечером, перед закрытием. Днем она не ходила на улицу – Марине было больно смотреть на свет. Он был напоминанием о жизни, а жизнь закончилась. А рано утром Марина не ходила в магазин, чтобы не встретиться с местными пенсионерками. Они все знали её бабушку, Галину Андреевну. Они стали бы причитать… то есть, сочувствовать, конечно, но у Марины не было сил принимать соболезнования.
Они с девочками во время их последнего визита сильно повздорили. Сначала Марина отвечала им совершенно равнодушно, а потом сорвалась и накричала. И выставила из дома. И больше девочки не приходили к Марине. Дружба закончилась. И это было так логично, так закономерно. Любовь закончилась, жизнь закончилась. Её, Марины, нет. Как она может с кем-то дружить?
Марина не искала себе работу. Ела она мало. И денег, соответственно, расходовала мало. Если бы было желание, она бы нашла работу, конечно. Но никакого такого желания у Марины не возникало. Она с трудом заставляла себя открывать глаза по утрам. Просыпалась, понимала, что жива, а глаза открывать не спешила. Не хотела. Открыть глаза означало начать очередной пустой и бессмысленный день…
Постепенно Марина разобралась, как платить за квартиру по квитанциям, чтобы не было долгов и проблем. Ходить в банк платить ей приходилось. И в магазин. На этом всё. Много лет прошло, прежде чем Марина вышла погулять вечером в парк. Три года. Или уж пять.
Однажды позвонила тётя Зина. Она говорила обычным голосом.
- Я уж все слёзы выплакала, Мариш. Надо жить. У нас ещё двое.
Марина подумала, что может в этом и есть разница между ними? Да, Зина потеряла сына, но у неё осталась семья. А у Марины никого и ничего.
- Приехала бы к нам, дочка. – с жалостью сказала Зинаида. – Даже на могилке у Киры ни разу не была.
- Я не могу. – прошептала Марина. – Не могу!
Больше мать Кирилла не звонила.
В один из вечеров Марина взяла очередную книгу с полки дедушкиной библиотеки. Деда не было уже много лет, а библиотека, собранная им, стояла. Большая библиотека. Комната шестнадцать квадратных метров, и все четыре стены от пола до потолка заставлены книгами. Если бы не эти книги, Марина бы спятила давно в своем добровольном заточении.
Книга оказалась сборником пьес. Неожиданно для неё самой, пьесы читать Марине понравилось больше, чем прозу. Она за вечер проглотила две пьесы Ибсена. От деда осталась библиотека… а от Марины что останется?
Читая, она видела происходящее в своей голове. Как интересно… чётко, по делу. Не отвлекают описанием чувств, природы и чужих мыслей. Вот бы и ей написать что-то такое! Ведь именно об этом Марина мечтала… когда-то давно.
Марина прошла к шкафу в своей комнате и вытряхнула оттуда старый портфель. Она ходила с ним в институт. Там нашлась тетрадка, даже и не одна. Марина выдернула первые три исписанных листа, и начала с чистого. Пьесу.
Первая пьеса Марины получилась очень мрачной. Но вот что удивительно: написав её, она почувствовала себя лучше. Словно этот мрак, который теперь был в тетради, вышел из неё. Переселился из Марининой души на бумагу. Ничего себе!
Она отложила тетрадь в нижний ящик стола. Надо продолжать. Хорошо ведь получается. Да, мрачно! Но хорошо… Марина внимательно читала пьесы великих мастеров прошлого, и старательно выписывала своих героев, чтобы не хуже. Про любовь писала, стиснув зубы. Сапожник без сапог!
Но не будешь ведь писать о несчастной любви всё время. Придется писать и о счастливой. Ничего, что Марина сама несчастлива. Не всем же, в конце концов…
Так она и жила. Два раза в неделю магазин. Раз в месяц банк. Иногда парк, тёмный и недружелюбный с виду. Такой же, как сама Марина.
Совсем редко она включала телевизор. Видимо, поэтому он и прослужил Марине все эти годы. Одежду и обувь иногда приходилось покупать – это было настоящим испытанием. Да что там, покупка одежды! У Марины бывали такие дни, когда она с большим трудом заставляла себя помыться. Просто знала, что если не помоется, будет себе противна. А хотелось-то только одного… просто не вылезать из постели.
Когда Марина уже написала штук двадцать пьес, она вдруг задалась вопросом: почему её тогда так раздавило горем. Понятно, что горе было огромным. В тройном размере. Ещё оно было внезапным, неожиданным. Марина была совершенно к нему не готова. Вот и придавило её, как камнем. Вот и не может она вылезти… так долго. Странно, но бывает и так, наверное.
- Вставай, тряпка! Иди, кофе свари себе! – простонала Марина.
Сегодня был как раз такой день, когда из постели вылезать не хотелось. Не представлялось возможным.
Она притащилась с трудом в гостиную с чашкой кофе, и включила телевизор. Какой-то местный канал. Там высокий седоватый мужчина лет сорока говорил о том, что они стараются изо всех сил держать городской драматический театр на плаву, но хотелось бы ставить что-то современное в том числе, а материала катастрофически не хватает. Ведущая передачи сочувственно кивала:
- Нет сценариев?
- Пьес. – поправил её мужчина. – Есть. Полно. Хороших нет почти.
- А какой сейчас год? – спросила Марина вслух, не сводя глаз с экрана.
Не то, что бы всё было так запущено – когда Марина платила за квартиру, свет и телефон, она видела даты на квитанциях. Правда, потом забывала об этих датах.
Паспорт поменяла несколько лет назад – ей напомнили об этом в том же банке. А потом снова забыла – какая разница, какой год?
Однажды закончились деньги. Они, конечно, должны были закончиться. Это Марина ещё долго протянула на бабушкиных накоплениях. Даже подумать о том, чтобы пойти работать, Марина уже не могла. Она бы не выдержала среди людей. Работать – это не в банк сходить.
Было понятно, что рано или поздно придется продавать квартиру, покупать маленькую, и жить на разницу. Но пока Марина обошлась полумерами – продала кое-что из дедушкиного антиквариата.
- Прости, дед. Мне всё равно некому это передать…
Продала по объявлению в газете. Повезло – нарвалась на порядочного коллекционера. Он честно заплатил и предложил обращаться, если что.
Но и эти деньги скоро закончатся. А у них, говорит этот театральный мужик, материала нет. Пьесы есть, а хороших нет. Марина выключила телевизор и подошла к зеркалу. Она иногда мельком смотрела в него, в зеркало. То, что она видела там, всегда оставляла её равнодушной. Ну, отражается, и слава Богу. «Если вы отражаетесь в зеркале, значит вы не вампир!» Откуда это? Русское радио? Армянское? Или она сама только что придумала?
Всё могло бы быть намного хуже. Ну, седина… так она с восемнадцати лет у неё, седина эта. Морщин почти нет – от чего морщины? Спит, сколько хочет. Нервы ни на что не тратит. Причесаться, и можно идти. В театр.
С одеждой дела обстояли хуже. Марина выбрала какой-то черный сарафан, а под него – цветастую блузку. Сейчас, наверное, такое уже и не носят… вещи были из далекого прошлого. Она не поправилась с восемнадцати лет ни на грамм. Скорее, стала ещё худее.
Марина пришла в театр и попросила встречи с руководством. Охранник на вахте посмотрел на неё оценивающим взглядом. Марина поежилась.
- Так могу я попасть… к руководству?
- Сейчас нету их. Оставьте свой телефон, и по какому вопросу – я передам.
- Вам оставить? Может, секретарю лучше?
- И-и, милая барышня… Дмитрий-то Григорьевич у нас сам и за директора, и за секретаря. И сам спектакли ставит. – охранник понизил голос. – А ведь еще и личная драма у него случилася. Жена ушла, да прямо к московскому режиссеру!
Марине стало смешно. Впервые, наверное, за тридцать лет.
- Прямо к московскому?
- А то! А наш-то ходит, как ни в чем не бывало. Но мы-то знаем… а вы присядьте, подождите.
Охранник, видимо, уже определил Марину в приятели. Но она успела устать от разговора. Она уж и забыла, когда столько разговаривала последний раз.
- Знаете, я оставлю телефон. Скажите, что я… автор. У меня есть пьесы.
Марина начала диктовать свой домашний номер.
- Лучше мобильный.
Она растерялась. Мобильного у Марины не было. А голова уже не просто болела с непривычки. Уже раскалывалась, и какой-то туман наползал со всех сторон. И зачем она, дура, пришла сюда?
- Простите… я зайду в другой раз.
И Марина ломанулась на улицу. Чуть не сбила кого-то на выходе, перебежала площадь перед театром и упала на скамейку без сил. Она не могла сейчас идти домой, так ей было дурно. Да, переоценила Марина свои силы. Когда тридцать лет сидишь в изоляции, лишь иногда обмениваясь парой слов по делу с продавцами в магазинах и кассирами в банке, сложно выдержать говорливого охранника.
Кто-то шел прямо к ней. Марину замутило. Она сказала подошедшему сквозь зубы:
- Я в порядке, спасибо. Не нужно ничего.
- Мне сказали, вы автор.
- Откуда вы знаете? Кто сказал?
Марина подняла голову. Туман чуть рассеялся. Перед ней стоял он, собственной персоной. Дмитрий, кажется? Его она видела по телевизору.
- Вы меня чуть с ног не сбили в дверях. Я спросил у Ивана, что у нас происходит. Он поведал мне, что вы – автор пиес, и у вас нет мобильного телефона.
Марине стало смешно. Она не стала говорить, что поведал ей болтливый охранник про жену Дмитрия и московского режиссера. Хотя, так одичала, что чуть не сказала - едва успела ухватить себя на кончик языка.
- Есть у меня пиесы. Я три пока принесла. Вы посмотрите. Если подойдет, позвоните… мобильного у меня и правда нет. – призналась Марина.
Дмитрий Григорьевич спокойно записал её домашний номер и взял пакет с тетрадками. Заглянул и сказал:
- Компьютера, я так понимаю, у вас тоже нет?
Она только головой помотала.
- Вас проводить?
- Спасибо… мне уже полегче. Я дойду.
- Ну, до связи, Марина…?
- Просто Марина.
Он кивнул и ушел. Она через две минуты собралась с силами, и пошла в сторону дома. Что это вообще с ней было такое? Еще не хватало заболеть. Раньше Марину не пугали болезни, но сейчас, когда её пьесы взял для прочтения театральный режиссер, ей вдруг стало страшно. Заболеть, умереть. Не дождаться.
Марина начала потихоньку выбираться из своей норы. Она пошла в магазин с утра, и поняла, что пока пряталась, не осталось ни одного знакомого лица. Где все те милые старушки, которых она избегала, боясь сочувствия? Где-где… понятно, где. Все там будем. Вот сейчас бы Марина не отказалась от сочувствия, или просто от разговора – а все. Поезд ушел.
Поначалу было очень трудно. Но постепенно Марина привыкала. Дозированно разговаривая с окружающими, она увеличивала дозу. Уже не было страшно. Было хорошо… не страшно. Люди… оказалось, люди – это хорошо, а не страшно. Не больно. Больно было одной, но кого теперь винить? Сама выбрала.
Он позвонил через две недели:
- Я хочу купить все три пьесы. Пока хватит. Сейчас буду инвесторов искать. Всё получится, Марина. Вы как там себя чувствуете?
- Обалденно! – сказала она в трубку, невольно улыбаясь.
И он рассмеялся.
- Я рад. Если вам нужен аванс…
- Нужен!
- Ну и приходите. Я на месте.
Она ехала в деревню на новеньком автобусе. Ехала и боялась. Что там тоже никого не осталось. Боялась, что родители Кирилла умерли. Сколько Зинаиде сейчас? Марина прикинула. А не так уж и много! Лет семьдесят, должно быть…
Маму и бабушку она навестила вчера. Наконец-то проверила, какие памятники у них стоят. Она тогда заказала и оплатила, сама не ездила. Соседка, Муза Александровна, сосватала Марине своего родственника, который занимался памятниками. Тогда ей было всё равно. Сейчас оставалось надеяться, что хмурый племянник Музы был честным парнем. Так и вышло. Памятники стояли, какие она и заказала. Могилы заросли травой, но с этим Марина справилась. Теперь ей хотелось навестить Кирилла… и его живых.
- Скажите, в каком доме Михайловы живут? – она остановила на дороге женщину в сером пальто.
Марина, конечно, уже не помнила. И ей казалось, что деревня изменилась. Но словоохотливая местная жительница всё подробно объяснила.
- Маринка… - ахнула постаревшая Зина, увидев её на пороге. – Слава! Слава, иди скорее, смотри, кто приехал!
Они обнялись. У Марины градом хлынули слезы. Ей казалось, что впервые за тридцать лет.
- Тётя Зина… вы меня проводите…
- Конечно! Конечно, о чем ты? Прямо сейчас и пойдем, если хочешь. Тут недалеко, всего-то километр…
Они навестили могилу Кирилла. Зинаида и Вячеслав деликатно отошли, оставив Марину одну. Она присела на корточки и положила ладонь на землю. Посидела так немного, чувствую легкую грусть.
- У меня все налаживается, Кирюша. Я пишу пьесы. И их будут ставить. Представляешь? У меня в «Весенней мелодии» герой на тебя похож. Я тебя помню, Кирилл. До сих пор помню. А завтра я пойду к Свете и Жене. Надо помириться, я была не права. Совсем не права. Завтра…
«Завтра» - прошелестел ветер в ветвях над её головой...
А может ведь получиться так, что Марина нашла не только себя… но это останется за кадром. Рассказ не о том.
Заранее всех благодарю за подписку на канал и адекватные комментарии!
Реквизиты для желающих поддержать канал:
Карта сбербанка 2202 2056 7696 0161
Тинькофф 2200 7007 4722 8210