Начало истории:
Предыдущая глава здесь:
После нежданного визита я надолго замолчал, отрешённо перебирая в острых когтях волокна искусственного света, подобно нитям тончайшей паутины – свечи догорели, и единственным источником, разгонявшим прилипчивый осенний мрак, настырно лезущий в окна, была небольшая настольная лампа. Её тусклые отсветы в моих руках легко и непринуждённо, не тушуясь, меняли свою волновую природу на корпускулярную, становясь почти что вещественными, так, что, мнилось, из них впору связать ажурное полотно, утончённое одеяние легкокрылого божества или.. саван на давно лишённые крыл обескровленные плечи.
Какое-то время мой ученик, не отрываясь, наблюдал за происходящим. Не могу сказать, что б оно его удивляло, скорее, завораживало. «Расскажите о себе, Учитель –что вы ещё помните?» – дабы прервать затянувшееся безмолвие, вежливо обратился ко мне он. Встрепенувшись, я моргнул, раздумчиво проведя пальцами по лбу. Что я помню? Перекладывать былой опыт на свою насущность оказалось занятием непростым, всё равно что описывать четвёртое измерение: увы, существо трёхмерное понять способно лишь его тень.
Немного подумав, я заговорил: «..Здесь, на Земле, принято давать имена всему на свете без разбора, как бы закрепляя существование самой реальности. Я уже, признаться, привык к этому новшеству.
В нашей Обители было иначе. Ни имён, ни названий. Участвуя в коммуникации.. общаясь, мы обменивались друг с другом необработанными психикой данными о том или ином объекте или явлении. Насколько мне известно, здесь, на Земле тоже существует нечто сродни. Только ваши шаманы и ведьмаки делают это через Навь, а мы.. действовали несколько иначе. Навь – просто изнанка вашей трёхмерной реальности. А.. как же это назвать.. ну, к примеру, Зазеркалье – изнанка всего вообще, вот ею мы и пользовались».
Я неспешно поднялся и подошёл к окну. Вперёд, насколько мог охватить взор, паучьим тенётами, простёртыми под шёлковым балдахином ночи, раскинулся город. Сонмы огней, мерцая и переливаясь, точно нитки самоцветных бус, играли бликами на мокром асфальте разбегающихся по всем направлениям дорог. Я видел это уже не впервые, но обыденная урбанистическая панорама не переставала казаться мне по-своему.. прекрасной? Возможно. Да, я привык. Я стал человеком настолько, насколько позволяла мне моя природа, коррелирующая ущерб от вынужденных потерь с приспособленческими нуждами в новой среде. Проведя не одну жизнь среди людей в уязвимых смертных телах, своей инородностью сокращая их и без того краткое бытие, я, чудилось, даже научился немного понимать их. Самую малость: ведь за тяжёлой завесой человеческой личности я едва ли осознавал происходящее со мной, пребывая в глубоком анабиозе, не помня, кто я, что я, не в силах себя даже помыслить. Чуждой разум в чужом ему теле. Врагу не пожелаешь. Всё-таки каждому своё.
Налюбовавшись ночным городом вдоволь, я обернулся.
«Пожалуй, быть человеком не так уж и плохо». Мигель лишь горько усмехнулся в ответ. Но я не намеревался сдаваться, и продолжил: «Ты даже не представляешь, сколь велико дарованное представителям вашего вида число степеней свободы. Мы, к примеру, располагаем куда меньшим сектором допущений. В своё время я ведь бывал в разных мирах. Мы – цивилизация, общность, раса – как угодно – созданная исключительно для того, чтобы познавать. В том наше высшее и, так думается, единственное, предназначение. Однако наш путь познания иной, нежели ваш: являясь в большей степени существами информационного плана, мы много и беспрепятственно путешествуем. Для нас не существует расстояний – информация голографична и мгновенна, сродни некоторым квантовым эффектам, да и транзит через дополнительные измерения никто не отменял. Время, в общем-то, тоже условно. К тому же сознание, лишённое жёстких ограничений плоти, способно проникнуть почти что в любой закуток. И знание одного становится достоянием всех. Так думается, мы в своих изысканиях подобны архивариусам, собирающим, изучающим и сохраняющим древние свитки. Получая как бы оттиск, только.. помнящий прошлое и знающий будущее. Можно сказать, что, чертя свои бесконечные диаграммы, мы познаём мгновенные лики Бога. Бог, если уж на то пошло – тоже своего рода строго выверенная функция, заключающая в себе как обилие переменных, ответственных за вариативность, так и сопутствующие фиксированные коэффициенты. Полагаю, это нимало не соответствует распространённому среди вас представлению о Вседержителе как о самодуре, творящем, что заблагорассудится, не правда ли?»
Я умолк, склонив голову на бок. До чего неуместно было вести такого толка беседы не в храме, не в гулком уединении монашеской кельи, но в крошечной бетонной коробке, где за тонкими стенами вовсю кипела такая похожая и вместе с тем такая другая жизнь. Шумела вода в трубах, раздавались, меняя интонации, приглушенные голоса, слышались шаркающие шаги, то и дело порхали чьи-то зазевавшиеся сновиденья, ненароком выскальзывающие в реальность и тотчас тающие словно сахар в горячем чае. Осенними листьями на ветру кружились в хороводе людские мысли и.. чувства – отражая, казалось бы, совсем неприметные подробности. И все это так близко и так далеко. Удивительно, до чего же бок о бок друг с другом они одиноки.
Мой собеседник молчал, видимо, давая мне время собраться с мыслями. «Странно.. ты уже не впервой затеял разговор обо мне, – я раздумчиво прикрыл глаза. – Ну что же, среди нас, конечно, нет такого ярко выраженного неравенства, как это принято у вас, однако различия имеются тоже – например, есть свои ученики и.. Учителя. Помимо того каждый работает со сферами своего уровня – так больше порядка. И ещё кое-что: мы всегда сохраняем нейтралитет. Вероятно, в иные времена я смог бы объясниться лучше. Но с тех пор…» Я сокрушённо покачал головой. «Многие ключи от многих дверей мною утеряны безвозвратно. Вместе с тем, однако, я начинаю собирать то немногое, что от меня осталось, складывать разбитый на миллион частей витраж в единое целое, едва ли помня картину, которую он когда-то изображал. Одно только твоё желание знать подноготную мирозданья заставляет меня исподволь ворошить его таинства. Ведь мне самому они, признаться, уже ни к чему».
Я задумчиво уставился в пол, на дешевый линолеум, суррогат, на силу изображавший благородный деревянный спил. Вот и я сам.. что-то да изображаю. Знать бы, что именно.
Продолжение здесь: