Ранним утром от головной боли, не отрываясь от постели, зашевелилось одеяло. Плавно и осторожно, боясь разбить невидимый хрусталь, рука ощупывала воздух. Кругом спасения прилипло к ладони горлышко стакана. Далее глоток и тяжелый выдох. Ноги отделились от одеяла и уже давили на пыль спальной комнаты. Мысли помятыми и сальными волосами лезли из головы. “В душ”, — ответили губы, и тело самопожертвенно вышло в воду. В сознании щелкнул счетчик дат.
Работа вливала кофе в рот, а коммерческие и не совсем предложения без спроса лезли в глаза и уши. В окне золотой динар размером с солнце покружился раза три. «Апрель», — пробормотали губы. Слезы облегчения загвоздили по оконному карнизу, и робкая надежда тихо засветилась на стенах. Грезилось, что вот-вот за порог переступят ноги, и время потечет иначе. Или хотя бы рухнет шкаф. Громада, которая не один год служила перегородкой между приемной и кабинетом, а также хранилищем договоров и фактур, методических пособий по богатству и книжек по тарологии, должна была сокрушиться с грохотом и выблевать бумажные кипы.
Руки ощутили шероховатость тыльного листа, нащупали твердые перегородки. Голова слегка кружилась от перемены пространства. Еще бы, ведь ноги и руки подпирали шкаф с обратной стороны, глаза застыли в одной точке, а голова вообще была всюду.
Команда! Без звука и жеста тело сжалось пружиной и качнуло глыбу вперед. Но глыба, издав хлябающий звук, больше похожий на ленивую насмешку, вернулась в прежнее положение.
Еще раз! Шкаф заскрипел, дрогнул тенью и, задрожав, устоял.
До конца! И уже не тело, не руки и не ноги, а импульс устремленной мысли одним махом опрокинул шкаф.
Ржавого цвета створки с вырванными железными петлями сложились друг на друга. Все, что сакрально складывали последние годы, оказалось на полу поверженным, униженным и, хуже всего, брезгливо ненужным. Было видно, как оторванные головы взмыли над перегородками офисных столов. С хохотливым удивлением взвизгнули, заскрежетали.
Поверх низвержанной громады взошел победно человек.