Я с благодарностью вспоминаю коммуналки, в которых нам пришлось жить. Товарищи дорогие, это же интересно! Никаких сериалов не нужно! Да что там – ты сам как будто живешь в сериале!
Дом стоял на Невском проспекте. Представляете мой восторг, когда я впервые написала на письме родителям свой обратный адрес: «г. Ленинград, Невский проспект»!
(Вот фото с сохранившейся у меня с тех времен открытки, которую мне прислали:)
Институт я окончила. А это значило, что со студенческой общагой попрощались. Хорошо, мужу дали комнату в рабочем семейном общежитии. Он работал на стройке, нарабатывал стаж для поступления в ВУЗ.
Это называлось так – «рабочее общежитие», а по сути – было огромной коммунальной квартирой на десять комнат. В каждой – семья с одним, а то и двумя детьми. В трех совсем уж маленьких комнатках – одинокие жильцы. Какие там обитали колоритные персонажи! Каких только происшествий не происходило! И драм, и трагедий. Но больше всего, конечно, комедий.
Наша комната была 12 кв. метров. Умещались диван, стол, детская кроватка, холодильник и небольшой шкаф. Иногда у нас ночевала моя двоюродная сестра Наташа (она тоже училась в Ленинграде). Та самая "Наталка-зажигалка". Спать ей приходилось на раскладушке. Которая еле помещалась в узком проходе. А когда муж утром вставал и собирался на работу, Наташа каталась на раскладушке туда-сюда. Надо ему холодильник открыть – он везет раскладушку с Наташкой так, чтобы дверца открылась. Надо одежду взять – раскладушка едет в другую сторону. Дверь открыть – опять поехали!
Когда родилась наша дочка, мы жили в студенческом общежитии. И она спала на обычной большой кровати. Только мы ее стульями загораживали, а на кровати делали валик из толстого одеяла.
А сюда переехали (дочке было три месяца) - первые несколько дней она обитала в коляске. В обычной, прогулочной. Колеса тряпочкой я протирала – вот и вся гигиена. Так вот, в первый день я с удивлением увидела, что коляска вдруг сама по себе начала качаться. Оказывается, по Невскому просто ехал тяжелый грузовик (тогда это еще не запрещено было). Вот такие почвы в Питере: по улице едет грузовик, а не третьем этаже качается коляска…
С коляской, с прогулками, было мучение. Этаж-то третий, но это тот, старинный третий этаж. Высота потолков – метра три с половиной, если не больше. Лифта нет. Коляску оставить негде, только затаскивать наверх. С ребенком в ней, конечно. Вниз-то еще ничего, а вот обратно… Хорошо хоть, коляска была импортная, не такая тяжелая, как наши.
С вечерней прогулки я приноровилась: стояла у двери парадной, ждала, когда кто-то из мужиков-соседей с работы придет. Те, уже даже и не говоря ни слова – подхватывали коляску и несли по лестнице вверх. Ну, им даже и легче было: ребенка-то я на руках несла.
Но я же мамочка ответственная была, гуляла два раза в день. И вот с утренней прогулки приходилось самой таскать. Ладно еще, если дочка спит, спокойно лежит. Но обычно к этому времени она успевала проголодаться и проснуться. Да и мокрая уже – понятно, никаких памперсов еще и в помине не было. И вот она кряхтит, вертится. А я ее тащу и только смотрю – как бы не вывернуть ее из коляски.
Но самый «писк» был, когда мне что-то нужно было в магазине купить. Тогда еще и покупки добавлялись…
Кстати, ходила только в те магазины, в которые можно было с колясками заходить. Страшно было оставлять ребенка на улице. Хотя это в те времена было вполне обычным делом – коляски с младенцами возле магазинов. Мамочки делают покупки, а сами другим глазом в окно за коляской следят. И очень часто в любом магазине можно было услышать от кого-то вошедшего:
- Женщины, чей ребенок в коляске плачет?
Самые заполошные всё бросали и бежали к выходу. А более хладнокровные уточняли:
- В какой?
***
Я однажды таким образом сильно испугалась.
Случилось, что и денег нету – последний день перед мужниной получкой, и на вечер тоже ничего нет приготовить, на ужин. На обед-то у меня еще суп оставался.
Вот на такой случай у нас копились молочные бутылки. Молоко выпил, стеклянная бутылка осталась. Стоит она 15 копеек. Десять бутылок – это полтора рубля. А это уже полноценный поход в магазин! Можно пачку фарша купить, 250-граммовую, хлеба-булки, да еще и на масло или колбасу немножко, грамм на сто, останется.
Главное было – эти бутылки сдать.
Рядом с нами был пункт приема стеклотары. Надо было подгадать, когда туда идти. Не к открытию – там местный «высокий бомонд» уже ждет, жаждет сдать свои (и отнюдь не молочные), деньги получить, да скорее закинуться. И не к обеду – тогда бабульки подтягиваются. Вот где-то между страждущими и бабульками нужно было попасть.
По привычной уже схеме скатила коляску с дочкой с третьего этажа: вцепляешься в ручку изо всех сил - колеса на нижнюю ступеньку - осторожно перекатываешь коляску на ступеньку вниз - и так далее. Ребенок, конечно, лежит слегка вниз головой. А если переложить наоборот - то совсем плохо: получается, что он «ногами вперед». Нет уж, лучше так.
Пошла. Там дворик такой небольшой, закрытый. А сам пункт – в полуподвале, несколько ступенек вниз. И ступеньки узенькие, и помещение крохотное. С коляской точно не войти. Приходилось во дворике оставлять.
Ну, я обычно очередь занимала, дожидалась следующего – и на улицу, к коляске. Потом – опять в очередь. Через минуту – опять к коляске. Очередь ведь тоже потерять не хочется. А если совсем в ней не стоять – то был риск, что не пустят, да еще и обложат «высоким штилем» – не стояла, мол, ты тут.
Народу, к счастью, почти не было в этот раз, человека три-четыре. Так что я и сбегать-то на улицу успела всего один раз, как моя очередь подошла.
Выхожу на улицу уже с деньгами, а над моей коляской какой-то мужик наклонился. Грязный, потасканный! И в коляску заглядывает. И дышит туда. Ладно, если просто крепкими от употребления парами. А то ведь неизвестно, какие в его организме звери водятся…
Я к коляске рванула. А он поворачивается ко мне. Батюшки, а у него глаза - как небушко: голубые, лучистые, добрые! И выражение лица тоже доброе, умильное. Просветленное, даже я сказала бы. И говорит, очень смущенно:
- Это Ваш ребеночек, да? Вы простите, что я подошел. Просто иду, слышу – ребеночек в коляске плачет. Я посмотрел – а у него пустышка выпала. Ну, я же не могу пустышку-то ему подать! Руки-то у меня не очень чистые…
И тут, ребята, он покраснел! Честное слово! Вот этот насквозь пропитый, видавший, думаю, всяческую грязь и кое-что похуже, - покраснел от того, что у него недостаточно чистые руки, чтобы взяться за пустышку…
И дальше говорит:
- Ну, соску дать не могу, а ребенок плачет. Жалко же его. Так я качать стал. Вы не бойтесь, я только ручку трогал. Потом можно протереть чем-нибудь. Вы уж простите меня, что вмешался…
И снова улыбается трогательно так. По-детски…
И мне его, дядьку этого, почему-то ужасно жалко стало.
Как могла горячо поблагодарила.
- Ой, спасибо Вам огромное! Вы такой добрый человек! Спасибо, что мимо не прошли!
Соску дала дочке, она зачмокала, глазки закрыла.
А дядька смотрит (но уже не наклоняется, видно и сам понимает всё про свежесть собственного дыхания). И все с той же просветленной улыбкой.
Я еще раз его поблагодарила от всей души, да и пошла.
И снова убедилась – нельзя коляску оставлять. Хорошо, дядька порядочный попался. А если нет? Кто их знает, что им в голову взбрести может?
***
Прожили мы в той коммуналке 4 года. Чего там только не случалось! В одном рассказе не уложишь. Поэтому пишу - книгу. И потом, возможно, буду публиковать из нее истории.
А пока - так, заметочки.
Вот, например, как нашу первую коляску "спионерили":
Спасибо за прочтение, за лайки и комментарии! Приходите на мой канал, тут много разных интересных историй из жизни и не только (вот ссылка на него):
Елена-Уютные истории за чаем ☕🍰🍬