Попытка понять кто прав, а кто нет в интернет склоке Евгения Спицына и Николая Платошкина, была поводом ознакомиться с двумя письмами, которые Сталин в компании с Кировым и Ждановым написали на тему проектов учебников по новой истории и истории СССР.
Большинство мало-мальски значимых локальных эпизодов сталинского периода нашей истории заканчивались печально для действующих в них лиц, часто, совершенно независимо от их роли.
Не стал исключением и этот эпизод, в котором действующими лицами были ученые-историки.
Скажите сегодня молодому человеку, что историк – профессия опасная для жизни, он, в лучшем случае, посмеется из приличия и уважения к Вашему возрасту, полагая, что это шутка такая, не очень смешная и не очень умная, или примет Вас за выжившего из ума маразматика.
Давайте простим молодого человека и пожелаем ему, чтобы внешние обстоятельства не разуверили его.
В одном из указанных мною писем Сталин жестко раскритиковал результат труда группы историков, которые готовили проект учебника истории СССР.
Никто из этой группы ученых не отважился отстаивать свое профессиональное виденье истории.
Тем не менее, чуть позже, не смотря на их усилия переделать учебник с учетом замечаний Сталина, двое из группы (Николай Николаевич Ванаг и Сергей Андреевич Пионтковский) были расстреляны, остальные подверглись репрессиям низшего уровня.
Протокол допроса бывшего преподавателя истории ВКП(б) в Коммунистическом институте журналистики (КИЖ) Я.В. Рониса проливает свет на состав преступления руководителя группы по разработке учебника истории СССР Николая Ванага:
«В стенах историко-партийного ИКП велась усиленная идеологическая подготовка слушателей – участников контрреволюционной правотроцкистской организации к восприятию идеи террора. Преподаватели историко-партийного ИКП В.Невский, Ванаг, И.Попов, Кин, Баевский, Кнорин, Карев, Разумовский вели свои занятия так, что оправдывали методы и средства борьбы народнических групп, эсеров, максималистов в России; бланкистов, синдикалистов, анархистов – на Западе, то есть оправдывали террор. Например, Невский на своих занятиях открыто оправдывал террор народников и эсеров, доказывая, что будто бы большевики стояли на точке зрения применения индивидуального террора как метода и средства борьбы».
Если сейчас Вы, в попытке найти оправдание Сталину сотоварищи, подумали, что этот абсурд всего лишь исключение, приведу Вам еще один пример подобного же абсурда, о котором узнал при подготовке статьи «Плевок в лицо народу-победителю | михаил прягаев | Дзен».
Статья рассказывала как и почему был репрессирован … музей вместе с персоналом и зкспозицией, и не просто музей, а музей обороны Ленинграда.
К 1938 году будущий директор этого музея - Лев Раков, выпускник историко-лингвистического факультета Ленинградского университета, был ученым секретарем Эрмитажа, аспирантом кафедры истории Древнего мира, преподавал.
В 1937 году на истфаке, где работал Раков, арестовали нескольких преподавателей.
Их обвинили в подстрекательстве к терроризму: они, дескать, одобряли Брута за то, что тот убил Юлия Цезаря.
Против Льва Ракова – его арестовали в октябре 1938 года - было выдвинуто и еще одно обвинение: организация в Эрмитаже выставки «История русского оружия», на которой было показано вооружение дореволюционной армии, было квалифицировано, как «пропаганда царизма».
Ванаг, который не смог угодить Сталину при разработке проекта учебника истории СССР, был учеником Покровского Михаила Николаевича, входившего в плеяду старых большевиков, знакомца самого Ленина с периода эмиграции, заместителя наркома образования, умершего от рака в 1932 году.
Ванаг был не единственным учеником Покровского.
В Институте красной профессуры у Покровского учились Исаак Израилевич Минц и Аркадий Лаврович Сидоров.
Они оба были заражены вирусом борьбы с методологией буржуазной науки и непримиримости к отступничеству от марксизма.
В 1940-е гг. Минц заменил Ванага в неформальном статусе «главного по истории СССР».
Он был заведующим кафедрами истории СССР в МИФЛИ и МГУ, а с 1937 года — и в ВПШ при ЦК КПСС и занимал практически монопольное положение в изучении истории советского общества. Он был академиком, возглавлял наиболее крупные исследовательские проекты, авторские коллективы учебных пособий. Его ученики (среди которых наиболее заметную роль играли Е.Н. Городецкий, Э.Б. Генкина, И.М. Разгон) вели занятия по истории советского периода во всех престижных ВУЗах Советского Союза. Минц был лауреатом двух Сталинских (1943, 1946) премий.
Ученик Минца историк Иоффе позже писал об учителе, что он:
«был сверхпослушный член партии. Указания ЦК, обкома, райкома, любого партийного мальчишки-инструктора были для него законом. Несмотря на своё высокое положение, он боялся… своей партии!».
Минц внедрял в историческую науку (хотя, не знаю, можно ли при таких обстоятельствах считать ее наукой) сталинские заповеди, изложенные в замечаниях к проекту учебника истории СССР под редакцией расстрелянного в 1937 году Николая Ванага.
Первую заповедь Сталин сформулировал так:
«Группа Ванага не выполнила задания и даже не поняла самого задания. Она составила конспект русской истории, а не истории СССР, то есть истории Руси, но без истории народов, которые вошли в состав СССР (не учтены данные по истории Украины, Белоруссии, Финляндии и других прибалтийских народов, северокавказских и закавказских народов, народов Средней Азии и Дальнего Востока, а также волжских и северных районов, – татары, башкиры, мордва, чуваши и т.д.).
В конспекте не подчеркнута аннексионистско-колонизаторская роль русского царизма, вкупе с русской буржуазией и помещиками (“царизм – тюрьма народов”)».
Этим заявлением, тогда - в 1934 году, Сталин обозначал русский народ, как равный среди всех народностей Советской страны.
Минц, в качестве «главного по истории СССР» наполнял эту формулу необходимым факто логическим содержанием.
Но 24 мая 1945 года на приеме в Кремле Сталин произнес тост. В нём он отметил роль русского народа как руководящей силы, назвал его «наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза». Это дало толчок соответствующей кампании в прессе. Утверждалось, что русскому народу, «старшему и могучему брату в семье советских народов», довелось взять на себя главную тяжесть борьбы с гитлеровцами, и он с честью исполнил эту великую историческую роль. Без помощи русских «ни один из народов, входящих в состав Советского Союза, не смог бы отстоять свою свободу и независимость, а народы Украины, Белоруссии, Прибалтики, Молдавии, временно порабощённые немецкими империалистами, не могли бы освободиться от немецко-фашистской кабалы». Давались установки: «Партийные организации обязаны широко пропагандировать замечательные традиции великого русского народа как наиболее выдающейся нации из всех наций, входящих в состав СССР… должны разъяснять, что сталинская оценка… является классическим обобщением того исторического пути, который прошёл великий русский народ». Требовалось разъяснять, что «история народов России есть история преодоления… вражды и постепенного их сплочения вокруг русского народа», а его освободительная миссия и руководящая роль заключаются только в том, чтобы «помочь всем другим народам нашей страны подняться в полный рост и встать рядом со своим старшим братом».
У другого ученика Покровского - Сидорова на Минца был «зуб».
Кошка между ними пробежала в 1935 г., когда Сидорову припомнили колебания во время партийной дискуссии 1923 г.
Его дело рассматривалось в Центральном комитете комсомола. На заседание пригласили Минца, как человека знакомого с Сидоровым лично, видимо, он должен был дать ему характеристику. Но Минц защищать Сидорова не кинулся. Он не пришел, что Сидоров расценил как проявление трусости.
Сидорова исключили из партии, выгнали поганой метлой из профессии, а его жену арестовали. Более того в Москве, куда Сидоров перебрался, потеряв работу по специальности в Чите, его отказывались принять даже чернорабочим на строительство метро.
С 1936 года, когда Сидоров решением Президиума ЦКК был восстановлен в членах ВКП(б), с работы в журнале «Историк-марксист» началось его второе восхождение к вершинам олимпа.
К 1947 году Сидоров оставался менее успешным, чем Минц, что давало почву для зависти. Тем не менее, его научный статус был уже достаточно авторитетным, чтобы возглавить «крестовый поход» против Минца.
В феврале 1943 года Сидоров защитил диссертацию на соискание степени доктора исторических наук. Он преподавал историю СССР в МГИМО и АОН (академии общественный наук) при ЦК ВКП(б)/КПСС (сейчас это российская академия государственной службы при президенте).
В 1947 году «зуб», который был у Сидорова на Минца, заныл, и тот написал разгромную статью на курс лекций Минца.
Следуя в фарватере нового курса Сидоров обвинял Минца в принижении роли русского народа в мировой истории…, стремлении ослабить чувство советского патриотизма, иными словами в тех догмах, которые Минц вводил в историческую науку, исполняя первую заповедь Сталина 1934 года.
Эти деяния Минца Сидоров с высокой трибуны квалифицировал как «проявление враждебной деятельности против нашей Родины в интересах врагов нашей социалистической страны».
Сидоров не постеснялся вывернуть на изнанку одну из, казалось бы, безобидных цитат Минца.
Тот в статье «Ленин и развитие советской исторической науки», подобострастно восхваляя значение работ В.И. Ленина и И.В. Сталина для советской историографии, между прочим, написал:
«Работами Е.Н. Городецкого, Э.Б. Генкиной, И.М. Разгона, Н.А. Корнатовского, О.А. Шекун и др. положено изучению советского периода истории нашей страны».
Прежде чем читать дальше, прервитесь на секунду-две и постарайтесь без подсказки Сидорова понять крамолу в приведенной Вам цитате.
Признаюсь, я бы вряд ли смог придумать, поэтому воспользовался подсказкой.
Сидоров:
«…венцом надругательства над советской наукой, над трудами В.И. Ленина и И.В. Сталина, является совершенно недопустимое вражеское заявление, что основоположниками по изучению советского периода являются И.М. Разгон, Е.Н. Городецкий и др… Ни Ленин, ни Сталин, ни их работы являются основным фундаментом научной истории советского периода, а работы Минца и членов его группы».
Хорошим подспорьем Сидорову в его баданиях с Минцем стала пошедшая по стране семимильными шагами антисемитская кампания, наиболее яркими страницами которой чуть позже станут «дело врачей», переросшее в репрессии евреев из числа руководящего состава НКВД. В мясорубку антисемитской кампании попадет даже жена Молотова.
Разгром «группы Минца» позволял сторонникам Сидорова занять лидирующее положение в изучении советской истории, самого престижного направления исторической науки. Антисемитские нотки проходивших проработок прекрасно подходили для этих целей, поскольку сам И.И. Минц был евреем, а среди его учеников много было лиц еврейского происхождения.
Позже Организатор «антикосмополитической» кампании в МГУ профессор А. Л. Сидоров заявит:
«Там, где появлялся Минц, появлялись исключительно евреи. Я не против евреев, среди которых у меня много друзей и много учеников, но я против того, чтобы собирали и группировали только их, как это делал Минц».
Но 3 марта 1949 г. прошло партийное собрание исторического факультета, на котором Сидоров заявил, что Минц - «наиболее типичный выразитель и проводник взглядов буржуазного космополитизма».
Как, скажите мне, не вспомнить в связи с этим популярное двустишие:
«Чтоб не прослыть антисемитом, зови жида космополитом».
А чуть раньше, 25 февраля, в Институте истории прошла сессия, на которой историки близкие к Сидорову потребовали искоренить антипатриотические настроения в среде советских историков. Главными носителями этих настроений назывались Н.Л. Рубинштейн, И.И. Минц и «их защитник и покровитель» Е.Н. Городецкий.
Следом за этим, прошло заседание в академии общественных наук при ЦК ВКП (б) по вопросу борьбы против космополитизма на идеологическом фронте. На нем почем зря костерили «космополитов», которые «пробрались в историческую науку, окопались на истфаке МГУ и разлагают молодежь». Именно здесь прозвучал призыв «забить последний гвоздь в крышку политического гроба Исаака Минца и его прихвостней – Разгона, Городецкого, Звавича, Зубока…».
И вот уже в середине марта на расширенном заседании кафедр истории СССР Академии общественных наук при ЦК ВКП (б) историки Ким, Сидоров и Чугаев, не подбирая выражений, на славу попинали Минца и близких к нему историков.
Выступавшие утверждали, что в работах Минца была извращена история Великой октябрьской социалистической революции, не показано ее коренное отличие от буржуазных революций, принижена роль СССР и русского народа, создателя в первого в мире социалистического государства. Более того, Минцем и его «группой» сознательно была сорвана работа по написанию учебника по истории СССР. «Группа Минца» была обвинена в монополизации изучения и преподавания истории советского периода. Более того, по словам Сидорова, она сознательно тормозила становление молодых кадров специалистов по советской истории.
15 марта в стенгазете исторического факультета «Историк-марксист» появилась статья, где звучал призыв «до конца искоренить космополитизм в исторической науке – Минца, Разгона, Городецкого, Верховеня и др.» Среди материалов этого своеобразного спецвыпуска газеты была и статья аспиранта Минца А.С. Кара-Мурзы под названием «А король-то голый». В ней «убедительно показывалось, что академик попросту самозванец, а как научный руководитель выше двойки не тянет. Аспирантом он не руководил, а когда руководил, то лучше бы не руководил, ибо пытался направить по ложному пути».
С космополитизмом боролись все и везде. На всех собраниях, где доводилось бывать Сидорову, тот нещадно наезжал на Минца.
24-29 марта в Институте истории на заседании Ученого совета, посвященные борьбе с космополитизмом он говорил:
«На мой взгляд, во главе космополитизма в области исторической науки стояли академик Минц, профессор Разгон и его группа…». Он связал деятельность Минца с наследием уже разгромленной «школы М.Н. Покровского». Именно Покровский и Минц «реабилитировали немцев в русской исторической науке, закрепив приоритет последовательного космополитизма, пресмыкавшегося перед иностранными учеными».
В 1934 году Сталин упрекал историков – разработчиков проекта учебника истории СССР, что их «конспект не отражает роли и влияния западноевропейских буржуазно-революционных и социалистических движений на формирование буржуазного революционного движения и движения пролетарско-социалистического в России. Авторы конспекта, очевидно, забыли, что русские революционеры считали себя учениками и последователями известных корифеев буржуазно-революционной и марксистской мысли на Западе».
Теперь, в 1949-ом, Сидоров критиковал Минца за то, что тот:
«всячески стремился принизить победу советского народа над иностранными интервентами, утверждая, что причиной их ухода было давление международного пролетариата».
Очевидно, что эта мысль полностью соответствовала интернационалистской коммунистической идеологии, господствовавшей еще недавно, но теперь она оказалась «принижением заслуг советского народа».
Совместно с Д.А. Чугаевым А.Л. Сидоров подготовил для журнала «Большевик» итоговую статью о кампании борьбы с космополитизмом. Минцу была посвящена львиная доля статьи. В ней повторялись все прозвучавшие на заседаниях обвинения. Утверждалось, что:
«антипартиотическая группа И. Минца подвизалась в области истории СССР, стремясь в своих работах принизить историческую роль великого русского народа, русского рабочего класса в мировой истории и в строительстве социализма, принизить историческое значение советского государства и советского социалистического строя для судеб народов всех стран».
И.И. Минц сознательно искажал советскую историю: показывал октябрьское восстание как стихийное, а не проводимое под чутким руководством партии большевиков; замалчивал международное значение Октябрьской революции; игнорировал разработку проблем социалистического строительства и развития советской культуры; «в истории гражданской войны он смазывал решающее значение советского патриотизма, воспитанного партией Ленина-Сталин»; затушевывал героическую борьбу советского народа против интервентов в годы Гражданской войны. И вообще: «Вся концепция истории гражданской войны в лекциях И. Минца решительным образом расходится с «Кратким курсом истории ВКП (б)»».
Минц лишился всех руководящих постов, в качестве ссылки его назначили заведующим кафедрой в Московском государственном педагогическом институте, а Сидоров после Минца схомячил еще и академика Б.Д. Грекова.
В 1950 г. он возглавил комиссию по проверке Института истории, долгое время руководимого Б.Д. Грековым. Заключение было негативным. А работе института было обнаружено множество идеологических и кадровых ошибок. Вскоре А.Л. Сидоров сменил Б.Д. Грекова на посту директора института.
Минц потерял не только статус и полагающиеся по нему привилегии. Такие обстоятельства угрожали потерей свободы, а, возможно, и жизни.
Поэтому, наверное, не стоит осуждать Минца, что тот, по свидетельству Иоффе, зимой 1953 года, вместе с неким Хавинсоном объезжали высокопоставленных и знаменитых евреев, собирая их подписи под письмом, осуждающим «убийц в белых халатах» и заверяющим партию в преданности еврейского народа».
После смерти Сталина Минц вернулся в науку. Видимо, оказались востребованы его умение быть сверхпослушным членом партии и воспринимать законом указания ЦК, обкома, райкома, любого партийного мальчишки-инструктора.
В 1974 году он стал лауреатом Ленинской премии, а в 1976-ом героем Социалистического труда.
С 1954 года Минц трудился старшим научным сотрудником Института истории АН СССР (позднее Институт истории СССР). Он был председателем Научного совета АН СССР по комплексной проблеме «История Великой Октябрьской революции» (1957—1989) и членом авторского коллектива стабильного учебника «История КПСС» под редакцией Пономарёва.
В 1976—1977 годы Минц являлся главным научным консультантом цикла документальных телевизионных фильмов «Наша биография», посвящённых 60-летию Октябрьской революции.
Евгений Спицын, оппонируя Николаю Платошкину, назидательно заявил, что истории, как ни странно – наука точная.
Как по мне, то эту фразу можно произносить только в качестве сарказма, и Задорнов, схохмивший, что Россия – великая страна с непредсказуемым прошлым, куда ближе к истине, чем Спицын. Нет?
Свое мнение оставляйте в комментариях. Уверен, оно будет интересно многим.