Давно я не испытывал ничего подобного. Рядом с ней я чувствовал себя настоящим рыцарем в сверкающих доспехах. Мне было приятно помогать ей, и еще приятнее осознавать, что она полагается на меня. Не в смысле финансовой поддержки, как раньше, а в смысле решения проблем своей женщины. Я совсем забывался. И, к тому же, ее брат больше не будет преградой. Я смогу без помех полностью погрузиться в наши отношения. Стоп! Я сказал "отношения"? Я, кажется, слишком увлекся или, возможно, действительно готов на нечто большее, чем просто близость без обязательств?
Аня
Вот как всегда получается. Вадик снова попал в беду, и Фирсов снова сгоряча предложил помочь. Зачем? В знак благодарности за то, что я помогла его отцу? Да, это была его официальная версия. Хотя верить в нее было сложно. После того, как мы случайно поцеловались в подъезде, я просто перестала ему доверять. Если я вообще когда-либо доверяла. Но, в конечном итоге, все было грустным. Вадик был направлен в кадетское училище. И для него это было как тюрьма - никакого интернета, обычных друзей, домашней еды и свободного времени. Только обучение, тренировки и военная подготовка. Это не было его предназначением. И не моим. Но мне было нечем возразить.
Во-первых, я действительно уже не могла справиться с ним, и каждая новая его деловая поездка могла стать последней. А, во-вторых, я просто не могла поспорить с Фирсовым. Он просто не слышал меня. Он ворвался в мою жизнь как ураган и смел все мои попытки проявить самостоятельность. И, хотя он ничего плохого не делал, наоборот, даже помогал, это меня еще больше раздражало. Я не просила его помощи! Я просто хотела кричать об этом. Я сама могу! Как кризис трехлетнего возраста, черт побери! Но все мои тщетные попытки разбивались о его широкую, мускулистую грудь. Я была вынуждена подчиняться его указаниям. В нашем случае - его желаниям. Я стала просто марионеткой, а не Кондратьева Анна Сергеевна.
Утром Фирсов дал новые указания. Он даже не потрудился позвонить, просто отправил сухое сообщение.
"БУДУ В СЕМЬ. ПРИГОТОВЬ БРАТА И ЕГО ДОКУМЕНТЫ."
И все. Ни "доброе утро", ни "как выспалась?" Ничего. Хотя зачем спрашивать, когда было ясно, что утро было, но явно не доброе, и спать мне не давали. Я всю ночь думала о том, поступаю ли я правильно, не иду ли слишком далеко. И вообще, есть ли у меня право решать за Вадика. Я думала очень много. На самом деле я просто боялась, что усну, и Вадик убежит. Я не могла проворонить его.
С утра, в полседьмого, сразу после СМС от Фирсова, я пошла будить брата. Он, конечно же, послал меня лесом. Но как только услышал, что Фирсов звонит и кричит в трубку, сразу встал и, облив меня матами, пошел собираться. Подпустил страх? Скорее всего. Примирится? Это маловероятно. Собравшись как-то поспешно, Вадик еще раз проявил ласковость ко мне и пошел к Фирсову. Он даже не взмолился, ссылаясь на нехватку времени. Я только видела, как они встретились с братом и уехали, смотря с балкона.
Оставшись в пустой квартире одна, я почти начала плакать. Но слез у меня как всегда не было. Прохладный душ разбудил меня. Работу никто не отменял. Хотя сегодня больше всего хотелось спрятаться в уголке, покинуть все дела и просто лежать. Я чувствовала себя измученной и не знала, что делать дальше.
- Слушай, в этом есть что-то хорошее! - Лена, в отличие от меня, смогла найти положительные моменты в отъезде брата в кадетское училище, когда я рассказала ей последние новости. - Теперь он будет под присмотром. И может быть, ему там понравится. По крайней мере, его там точно не пустят во все тяжкие.
- Лен, ты думаешь, я не понимаю это. Просто совесть мучает. Получается, я сдала своего брата и успокоилась.
— Оставь эти сопли! — отмахнулась моя подруга. Ей всегда было легко меня воспитывать. — Ты сама придумываешь проблемы. Пусть он там учится, а ты отдохнешь. Наконец-то сможешь вздохнуть спокойно.
Мы поговорили еще немного, и я пошла работать. День был не сумасшедшим, у нас было мало пациентов. Но я была такой уставшей, словно проработала ночную смену в полностью загруженной стационарной клинике. Около трех часов, я села в медсестринской, закрыла глаза, на секунду и заснула.
— Ань, Аняяя... — знакомый голос жужжал у меня в голове, словно надоедливая муха. Я не могла понять, кто он и что он хочет. Но внезапно я почувствовала все коварные планы этого человека в своей голове. Я открыла глаза, возвращаясь в реальность, и увидела перед собой лицо Фирсова. Дерзкое, довольное и светящееся лицо. И он посмел поцеловать меня снова. От этого он светился, как самовар.
— Ты еще раз ударишь меня? — улыбался он, сидя на корточках передо мной.
— Нет. К тому же здесь рядом травматология. Ты сможешь получить еще травмы и отправиться со мной в какую-нибудь казарму. На исправление.
— Обижаешься? — он встал, но не отступал. Даже наоборот, протягивал мне руку, приглашая встать с кушетки. — Скоро ты поймешь, как я был прав. Через пару недель ты не узнаешь своего брата. И будешь благодарна.
— Возможно — я приняла его приглашение, ответив ему, встала на ноги. — Но давай все-таки договоримся, что ты не будешь нарушать мои личные границы — и тут я заметила, как он жадно смотрит туда, куда не следовало смотреть. — И вообще — я быстро застегнула пуговицы халата на груди, из-под которого выглядывало кружево белья, — Ты обещал, что все будет в рамках приличия. А ты уже второй раз нарушаешь эти самые рамки.
— Я ничего не нарушаю. Все как раз в рамках приличия. Но если ты хочешь сравнить, я могу показать тебе, что означает нарушение.
Он приближается ко мне, и я снова теряюсь. Я снова под его властью, но теперь я осознаю, что эта игра мне совершенно не нравится. Мы, как кошка и мышь, как лев и заяц. Но в этой игре я оказываюсь дичью. И он съест меня.
— Нет, не надо — я нахожу в себе силы сопротивляться его очарованию и сделала шаг назад. — Я верю на слово.
— Хорошо, — он все-таки приближается, обнимает меня за талию и прижимает так близко, что могу ощутить его горячее дыхание на своей коже. — Но помни, что в любой момент я могу переступить черту.
Продолжение следует…