В главе 2 мы узнаем, как юное дарование терпит неудачу в любви, находит дело всей жизни и жмет лапу мертвой собаки.
Антон.
В четырнадцать лет Антон не сомневался: ему уготована великая судьба. Не зря же природа или высшие силы наградили его редкостным интеллектом. Он может податься в политики и изменить мир, воздвигнуть корпоративную империю, а если надоест суета, уехать в Шотландию и основать клан целиком из выдающихся потомков. Тропы жизни расстилались у ног шелковыми коврами: ступай на любую, дружок, всё получится. Смерти нет, выход всегда найдется, ведь небу ты для чего-то нужен. Собственно, об этом Антон и размышлял, когда, засмотревшись на звезды, чуть не рухнул навзничь на лед.
Дальше он шел уже медленно, осторожно, но так, чтобы успеть повесить куртку, сложить содержимое ранца на краю парты под углом в девяносто градусов и оставить в запасе пять минут для непредвиденных обстоятельств.
Полдня снова коту под хвост — бесполезный треп по отставшей лет на десять программе. К урокам он не готовился, лишь мельком просмотрел темы. Если спросят, найдет что сказать.
Скорей бы ответил московский интернат: из провинции попасть туда почти невозможно, но с его олимпиадами и характеристикой от директора шанс есть, и немалый. Пойдет на физмат, а летом — компьютерная школа под Костромой. Оттуда в Бауманку поступит или ИТМО, или МГУ. Мечта.
Если откажут, придется остаться в убогой районной школе. Об этом размышлять не хотелось.
Каждое утро он шел через школьный стадион, подныривал под трубы теплотрассы, изогнутые в букву «П». Шагать следовало торопливо, отводя глаза от звериных трупов: придушенной кошки и отрубленной головы пса. Бордоский дог. Широкая бронзовая морда в складку. Без туловища. И рядом его передняя лапа — левая. Они лежали несколько недель, но морозной сибирской осенью трупы не пахли и не вздувались, и Антон представлял, что это муляж, что внутри вата и глаза у него из пластика.
Был и другой путь, но дорога через стадион короче и вдали от автомобилей. Антон проходил здесь, даже зная, что увидит на тропе. Боялся, но упрямо переставлял ноги.
Трупы иногда менялись местами: голова перемещалась по левую сторону тропы, кошка — по правую. Сегодня кошка другая: вчера — белая с черными пятнами, сегодня — серая полосатая, но в той же позе и на вид нетронутая, будто спит.
Кто-то раскладывал их специально, чтобы видели дети. Чтобы не прошли мимо плодов его самовыражения и, возможно, поняли мир чуть больше. Возвращался, чтобы сменить композицию и полюбоваться со стороны.
— Эй, дятел!
Снег скрипел под быстрыми шагами Володьки Деникина, оболтуса с нравом и интеллектом бойцового петуха. Деникин обогнал Антона и преградил путь.
— Физичка обещала контрольную, дай списать.
Антон обогнул одноклассника, по щиколотку проваливаясь в сугроб: узкую тропку занял Деникин в своем необъятном пуховике.
— О, да у нас тут бессмертный. Дай списать, говорю!
— У самого мозгов не хватает? — Антон запрокинул голову и взглянул с вызовом на сжатые губы Деникина.
— Слышь! — Володька пихнул Антона в грудь, очки соскользнули. Антон молча нащупал их в снегу и принялся протирать мокрые стекла тряпичными пальцами. Володька отошёл, попыхтел в стороне, но тут же вернулся.
— Ладно, — сказал вдруг. — Давай помогу.
Мир в мокрых очках потек. Антон сквозь разводы видел протянутую дружелюбную руку Володьки и, немного помедлив, дал свою. Встречная ладонь оказалась узкой и твердой, будто из камня, ледяной, с какими-то пухлыми наростами. И тупыми когтями.
Антон вскрикнул и опять оступился под безудержный Володькин смех.
— Боишься? Ууу-у-у! — Володька не морщась тянул собачью лапу к лицу Антона, ухватив ее где-то в темноте рукава за толстый сустав. — Дай списать или я приду к тебе во сне-е-е-е, — выл замогильным голосом.
Антон лягнул его по локтю, лапа выскользнула и пропала в снегу. Деникин попер как танк. Пацаны поборолись, но недолго: рослый Володька быстро уложил противника на живот и впечатал лицом в сугроб.
— Он же задохнется! — раздался знакомый голос. — Отвали от него, не то закричу.
— Ну, кричи на здоровье, — ответил Деникин, но руку убрал и вразвалку пошел в сторону школы.
Антон, отплевываясь, вытер лицо ладонью. Над ним склонилась встревоженная Соня Маркова — симпатичная блондинка из его класса. Ослепительная, свежая, юная и не по годам развитая. Одноклассники который год вздыхали по ее ладной фигурке и исправно ходили на физкультуру поглазеть, как Соня прыгает через скакалку.
Она протянула руку, но Антон ее жест отверг.
— У тебя губа разбита. Видно, Деникин успел задеть.
— Без вас, Софья Андреевна, знаю. — К отличницам Антон обращался на «вы».
Он поднялся и, хлюпая носом, зашагал дальше. Соня хмыкнула и отстала. Антон знал, что Соня не хочет, чтобы их видели вместе. Оно и понятно: нелепая куртка не по размеру, заношенные сапоги — не поймешь, женские или мужские — на перчатке вообще дыра, откуда выглядывает кончик пальца. Под шапкой оттопыренные уши и ранние залысины, на лице угри с вишню величиной. Та еще образина. Уж он-то в курсе, что Соня и другие девчонки втихаря над ним посмеивались, звали головастиком за большой лоб и тонкие ноги, но Антону было плевать: этих недалеких девиц, как бы ни пыжились они в школе, ждут лишь грязные носки да горы подгузников — нет у женщин выдающихся способностей, величие — дело мужское. А тут на тебе, засмущался дырки в перчатке, стоило девушке проявить сочувствие.
Он вошел в класс и как обычно, ни с кем не здороваясь, сел напротив учительского стола. Очки, к счастью, целы: не придется на доску щуриться.
Яр забежал за минуту до звонка. Упитанный, благоухающий выпечкой — успел сгонять в столовую и отхватить свежих и пышных булочек, скупо сдобренных сахаром, но всё равно бесподобно вкусных. Ярослав Войнович — сын местного миллионера, промышлявшего электроникой, и единственный, кто согласился сесть за одну парту с Антоном Раневским.
— Привет, — Яр достал из ранца булку и протянул соседу. Их ежедневный ритуал.
— Спасибо, — Антон сдержанно улыбнулся и спрятал булочку в ранце.
Общий язык нашли быстро. Яр ладил со всеми. Казалось, не замечал, что остальные обходили соседа стороной. К дружбе с местным вундеркиндом у него был исключительно деловой интерес, Антону же льстило внимание миллионера. С появлением Яра жить стало легче. По крайней мере, побаивались налетать толпой: старший Войнович — человек серьезный. Антон даже был у Войновичей в гостях на четырнадцатилетии Яра. На праздник слетелись дети местных дельцов и прокуроров, он же сидел тише мыши, разглядывая обстановку трехэтажного таунхауса и роскошную, как голливудская дива, жену Войновича — Антон в своем затюханном пиджаке и тортом с жирными розочками в картину не вписывался.
Зато понял, как нужно жить.
Интересно, что Яр забыл в этой дыре? В столице образование на уровне, его отцу по карману даже пансионат, куда Антон подал бумаги в надежде на льготу. Хотя, чего скрывать, Яр учебу там не потянет.
Их дружбе суждено было продлиться недолго: через год отец Володи Деникина с самопальным обрезом будет ждать у ворот таунхауса, когда старший Войнович со всей семьей выедет из гаража на черном блатном «гелендвагене». Войновича не откачают в реанимации, а следы Яра и его матери затеряются навсегда.
Учительница задерживалась. Антон оглядел класс: все в сборе, надо же. Володька сзади угрюмо посматривал на Яра — Антону же, скорчив рожу, продемонстрировал кулак. Пора его проучить.
— Эй, — наклонился к соседу Антон, — отец Деникина у твоего грузы возит? Слышал, он поворовывает: Володька хвастался второй Плойкой, один в один как твоя. Его папаша за год на нее не накопит. Откуда у простого водителя такие деньги?
Ярослав свел брови, задумчиво сунул в рот синий колпачок ручки.
— Накладные подделать раз плюнуть. Я бы на твоем месте сказал отцу, пусть проверит.
— Спасибо, друг. Сообщу.
Яр недобро поглядел на Володьку — тот сразу стух и отвел глаза. Антон довольно откинулся на жесткую деревянную спинку.
Вера Павловна вошла со звонком. Немного за тридцать — еще слишком молода, чтобы превратиться в ворчливую озлобленную каргу. Но, подумал Антон, недалекая. Не написав ни единой строчки, делает вид, что разбирается писательских душах, но всё ее знание содержалось в тонкой книжонке, в которую она поминутно заглядывала.
Хотя за такую родинку над губой многое можно простить.
Из-под руки Вера Павловны возникла на доске дата: «Десятое ноября». Почерк у нее прекрасен, как тождество Эйлера. Антон вывел свое имя на последней странице тетради, скопировав с доски изящные завитки. Ему нравилось, как имя выглядит на бумаге: не просто эфирный звук, а слова, вплетенные в реальность.
— Сегодня начнем новую тему. Надеюсь, все из вас прочли летом «Преступление и наказание»?
Ученики возмущенно загалдели: большинство книгу не осилило.
— Тихо, — успокоила класс Вера Павловна. — Да, Раневский? Что ты хотел нам сказать?
Антон встал. И почему только с Павловной его так трясет? Он ненавидел, когда она склонялась над первой партой: его разнонаправленные уши наливались кровью и рдели красногвардейскими знаменами. Все смеялись и называли его «чекистом».
— Данное произведение нужно исключить из школьной программы, — выдал Антон.
Все замолкли, предвкушая потеху. Стало слышно, как за окном физрук гоняет по стадиону десятый «Б».
— Почему же? — подняла брови Вера Павловна.
— Достоевского ошибочно, не знаю уж по каким причинам, считают великим писателем, но автор он довольно посредственный. При жизни его называли графоманом и не зря: слог ужасен, описания раздуты до комичного, бесцветны и банальны, — Антон перевел дух, вспоминая, как репетировал у зеркала, чтобы речь звучала непринужденно. — Литературоведы пытаются оправдать его ляпы, но истинная причина кроется в спешке. Он строчил эту пародию на роман, надеясь на скорое вознаграждение, которое тут же проиграл бы в рулетку. Я считаю, не следует портить такими произведениями наш художественный вкус.
Класс загудел: нападок на Федора Михайловича даже от Раневского не ожидали.
Вера Павловна вышла из ступора:
— Спасибо, Антон… за то, что честно высказал свое мнение, но отойти от программы я не имею права. Позволь, я продолжу.
Антон кивнул и сел на место, добавив:
— Я выскажусь подробнее в итоговом сочинении.
К радости Яра учительница весь урок старательно избегала смотреть на первую парту.
После звонка Антон вышел в школьный коридор. Перемены он предпочитал проводить в классе, зарывшись в книгу, пока остальные бегали в столовую и подымить в туалете. Но утренний инцидент выбил его из привычной колеи и придал решимости.
Наконец объявилась Соня, и рядом, как по заказу, никого. Момента лучше может и не представиться. Не караулить же у подъезда: она может подумать, что Антон преследует ее, подобно типу, который раскладывает животных у школьного стадиона. Она тоже видела голову пса — окна Сони выходили на букву «П» — и потому почти не гуляла одна, полагая, что кто-то за ней следит.
Спустя пять лет труп Сони найдут у аллеи городского парка культуры и отдыха напротив чертова колеса. Голову с огромными удивленными глазами будет подпирать бескровная левая кисть. Остальное выловят водолазы в десяти километрах ниже по течению Иртыша.
Антон скрестил руки на груди и сделал вид, что внимательно изучает трещину на дверном косяке. Сам же искоса наблюдал за Соней.
Девушка прислонилась к оконной раме и высматривала во дворе что-то или кого-то. Касалась пухлыми губами горлышка «Фанты», пила большими глотками, прикрыв глаза. Мельком взглянула на Антона и снова вернулась к созерцанию школьного дворика, поигрывая бутылкой в руке. Соня запросто считывала его намерения и прекрасно знала, что он давно к ней неравнодушен — девчонки такие вещи с пеленок умеют определять. Возможно, потому и подол синей форменной юбки приподнялся на идеальную для фантазий высоту: выше — вульгарно, ниже — уже не то. По обтянутым капроном стройным ножкам так и хотелось провести рукой снизу вверх, и затеряться под мягкой тканью. Голова от волнения пошла кругом.
Три, два, один…
— Софья Андреевна? — позвал он и тут же пожалел. Голос дал петуха, прозвучало не слишком-то мужественно.
Соня уронила бутылку, она откатилась к ногам Антона. Вместо газировки густая пена.
— Могу я пригласить вас в кино? — выпалил Антон, пока не выветрилась решимость. — Экранизация Толкина, вам вроде нравятся эльфы…
Смех Сони пронесся по школе, сманил зевак, пригласил лицезреть странную пару: красивую девушку с пшеничными локонами до пояса и нелепого пацана с залысинами на висках, который к тому же младше всех в классе. Перемена окончилась, и к классу стекалась публика: одноклассники, Сонины подружки из параллели, их высокие кавалеры из волейбольной команды. Антон от смущения готов был с позором рвануть в класс и залезть под парту, всё равно терять уже нечего.
— Я пойду с тобой на свидание, — громко, чтобы все слышали, ответила девушка и добавила: — Если ты выпьешь залпом всю бутылку.
Она кивнула на «Фанту» с липкими потеками на боках. Антон принял вызов, бездумно провернул крышку. Соня и остальные с визгом отпрыгнули от взорвавшихся рыжих брызг. Газировка шипела змеей. По стенам и брюкам Антона заструились оранжевые потеки, рубашка прилипла к телу, пузыри покалывали, будто тело его распадалось и пенилось, как сода в лимонном соке.
Громче всех хохотала Соня.
Рядом возник Яр, прикрикнул на зевак и потянул Антона в мужской туалет. Они вдвоем плюхали на рубашку воду, но пятна не уходили. С брюк стекала вода. Из окна под потолком веяло насмешливым холодом. Антон продрог в мокром костюме.
Он мог бы наступить на горло гордыне и снести обычный отказ, но только не эту подачку, приправленную порцией унижения, не миг ликующей радости, когда Соня сказала «да», брошенный как наживка и тут же отнятый на глазах у тех, кого он в последнюю очередь хотел видеть рядом.
— Уроды, блин, — ворчал Яр. — Может, лучше домой пойдешь?
Антон покачал головой. В зеркале он выглядел жалко — как игрушка из детского стишка, которую забыли под дождем. Но если уйти сейчас, завтра превратится в кромешный ад.
«Они все меня ненавидят. Все, кроме Яра».
В класс зашли в гробовой тишине. Подошвы Антона оставляли на облезлом линолеуме мокрые отпечатки.
Антон чувствовал, как Соня и остальные сверлят его глазами. Почему не ушел? Не настучал? Почему молчит, не пытается мстить? Как бы то ни было, проверку на прочность он выдержал.
День выдался на редкость отстойным. Дома в прихожей Антон сбросил ранец, поставил на газету у батареи промокшие насквозь ботинки. Ладони после работы на заправке пахли бензином, он трижды тер руки цветочным мылом, но запах так и не вывелся.
Минут через десять Ма с Кирой шумно заняли прихожую. Зеленоглазая шестилетка с вороньим гнездом вместо утренних косичек бросилась к брату и чуть не сшибла с ног.
— Отстань, Кирка!
Мимоходом Антон оглядел ее одежду: в малиновых потеках борща, но всё цело, — и вздохнул с облегчением. К мелкой он не испытывал нежных чувств, только раздражение, — по крайней мере, ему так казалось, — но, когда пару недель назад она снова вернулась с оборванным рукавом, в синяках и слезах, он не выдержал: во время прогулки подкараулил у ворот приставучего пацана и поставил на место. Тот, конечно, нажаловался взрослым, но Антона к тому моменту и след простыл. Больше пацан к Кире не лез. Семье Антон ничего не сказал, догадываясь, что такие методы семья не одобрит.
— Ты поел? — Ма стянула с себя пальто и без сил упала на табурет. Кира ускакала мыть руки.
— Не успел.
— Опять допоздна работал?
Антон показал ей белые, в сети морщин пальцы — будто только что вышел из ванной. Ледяные. Ма понимающе кивнула.
— Еще и окна мыл?
— За чаевые.
— Ты молодец.
— Есть в кого.
Она расцвела, на мгновение став не такой уставшей.
— А что у тебя с рубашкой? — нахмурилась она.
— Да газировку пролил.
— Даже не знаю, как ее отстираю…
— Я сам отстираю. И брюки тоже, не беспокойся.
— Это твои одноклассники сделали? — осторожно спросила Ма, а сама смотрела с нажимом, ждала правды или хотя бы кивка. Ей только дай повод устроить скандал — за это ее недолюбливали учителя и другие родители, а за компанию и Антона. У мамы трудный характер. Когда Антон только родился, она играла в драматическом театре, но с ней не смогли совладать ни режиссеры, ни партнеры по сцене. Мама всегда объясняла уход тем, что выбрала сына, а не работу, но по ее разговорам с подругой, по сияющему лицу юной красавицы за кулисами на старых фотографиях Антон сердцем чувствовал, что Ма с радостью бы вернулась на сцену, но обида и гордость ей не позволят.
— У меня всё в порядке, Ма.
Она поджала губы, а глаза улыбнулись.
Антон невольно залюбовался: тонкая, как тростинка, но с несгибаемой волей. Даже когда отец заболел, до самого конца не опускала руки: боролась, занимала деньги, договорилась с лучшим в Москве онкологом, хотя тогда это казалось невозможным; один прием у него стоил немалых денег. До сих пор возвращает долги с зарплаты кассира в местной торговой сети. И его таким же растила. Не следует ее впутывать в глупые школьные распри, он сам разберется.
— Ты, главное, не прогибайся, не подстраивайся под них, Тошка.
— Да знаю, Ма, знаю.
— Не забывай про свои сильные стороны, используй их! Ты намного умнее каждого в этой школе, — маму, кажется, понесло. В такие моменты лучше помалкивать и кивать, как болванчик. — И всё у тебя будет, абсолютно всё! Ведь это не их, а тебя позвали учиться в Москву…
— Ну-ка повтори, Ма, — округлил глаза Антон.
— Да я же совсем забыла тебе сказать: пришел ответ, пришел! — Она вынула из сумочки бумажный конверт и помахала перед носом у сына. — Как же я горжусь тобой, Тошка!
Ма заключила Антона в объятия, и щеки его вспыхнули. Держала она так крепко, будто Антон вот-вот рассыплется, а с ним исчезнет весь мир, и лишь так можно остановить неизбежное.
— А теперь спать.
Ма вновь сама строгость.
— Не сиди допоздна.
— Постараюсь, но не могу ничего обещать, — улыбнулся Антон.
Всё-таки классная у него Ма. У других вот сидеть за компом запрещали — боялись, что их чад одолеет зависимость и ничего, кроме развлечений, их не будет интересовать. Вырубали компьютеры из сети, прятали кабели от монитора, устанавливали пароли. Батя Сереги Летова вообще сделал ключ на электрощиток, обесточивал комнату, когда уходил на работу, а ключ всюду носил с собой. Но запретное-то всегда слаще, особенно когда достается с трудом. Серега, пока батя спал, ключ слямзил и сделал копию. Кабели ребята брали от блока питания или занимали, а пароли предки ставили зачастую нехитрые: пацаны использовали простой подбор, в сложных случаях обходили через BIOS и учетку администратора. Если компа не было, ходили к друзьям вместо школы, ведь когда предки дома, слишком опасно: взрослые не верили, что друзья приходят делать вместе уроки, тут же занимали телефонную линию и заглядывали каждые пять минут проверять. Парочка его одноклассников так месяц прогуливала, пока не всплыла правда. От родителей им сильно влетело: к мышке не прикасались до самого лета.
Так пацаны, сами того не ведая, прокачивали изобретательность и смекалку, без которой и во взрослой жизни несладко. Из самых упертых вырастут талантливые программисты и хакеры, внушающие трепет всему миру, но родительские ограничения — не обязательное к тому условие. Иногда достаточно полной свободы действий.
Антону не к кому было ходить в гости. Тем более, никто бы не позволил использовать технику так, как ему хотелось, да и прогуливать школу он не собирался. Одна проблема: денег на компьютер не было, хоть убей.
Чтобы собрать крутое железо, пришлось залезть в скудные отцовские сбережения, но с уговором: половину Антон заработает сам. Почти год он драил стекла машин, заправлял баки, грузил по ночам товар, расклеивал объявления контор, чтобы потом содрать по заказу соперников, — всё перепробовал, куда брали, а брали без особой охоты и с недоверием — в силу возраста. Вдобавок Ма помогла: дарила деньги на праздники. В итоге не зря. Теперь он копил на удобное кресло, а Ма не ставила сыну ограничений, ведь компьютер — его безраздельная собственность.
Комнатенка у Антона крохотная: дотянуться до подоконника, двери или письменного стола можно не вставая с кровати. Зато свой угол, где никто не мешает. Когда Ма притворила дверь, он включил новенький компьютер с начинкой последней модели — Пентиум-4. Его верный конь. Тот приветливо зажужжал и отозвался: «Проснись, Нео. Ты избранный». Антон усмехнулся: заставка всегда радовала, как и постер с Киану Ривзом над столом. «Матрицу» он обожал — пересматривал, наверное, раз двадцать. Даже придумал себе тайное имя — Noname — почти как Нео, и звучит при этом зловеще. Такой ник — как надежный скафандр.
Антон выдвинул ящик стола с припрятанной аккуратной стопкой журнала «Хакер». Взял свежий номер, вдохнул запах типографской краски и глянца. Запах свежей печати. Он не пропустил ни одного выпуска, кроме самого первого за январь девяносто девятого с придурками «Бивисом и Баттхедом» на обложке — его было уже не достать на бумаге, да и посвящен номер был не взлому, а компьютерным играм. Женщина из газетного киоска настолько привыкла к ежемесячному паломничеству Антона, что при виде него улыбалась и протягивала свежий номер, едва он успевал раскрыть рот и выдать дежурное «здрасьте».
Дверь бесшумно открылась, и в комнату заглянула Кира в зеленой пижаме с единорогами.
— Чего делаешь? — протянула она.
— Не твое дело. Спать иди.
— Ну мне интересно, — ныла сестра.
— Кирка — от бублика дырка!
— Мама!
— Тихо ты! Дай маме отдохнуть.
Антон издал наигранный вздох, изображая ворчливого братца.
— Я работаю. Пытаюсь разобраться, как всё устроено. Ну и поиграю немного.
Кира скорчила недовольную рожицу.
— Такой большой, а еще играешь. Когда ты уже вырастешь?
— Ничего ты, Кирка, не понимаешь. Я всему научусь, и мы сможем купить что угодно, даже тот велик, розовый, с корзиной и твоими дурацкими единорогами.
— Правда? — У Киры засияли глаза. Вот бы все на него так смотрели.
— Когда-нибудь у нас всё будет, обещаю.
Кира, довольная, пошла спать и видеть во сне, как рассекает окрестности на новехоньком розовом велосипеде с передней корзиной и трезвонит в серебристый звонок. Не отпугивать пешеходов, а просто так — для удовольствия.
Антон уложил ладонь на округлую спинку мышки и сказал тишине:
— Обещаю.
И начнет выполнять обещание прямо с утра, когда подслушает в столовой разговор Сереги Летова и его товарища, увлеченно галдящих о модной игрушке. Антон по секрету расскажет, что нашел баг и умеет незаметно для других игроков клонировать персонажа, а вдобавок знает доступ к бесконечному источнику игровой валюты. Используй сильные стороны, говоришь? Блестящие большие глаза Летова и товарищей ясно дали понять: они на крючке. Теперь Антон обретет вес в среде геймеров и немало заработает на продаже багов, только самые вкусные припасет для себя, чтобы продать покупателям посерьезнее, а еще узнает, что игровой стафф можно обменять на реальные деньги. «Ultima Online», GTA, «Diablo», «Heroes of Might and Magic»— он мог взломать что угодно и заработать на уязвимостях нулевого дня — пока не известных разработчикам. Он первым станет поставлять игры, которые и в пиратских отделах еще не вышли, а его комната будет ежедневно полна гостей. В один прекрасный момент Соня Маркова, раскрыв рот, будет глядеть вслед очередному воздыхателю, идущему бок о бок с Антоном к нему домой, и это, пожалуй, один из самых сладких моментов его отрочества.
Путь от неудачника до воплощения божества займет у Антона три месяца, а осенью он, полный надежд, улетит в Москву.