1893 год
«Ростов-на-Дону. Губернский секретарь Григорий Курганский обвинил крестьянку Дарью Лидерис и казачку Евдокию Золотареву в оскорблении жены его. Вначале ссорились прислуга Золоторевых и Курганских, а затем в ссору вмешались и жены. Жену Курганских обозвали «важной птицей» и т. п. и облили помоями. Суд приговорил Золотареву на 5 рублей штрафу, а прислугу ее, Лидерис, к 10-дневному аресту». (Приазовский край. 13 от 15.01.1893 г.).
1894 год
«Ростов-на-Дону. Насколько развита у некоторых страсть к сутяжничеству, это показывает иск, возникший из-за 50 копеек, неуплаченных сапожнику Масько неким Данковым за починку ботинок. По вызову мирового судьи 1-го участка, 14-го января, явились в съезде истец, сравнительно бедный сапожник, а ответчик – довольно зажиточный господин. Последний только по решению суда согласился уплатить 50 копеек, не отрицая того, что он их действительно должен. По этому делу даже вызваны в суд два свидетеля. И вот, из-за таких исков заводится целая судебная процедура, со всякого рода перепиской, вручением повесток и т. п.».
«Ростов-на-Дону. До чего доходит дерзость и своеволие нашей прислуги, подтверждает еще раз факт, обстоятельства которого выяснялись в судебном заседании мирового судьи 2-го участка 14 января. Прислуга М. Куценкова подала жалобу в том, что хозяйка ее, Е. Зайцева, избила ее и не уплатила жалования 35 рублей. В то же время Зайцева подала жалобу, что Куценкова, воспользовавшись ее тяжелой болезнью после родов, нанесла ей кучу дерзостей и оставила без прислуги, унеся с собой некоторые драгоценные вещи. И действительно, на суде из предъявленного медицинского свидетельства и свидетельских показаний выяснилось, что Зайцева не могла бить свою прислугу, так как во время ухода Куценковой она, тяжело больная, была в постели и, наоборот, прислуга, обругав самыми нецензурными словами больную хозяйку, оставила ее без помощи. Мировой судья постановил приговор об аресте Куценковой на 1 месяц».
«Ростов-на-Дону. В том же заседании было рассмотрено небезынтересное дело, иллюстрирующее наши базарные торговые обычаи. Крестьянин П. Я. Хацын жалуется мировому судье, что привез для продажи в город 10 возов сена, из которых продал один, а остальные 9 возов у него были самоуправно отобраны супругами К. и Л. Сосновскими, с употреблением при этом насилия, выразившегося в том, что Сосновские, отбирая у него сено под предлогом, что они компаньоны, в то же время избили его до крови; по этому, в своей жалобе он привлекает их к ответственности за самоуправство, обиду действием и просит взыскать за сено 81 рубль. В судебном заседании не установлен факт самоуправства, а только лишь доказано, что злополучный продавец сена был избит супругами Сосновскими и, так как более энергична в этом поступке была жена, а не муж, как того можно было ожидать, то она, т. е. жена Сосновского, приговорена к аресту на 4 дня, а муж ее на 1 день. Кроме того, Хацыну представлено право взыскать с Сосновских 81 рубль за сено в порядке гражданского судопроизводства». (Приазовский край. 13 от 15.01.1894 г.).
1895 год
«Ростов-на-Дону.
– Читаю это я в ведомостях, но что-то плохо смекаю. Правая, левая, центра – а что все сие обозначает невдомек… Чудно это у них!
- Что чудного? Оченно даже просто. Бывали ли вы в думе нашей?
- Как не бывать? Давеча на хорах сиживал, когда Егор Иванович мостовую комиссию разносил.
- Ну, вот, так оно и в ихнем парламенте. Егор Иванович, скажем, левая, а Самуил Андреевич Богуславский – правая. Ну, и пушат друг дружку. А центра, знай, сидит себе да помалкивает. Левая говорит: «Вот я их, таких-сяких, под суд отдам, чтобы, значит, песочек с грязью не смешивали», а правая им: «Бога вы побойтесь, Егор Иванович! Не вы ли сами в туфлях по комнатам ходили, когда мы вас на заседание звали». А левая говорит: «Я потому, говорит, в туфлях ходила, что у меня ноги болели». А Самуил Андреевич, крест положа, и продолжает: «Вот чтоб с места мне не сойти, ежели я в чем виноват!» А центра сторону правой держит, и Егору Ивановичу, выходит, мат…
- А ежели, скажем, не Егор Иванович Самуила Андреевича, а Самуил Андреевич Егор Ивановича конфузить начнет – тогда как?
- Тогда известное дело: левая занаместо правой, а правая занаместо левой.
- Ну, а центра?
- Центра все та же. Она без перемены.
- Та-эк-с! Теперь понимаю». (Приазовский край. 13 от 15.01.1895 г.).
1898 год
«Таганрог. Госпожа Строганова прислала нам письмо, в котором опровергает сообщение наше, будто бы спектакль в пользу женского медицинского института не состоялся потому, что она, госпожа Строгонова, запросила при переговорах о спектакле «слишком дорого». «Писавший эту заметку, - говорит госпожа Строганова, - очевидно, не имеет представления о моем отношении к благотворительным спектаклям. До моей антрепризы все благотворительные спектакли устраивались так:
1. сумма расходов 200 – 250 – 275 рублей (смотря по дню) и, кроме того,
2. половинную сумму чистой выручки со сбора.
Взяв антрепризу, я считала своим долгом, просто в силу своих личных взглядов и убеждений, принести свою посильную лепту нуждам города Таганрога, а потому и решила изменить существующую до меня систему устройства благотворительных спектаклей. Я беру вечерового расхода 200 рублей (а мой вечеровой расход 300 рублей, считая, конечно, труппу) и больше ничего – никаких половин чистой прибыли».
На письмо это мы имеем кое-что возразить. Прежде всего заметка о «запрашивании и дороговизне» именно потому и была написана, что автору ее отлично было известно об отношении госпожи Строгановой к благотворительным спектаклям, и вот на основании каких данных. Госпожа Строганова предложила устроить спектакль в пользу греков, пострадавших во время греко-турецкой войны, безвозмездно. Когда устроить спектакль почему-то оказалось неудобным, госпожа Строганова пожертвовала для означенной цели 100 рублей (за что, впрочем, благодарная греческая колония поднесла ей в день бенефиса 300 рублей деньгами). Затем, когда устраивался спектакль в пользу еврейского училища, госпожа Строганова «запросила» сначала 200 рублей, а затем нашла возможным уступить за 150 рублей. Наконец, спектакль в пользу «Яслей» был уступлен ею за 200 рублей, тогда, во-первых, был также и базар, и маскарад, продолжавшийся до 2 – 3 часов ночи, так что расход на освещение изначально увеличился, и, кроме того, ею был уступлен день (вторник), в который всегда идут спектакли обычные, в то время как другие благотворительные спектакли устраиваются в дни, когда все равно в театре не играют (понедельник, среда, суббота). Все эти данные заставляют думать, что госпожа Строганова, отнесшаяся столь гуманно к грекам, учителям и подкидышам, несомненно, пойдет навстречу также и в деле помощи женскому медицинскому институту и возьмет за спектакль, во всяком случае, не дороже, т. е максимум 150 рублей. Хотя для такой цели не худо бы ограничиться и 100 рублями, тем более что вечеровой расход без труппы обходится не дороже 50 рублей; труппа же, нет сомнений, в день неспектакельный с готовностью согласилась бы прийти на помощь благому делу. Что же касается прежних антрепренеров, то госпожа Строганова жестоко ошибается: они за благотворительные спектакли брали гораздо дешевле ее, ограничиваясь в редких случаях (воскресные или праздничные дни) половиной валового сбора, а в большинстве случаев третьей частью сбора, т. е., другими словами, делили риск с устроителями, в то время как госпожа Строганова никаких рисков не несет, хотя бы сбор не достигал 100 рублей, а затем, даже при полном сборе, получая только половину его, отчисляла в свою пользу 300 рублей. Теперь же госпожа Строганова, «в силу своих личных взглядов и убеждений», берет 200 рублей, да за вешалку особо 50 рублей и за марки благотворительного сбора около 50 рублей – всего, значит, те же 300 рублей, независимо от валового сбора. Чьи же «взгляды и убеждения» более желательны для благотворителей: госпожи Строгановой или прежних антрепренеров? Далее, что касается благотворительных спектаклей вообще, то они, безусловно, выгодны для антрепренеров. Им зачастую приходится даже новые пьесы ставить при сборе в 150 и 100 рублей, между тем как благотворительный спектакль, для которого ставится, обыкновенно, пьеса заигранная и, притом, в неспектакельные дни, дает 200 рублей. После этого станет, полагаем, достаточно веским: руководит ли в таких случаях антрепренером желание принести посильную лепту нуждам города, или простой коммерческий и весьма выгодный расчет?» (Приазовский край. 13 от 15.01.1898 г.).
1899 год
«Ростов-на-Дону. 12 января околоточный надзиратели 4-го участка Туловский и Аханов обнаружили фабрикацию в Ростове фальшивых монет. Произошло это следующим образом. С недавнего времени полицией было замечено, что в районе длинного рада трактиров по Большому проспекту появились в обращении различного достоинства фальшивые серебряные монеты. На это обращено было внимание и названным околоточным надзирателям поручено было открыть виновных. Начат был розыск. Через короткое время установлено было, что фальшивые монеты особенно часто имеются в руках двух субъектов, посещающих постоянно известный народный трактир «Полтавцевка» по Большому проспекту, содержимый Матвеевым и Платовским. Переодетому полицейскому агенту удалось войти в доверие заподозренных и купить у них за рубль на три рубля разной фальшивой монеты. Это было утром 12-го января, а вечером фальшивомонетчики были в том же трактире арестованы. Один из них, атлетического телосложения и суровой внешности брюнет 33 лет, оказался крестьянином Могилевской губернии Дмитрием Бавелюком, а другой, 28 лет, тщедушный на вид блондин, типичный представитель трактирной богемы, ростовским мещанином Федором Архиповым. Оба без определенных занятий. При обыске у Бавелюка оказался лишь один фальшивый пятиалтынный, а у Архипова найдено разных фальшивых монет на 2 рубля 20 копеек. Бавелюк отрицал всякую прикосновенность к фабрикации фальшивых монет; Архипов же показал, что как он догадывается, товарищ его занимался производством монет, его же участие ограничивается сбытом получаемых им от Бавелюка фальшивых монет. За услугу Бавелюк иногда угощает его рюмкой водки и поит чаем. Затем, в присутствии продолжавшего до последней минуты запираться Бавелюка, произведен был тщательный осмотр его квартиры, отдельной во дворе комнаты по Среднему проспекту в доме Гриниченко. Под сундуком найдены были принадлежности фабрикации: сплав какого-то металла, особенно приспособленная глиняная посуда, серная кислота, спирт и прочее и, наконец, куча фабрикованной серебряной монеты. Тут оказались и рубли, и 25, и 15-копеечные монеты. Всего на сумму 28 рублей 25 копеек. Формы, служащие для отливки, не были найдены. При обнаружении монет, Бавелюк растерялся было, но скоро овладел собой и дал показание, что как монеты, так и принадлежности оставлены были у него на хранение одним лицом, по всей вероятности, вымышленным. Монеты сфабрикованы очень грубо из легковесного металла. Вряд ли они могли пускаться в оборот среди белого дня. Бавелюк и Архипов содержатся в 4-ом полицейском участке».
«Ростов-на-Дону. На днях ледоколу комитета донских гирл предстоит выполнить не легкую задачу: он должен открыть по замерзшей реке судоходный путь между Ростовом и Азовом. Последний, вследствие продолжительных оттепелей и порчи санного пути, оказался совершенно отрезанным от живого мира. Обстоятельство это не замедлило отразиться самым тяжелым образом на быте населения посада, вызвав прежде всего необычайную дороговизну продуктов. Так керосин вздорожал почти вдвое, а запасы каменного угля совершенно истощились. Наравне с обывателями страдательными лицами явились и торговцы. 13-го января группа этих последних прибыла в Ростов и обратилась за содействием к гирловому комитету. Ходатайство депутации признано было заслуживающим удовлетворения, и в тот же день команде ледокола отдан был приказ экстренно собрать машину и приготовиться к рейсу. В виду спешности приготовлений, назначены две смены рабочих: денная и ночная. При таких условиях, как полагают, работа будет закончена в 3 – 4 дня, а затем ледокол очистит к Азову путь. Как будут следовать груженные суда за ледоколом (на его ли буксире или пробуксируются особыми пароходами) – не решено еще. Надеются, что ледокол справится со своей задачкой без больших даже усилий. Толщина льда не превышает сейчас четверти аршина, а ледокол свободно режет восьмивершковый лед». (Приазовский край. 13 от 15.01.1899 г.).