надурили
Тяжело переступая ногами, Галина Николаевна осторожно подходила к подъезду, стараясь не оступиться, скользко. Вечером мокрый снег был, а ночью подморозило...
- Что несешь, Николаевна? – Крикнул ей еще издалека Федька – инвалид. Жил он рядом с ней, в ее подъезде, на третьем этаже. Работал раньше на железнодорожной станции, пил иногда, совсем редко, и все не по делу. Так по пьянке ему ногу и отрезало поездом, когда со смены ночью шел домой и упал на переходе.
- Тебе что за дело. Все, что несу мое, на свои законные куплено.
- Мясо, небось, с рынка? Весь холодильник в Новый год опустошила. То - то тебя не видно было, все из-за стола не могла вылезти. Ешь много, нам старикам столько противопоказано.
- Чего пристал, лучше бы помог. – Она поставила сумку на скамейку и присела рядом, поправив шапочку. – Фу! Устала.
- А я помогу…, сьесть! – Захохотал он.
- Есть вы все горазды, особенно пить в три горла.
- А вот это уже мое дело, не замай, Николаевна больную тему своими, - он глянул на нее, - чистыми ручками в перчаточках, заразишь еще своей аккуратностью.
- Ой, ой, ой!
- Что? Слова закончились. Глянь ка Михайловна, молчит. – Обратился он к соседке, кутающейся в теплую шаль.
- А ты Галя пенсию уже получила? – Вступила в разговор соседка Варвара.
- Ой, получила, сегодня, слезы одни. Целых пятьсот рублей прибавили. Полгода трубили по телевизору о ее повышении с нового года. Да о какой- то тринадцатой пенсии. Что за пенсия такая? За какие заслуги? Врут больше. Не было ничего.
- Это Галя тем пенсия придет, кто с первого по десятое число получает. Выходные же были. А люди и растрепали – тринадцатая. Все норовят обмануть.
- Ааа! Вы даже себе представить не можете! Какая невиданная щедрость! Пятьсот рублей, - возмущалась она дальше, развивая свою тему, - Что теперь делать с такими деньжищами, куда бежать? Быстро оплатить весь кредит за стиральную машину, купленную в прошлом году, когда моя старенькая работница, любимица, совершенно развалилась после двадцати пяти лет работы и нескольких ремонтов. А может, квитанции за квартиру на несколько месяцев вперед?
- Ну ты замахнулась , Николаевна.
- Вот и я думаю, куда их девать теперь?
- А давай их пропьем в честь Нового года, может и жизнь тогда поменяется. – Предложил Федор, зыркая на нее горящими глазами.
- Ага, сейчас, бегу и падаю бутылку тебе покупать.
Через неделю у внучки день рождения. Надо бы подарок купить, с пустыми то руками в дом не сунешься: самой стыдно до слез. Купить дешевую безделушку? Опозориться? К чему? А на дорогую копить надо.
С чего только, не понятно. И так каждый месяц по двести рублей откладывала в коробочку на подарок. Скопилось немного всего полторы тысячи. Было больше, но неожиданно заболела в сентябре, пришлось половину взять на лекарства. Ох! Кто бы мог подумать, что вот так придется деньги экономить на всем.
В магазин придешь, хочется полакомиться чем нибудь, а приходится взять хлеб, да масло с творогом и довольствоваться два дня, супчика сваришь дня на два еще растянешь, кашку. И брать опять же ту, что подешевле приходиться. А ты бутылку! Вон они стоят итальянские макароны по двести, да по пятьсот рублей пачка. А я и не пробовала их ни разу. Уж лучше свою, по пятьдесят рублей купить. И дешево и сердито.
- Не парься Николаевна, я пробовал. Не понравилось мне, - деловито и гордо произнес сосед, - больно крутое тесто у них, наше то мягкое, есть приятно.
- Ты смотри, какой знаток. Где ж тебя такими деликатесными макаронами кормили? – Заинтересовалась Михайловна.
- Да на даче у одного барыги. Я ему котел отремонтировал, а он мне почет и уважение, стопочку коньяка настоящего, дорогого и пасту болоньезе.
- Чего? - Протянула Михайловна.
- Пасту говорю. Макароны по нашенски. Фух и отсталая ты, Михайловна, женщина.
- Ты больно у нас продвинутый. – Обиделась старуха.
- А потом чаем поил зеленым, вкусный гад, такой, импортный.
- А я чай из листочков себе завариваю, летом собираю у подруги на даче. Ароматные такие, смородина, малина, душица, крапива, а еще морковные: для глаз полезно и питательно.
- Куда твоему чаю до того.
- А ты пробовал?
- Нет.
- Так чего болтаешь?
- А ты напои.
- А вот тебе, - Она скрутила ему дулю прямо в перчатках, - сначала чай, потом водка пойдет. И пол марать свой не дам.
- Ох, и злая ты Николаевна, не ожидал от тебя.
- А я тебе и не обещала ничего.
Федька деловито встал и пересел за Михайловну.
- Я с тобой рядом и сидеть не буду.
- Обрадовал! А еще я хитрость одну делаю. Разные заморозки готовлю с лета, пока цены приемлемые. Ту же морковь, петрушку, перец, свеклу. Все покрошу мелко и в пакетик. Уложу в морозилке слоями , а зимой отковырну немного и в суп брошу. Летом так и запахнет.
Прожить можно. С лекарствами хуже. Не знаешь в какой момент, что даст сбой в твоем организме и на какое время. Вот раньше совсем другое дело было.
- Сбой у нее. Да на тебе пахать можно, вон какие сумки носишь и не надорвешься.
- Паразит ты Федька, как был паразитом раньше, так и остался.
- Ты на себя посмотри, старая калоша.
- Раньше - то совсем другие слова говорил мне, а теперь уже и до калош дожили.
- Говорил, только ты меня не слушала, все к Димке своему спешила.
- Любила я его!
- Любила, а он тебе изменял, бегал к Вальке и Светке на соседнюю улицу, даже когда ты Ромку ему родила...
- Так что же ты мне, идиот, об этом только сейчас говоришь?
- А ты б поверила?
Николаевна задумалась. Молодым хоть кричи, хоть прыгай вокруг, они ни чего не слышат. Розовые очки на глазах застилают слух и сердце.
- Нет.
- Вот – то то и оно. Всю жизнь на тебя положил, рядом с тобой прожил, чтобы видеть тебя каждый день. А ты к Димке ушла.
- Так ты первый к Наташке перебежал. Мне тогда так обидно стало, вот я к Димке и ушла от тебя, предателя.
- Кто это тебе сказал, - Вскочил Федька, - глупая ты баба. Какая Наташка, я и знать ее не знал. Меня Димка попросил занести ей книги из библиотеки, говорит: сам не успеваю, а ей нужны срочно. И адрес ейный на листочке дал.
- Быть того не может!
- Как не может, если так все и было.
- Это что, он меня обманул выходит, все кричал: свидание у вас у школы. – Как то огорченно и растерянно проговорила она.
- Ага, надурил и, тебя и меня.
- А я думаю, чего он тогда меня потащил мороженое есть , за руку так тянул, и тебя я увидела, с Наташкой этой, вроде случайно. Вы у забора стояли, так беседовали с ней, улыбались.
- А что мне, орать на нее надо было. Книги ей отдал, сказал про Димку и ушел. Вот видишь, не врал я тебе, а ты на меня злилась, такие слова глупые кричала, оскорбила так, аж сердце зашлось, думал повесится пойти, я ведь их до сих пор помню.
Михайловна слушала их разговор не понимая сути дела, только успевала крутить головой то налево, то направо.
- Стойте, варвары. У меня уж голова кругом из-за вас пошла. Так вы что, дружили по молодости, что ли?
- Дружили. Только взревновала я тогда сильно, обидно же, что твой жених к другой ушел. Обман простить не смогла. Всю жизнь с нелюбимым прожила, на зло ему, - она тыкнула пальцем в грудь Федору.
- Галя, ты что, правда чоль? – Растерялся Федор.
- Гад ты , Федор. Зачем молчал?
Она встала со скамейки, схватила сумки и двинулась к двери.
- Давай помогу, - он забрал у нее тяжелые сумки и хромая прошел в подъезд. Галина молча шла сзади. Уже в лифте, глядя ей прямо в глаза, Федор сказал:
- Каким гадом все таки оказался твой Димка, смеялся надо мной всегда,
Галя молчала, она отворачивала свое лицо в сторону, горький ком перехватил горло. В квартире она бросилась к чайнику прямо в обуви, выпила воды.
Он стоял, прислонившись к стене, не смея пошевелиться.
- Что же мы наделали, Федя?
- Чего уж теперь, Пятьдесят годков пролетели.
- Как один день!
- Нет, для меня они вечностью были. Всю жизнь один. А вы там… веселились. Вдвоем. Ладно. Чего уж! Теперича не то, что давеча, все прошло. – Он махнул рукой и развернулся, чтобы уйти.
Галина Николаевна поставила чайник.
- Садись Федор, чай пить будем. - Сказала она каким-то странным голосом.
Он остановился, обернулся, его глаза светились долгожданной надеждой и призрачным счастьем...
- Не один ты Федя, не один..., сын у тебя и внуки, - тихо сказала она.
- Как? – Он смахнул рукавом куртки пот со лба. – Не может быть. Как же ты… Эх!! Он прикусил губу, сдерживая слезы.
- Думаю теперь, как детям сказать, страшно - то как.
- А мы вместе скажем, Галчонок.
- Полвека не слышала этого слова.
Сумерки окутывали комнаты, а в кухне за столом сидели два пожилых человека, так и не снявшие верхнюю одежду, держа крепко руки друг друга, словно боялись, что их снова разлучат. Они просто молчали, глядя в глаза, пытаясь высказать ими все, что так долго лежало тяжелым бременем на их чистых обманутых душах…
Рядом стояли пустые чистые чашки, вода в чайнике давно остыла, но им было все равно, главное они были вместе.