Встречалась Матильда с одним мужчиной уж полгода. И отношения у них довольно теплые складывались. С доверием и африканской страстью.
И Анатолий, мужчина, с очень положительной стороны себя проявлял: имел на Матильду серьезные планы и работу постоянную.
А у самой Матильды сомнения на планы все больше зрели. Да, вот такая ситуация неожиданная складывалась.
- Очень ты мне, Мотенька, симпатичная, - возлюбленный все говорил, - и ребенка твоего, Мусеньку, я тоже полюбил по-отечески. И даже не против узаконить наши отношения. И представляю себе, как заживем мы одной дружной семьей. И в доме пусть у нас пирогами да кулебяками все время пахнет. И ты в фартуке смешном на кухоньке уютной крутишься. Семейство любимое кормишь всевозможными кушаньями. А я с рыбалки, предположим, пришел. И ты мне с порога ладошкой в муке машешь. Руки о фартук потом вытираешь, на шею нежно вешаешься. Мусенька “папка” в прихожей кричит. А ты - заметно уже беременная. И ужинаем потом мы за круглым столом стряпней твоей. Как смотришь на планы? Замирает сердечко-т, небось?
А Матильда улыбалась в ответ легкой улыбкой. Будто тоже она в таком ключе размышляет. И сердечко замирает от сцен обыденной жизни любящих людей. Хотя не замирало у нее ничего. Разве что челюсти сжимались.
“На кухне, - Матильда про себя думала, - ты, мон шер Анатоль, меня уж точно ни разу не увидишь. Я туда и не хожу по доброй воле. И ужины мне до лампочки глубочайше. Прямо давит жить совместно. И к кастрюлькам меня приковать до конца дней грезит. А делать-то чего? Расставаться жалко. Хороший мужчина попался. И в ледяной своей постели сидеть одиноко надоело до ужаса”.
А вопрос с едой у них все чаще возникал. Очень Анатолий поесть любил. Особенно то, что женскими любящими руками приготовлено. Так и говорил он.
- Для меня, - говорил Анатолий, - прямое доказательство глубокого чувства - борща кастрюля. Наваристого такого. Коли женщина готовит с улыбкой хлебосольной, то точно влюбленная. Будто кошка фактически. Ты как, Мотя, умеешь борщ-то? Влюбленная?
- А чего там уметь, - Матильда буркала, - покидал всего и готово. Капусты не забыть только. И, вроде, огурца соленого еще не жалеть.
- Прекрасная рецептура, - Анатолий радовался, - и очень любопытно отведать на ужин подобное. Побалуй же меня, милая Мотя!
А Матильда на посторонние темы беседу сразу переводила. Про рыбалку интересовалась или как свечи зажигания менять. А сама, конечно, не очень про мормышек всяких слушала. А размышляла усиленно.
“Посчастливилось, - думала она, - нормального мужчину встретить в кои-то веки. А он - про еду талдычит. Будто более ничего другого не имеется в этой жизни. Ни кино, ни литературы, ни в конце-то концов, живописи. Только про борщ бы порассуждать. А мне готовка блюд всю жизнь неинтересная. Даже антипатию вызывает. Тошно мне про кулинарию. И чего люди внимание вопросам пищеварения уделяют? Мы с Мусенькой - заядлые бутербродницы. Порой достаточно и йогурта нам нежирного. Или яблока зеленого. Галетки какой. Каши овсяной. Это уж если совсем сильный голод одолеет. И менять образ жизни в сторону кулебяк совершенно я отказываюсь. Взрослый ведь человек этот Анатоль! Две руки имеет! И чего он борщ несчастный сам себе не смастерит? Вот уж прикопался с ужинами”.
- Так чего же, - на прощание Анатолий уточнил, - завтра борщом-то угостишь? Приду к двадцати нуль-нуль. Посидим по-семейному. С салом и сметаной деревенской. Порепетируем, так сказать, семейный быт.
- А чего сам-то, - Матильда спрашивала, - борщ этот себе не сваришь? Если так уж его обожаешь? Взял бы и того.
- А мне времени на такое не сильно затрачивать хочется, - Анатолий признался, - скучно готовкой заниматься. И более всего приятно-то когда из любящих женских рук питание получаешь. Заботится о тебе, значит, женщина. Переживает. До завтра, родная. Сало уж сам притащу. У меня родня хряка намедни прирезала.
И ушел довольный.
А Матильда обиделась. Ишь, какой этот Анатоль. Своего времени жалеет, а ее время можно спокойненько в клозеты, получается, отправлять. Обидно такое.
И где тут, если разобраться, справедливость? И не считает ли Анатоль, что вторичные признаки половые на склонность к кулинарии влияние дают? И почему эдак принято: один человек за стол усаживайся и тарелки с супом ожидай. А второй по кухне бегай с черпаком? Вот уж ребус какой.
Или же сама это Матильда для семейной жизни не сильно пригодная? И быть ей одинокой женщиной до конца дней? Или уж такого мужчину искать, который сам кулинар по призванию? Но где они, мужчины такие?
С подружками, конечно, вопрос этот обсудила.
- А это всегда так, - подружки хором ответили, - в отношениях-то серьезных. Коли завелся мужик, то его желудок - твоя отныне ответственность полная. Природой предусмотрено. И заботу женскую наглядно только кастрюля показывает. Мы, бывалоча, и по ночам готовкой занимаемся. Если с работы поздно вернулись. Или раненько утром - часа в четыре. Это если ты жаворонок. А куда деваться? Семейные мы женщины. Отдыхаем только в отпуске. В общепиты когда ходим. И то мужья наши просят домашнего. Супу какого. Для экономии бюджета-то. Поэтому, Матильда, настройся на долгий кормежный стаж. Привыкнешь со временем! А ежели не привыкнешь, то и неготовая ты к серьезным отношениям. Или пусть твой Анатолий в солнцееды вступает. Есть такая организация. Или одна уж сиди. Кукуй себе дальше с Мусенькой. Что поделать? Не всем дадено в отношениях состоять с мужчинами.
А Матильда мнения послушала внимательно. И все равно нет понимания у нее вопроса.
Зачем отношения любовные к питанию сводить? Какой смысл в этом содержится? А ежели кто-то готовить терпеть не может и всячески упирается?
“Предложу, - решила она, - вопрос с питанием самостоятельно как-то каждому решать. Все же умный мон шер Анатоль человек. И как-то сам, небось, управится. Он пока без семьи-то живет, небось, как-то и питается. Голодным не выглядит. Упитанный даже. Или доставку с ресторанами будем пользовать. На крайний случай - в солнцееды пусть отправляется. Вот завтра же, как с салом он заявится, так и предложу я. И выбор между чувством и желудком любой в пользу любви, пожалуй, сделает”.