Дорогие друзья! В этом году мы постараемся больше рассказывать о современной отечественной литературе, особенно об авторах малоизвестных, но, без сомнения, очень талантливых. По разным причинам их книги остаются незамеченными читателями и критиками (иногда даже издательствами), а между тем именно такие писатели – представители некоммерческой (и непремиальной) словесности – своим самобытным творчеством заставляют нас верить в то, что литература – это не просто вид досуга, а искусство, создать которое способны только по-настоящему талантливые люди.
Сегодня мы расскажем о прозе переводчика с испанского и итальянского языков, филолога, историка литературы Веры Григорьевны Резник. О ее книге лекций «Пояснения к тексту» мы писали в прошлом году. Коротко напомним, что эта книга не имеет ничего общего с обычными филологическими учебниками, это увлекательное и необыкновенно глубокое культурологическое (отчасти и философское) исследование творчества знаковых писателей 20-го века: Т. Манна, Х. Л. Борхеса, У. Фолкнера, М. Пруста, О. Хаксли, Г. Гессе, А. Камю и др. Кроме того, Резник пишет изысканную модернистскую прозу, ее рассказы публиковались в толстых литературных журналах, а книги не раз становились номинантами литературных премий (премии Андрея Белого и «Ясная поляна»). «Петровская дюжина» - четвертая книга Веры Григорьевны. Это сборник, состоящий из трёх произведений: двух циклов рассказов «Из жизни Петрова» и «Люди, животные и внешняя природа» и «маленького» романа «Персонажи альбома». Все три текста отличаются по форме и стилю: рассказы «Из жизни Петрова» продолжают традицию петербургского модернизма с элементами абсурда и сюрреализма и утверждают гуманистические идеи; «Люди, животные и внешняя природа» написаны в традиционной очерковой манере, но с экзистенциальным подтекстом; роман «Персонажи альбома» напоминает прозу В. Набокова с его вниманием к деталям и психологическим ребусам, тематически эта книга – про русскую интеллигенцию, которой пришлось жить в эпоху исторических перемен. О каждом произведении мы расскажем подробнее.
«Из жизни Петрова»
Рассказы «Из жизни Петрова» написаны с оглядкой на петербургскую традицию, в которой еще со времен Гоголя реалистические сюжеты не обходятся без толики абсурда и фантасмагории. Вот так, например, начинается первый рассказ сборника «Pattern». Однажды осенью одинокий математик Петров увидел, что вдоль штакетника прошла старуха с прозрачным пакетом, в котором лежали две селёдки, завернутые в промасленную бумагу. Петров вздохнул и стал смотреть в небо. Однако
«когда листья сорвало и унесло и всё предстало как есть, в Петрова вошла жизнь старухи с селёдками. И прибавилась к Петрову. С ним такое бывало неоднократно. Поначалу он от непрошенных вторжений страдал и досадовал на внутреннюю душевную дезорганизацию, а потом привыкал к тому, каким становился»
Петров – типичный персонаж Петербурга, интеллигент, чудак. Он работает в каком-то НИИ, решает задачи, ездит на конференции, мечтает стать начальником отдела; поначалу жил с матерью, потом женился, правда, брак быстро распался; иногда он ходит в гости и даже – изредка – на свидания; покупает селёдку на обед; отпуск проводит в деревне… Собственно, это почти всё, что мы узнаем о герое. Рассказы озаглавлены «Из жизни Петрова» - но требуют уточнения: из духовной жизни. Потому что, хотя в каждой новелле есть внешняя событийная канва, внимание автора сосредоточено на духовных и интеллектуальных приключениях героя. Ведь Петров – синестет, то есть человек с обостренным чувственным восприятием: случайные визуальные образы, тактильные ощущения вызывают в его воображении яркие ассоциации; порой фантазии Петрова кажутся ему настолько достоверными, что он теряет связь с реальностью. В рассказе «Озерко» «порталом» становится сахарница, прикоснувшись к которой, Петров вдруг вспоминает прекрасное лесное озеро – и мгновенно туда «перелетает». И здесь, в какие-то доли секунды (пока сахарница, выпав из рук героя, не разбилась), он достигает духовного просветления («Отныне он понимал все, отныне весь Петров был одно огромное понимание, не относившееся ни к чему в частности, а так… вообще»). В другой раз герой в состоянии обморока воображает себя отшельником, наблюдающим за жизнью гусеницы («Во сне и наяву»). В рассказе «В электричке» Петров решает восстановить свое прошлое шаг за шагом, однако память вместо подробного хронологического отчета неожиданно «подсовывает» ему давно забытое воспоминание – один день, который он провел в детском саду для отсталых детей. Именно тогда Петров впервые близко увидел «захватывающую дух настоящую жизнь». Таким же парадоксальным образом размышления о неопалимой купине вызывают в памяти героя образ безумной бабы Паши, одинокой старухи, проживавшей на краю деревни и воображавшей себя жительницей волшебного королевства («Куст»). Рассматривая как-то в гостях фотографию на стене, Петров воочию представляет – можно даже сказать, оживляет – персонажей снимка: доктора, старых медсестер, рассеянную нянечку, которая перелила воды в горшок с фикусом. Очнувшись, герой лишь печально удивляется: «Как это так получается, что была жизнь… и нет ее?» («В гостях»).
Да, сюжеты «Петровской дюжины» кажутся весьма затейливыми, философски нагруженными. Лаконичные по форме, глубокие по содержанию и изысканные по языку они близки модернистской литературе (А. Платонову, В. Набокову). Однако в идейном плане проза Веры Резник вполне традиционна и продолжает гуманистическое направление русской классики. Так, сюрреалистический по сюжету и ироничный по интонации рассказ «Ворона» (к Петрову «подселяется» ворона и становится ему самым близким другом), по сути, является еще одной вариацией на тему «маленького человека» - одинокого, неприкаянного, смешного. А рассказ «Женщины» под необычным ракурсом ставит «вечный» интеллигентский вопрос: быть или не быть? «Вот как просто мы жили, так и буду жить дальше…» - пытается успокоить себя Петров после того, как от него уходит жена. Но жить «просто» - это значит совсем отказаться от себя («не быть»), отказаться от своего уникального зрения, памяти, воображения. Отказаться, в том числе, и от отягчающей душу способности – сопереживания другим. Об этом самый важный рассказ сборника - «Pattern». Из него мы узнаем, что Петров почему-то запоминает (бессознательно) всех встреченных им когда-либо несчастных людей. Они словно к нему «прибавляются»: нищенка с «печеным, несуществующим личиком»; три старухи на станции, продававшие картошку; сын дворничихи Шура, утонувший ребенком; инвалид-колясочник Иван Евстигнеич, плакавший после пробуждения... Помнились и нищие с рынка, которым маленький Петров должен был подавать милостыню (бабушка ему специально готовила копеечку). Герой с самого раннего детства этими обездоленными отчего-то пленен: с виду представитель обеспеченного класса, втайне он чувствует «странную неприязнь к “чистой публике“ и вообще к чистюлям». Но ведь беззащитность перед чужой болью, умение не прятать глаза от страданий людей и животных, рефлексия из-за чувства вины перед народом – все это традиционные качества русской интеллигенции, забытые в последние годы. В образе маленького человека с банальной фамилией «Петров» Вера Григорьевна Резник напоминает нам о том, чем отличается интеллигент от интеллектуала: при всей своей чудаковатости, неуклюжести и внутренней обособленности он (интеллигент) никогда не противопоставляет себя другим. Напротив, в каждом рассказе Петров обнаруживает сходство других – с собой, причем «другим» может быть кто угодно: случайно увиденная нищенка; девочка, чей наивный образ сохранился на старинном дагерротипе; кошка, страдающая от власти инстинктов…
«Люди, животные и внешняя природа»
Цикл «Люди, животные и внешняя природа» включает два очерка. Написанные в традиционной реалистической манере, они рассказывают о маленькой деревне, где проводили летний отпуск Профессор с женой. Двадцать лет назад здесь еще пульсировала жизнь. Лето – время активной работы в саду и на огороде. Хозяйством занимались и местные жители, и приезжие дачники. Косили траву, окучивали картошку, пололи морковь. Ходили в лес по ягоды и грибы. Заглядывали друг к другу в гости, обменивались по-соседски советами и планами. Общались на остановке (дружно разгадывали кроссворд в ожидании электрички). Все в деревне знали, что Настя умирает от сердечной недостаточности, и каждый день в течение двух недель ее навещали бабы, «спокойно сидели возле Настиной постели, рассказывая друг другу про хлопоты со скотиной и что привезли в лавку. Вся Настина жизнь с начала и до конца была им видна, как дом на пригорке. Ничего не скрыто». И также у всех на виду в деревне живут и умирают животные. У Профессора четыре собаки, у каждой свой характер и своя история (все они были когда-то подобраны на улице). Каждый абзац в рассказе «Люди и собаки» - это отдельный кадр. Смонтированные вместе, они представляют собой документальный очерк о жизни в деревне. Очерк не социальный, а эстетический.
«Самые густые тени всегда на границе с самым ярким светом. Свет в июне пронзительный, и в утреннем саду разгул караваджизма. Куст шиповника осыпан белыми бабочками цветов. Но Жена Профессора зачарована кромешным изумрудным провалом в сердцевине куста. Плерома – догадывается Жена Профессора»
Плерома (греч.) – философский и богословский термин, обозначающий полноту, исполненность. Деревня подобна чаше, полной до краев жизнью. Здесь гармонично уживаются совершенно разные люди: городские интеллигенты и деревенские простаки, беседы о «высоком» (науке, искусстве) ведутся вперемешку с разговорами о хозяйстве. В одном дворе звучит из магнитофона тяжелый рок, в другом – Рахманинов. При этом автор вовсе не идеализирует деревню и русскую природу. Глядя на невзрачные цветы на «кривой поляне», жена Профессора думает: «Красоты для глаз никакой, всё это для чего-то другого». И вот это «другое» – какая-то важная тайна, целеполагание жизни – незаметно исчезло…
Второй рассказ цикла – «Люди и кошки» – показывает ту же деревню спустя несколько лет (примерно в наши дни). Кадры больше не бегут друг за другом, потому что улица пуста: нет людей, не слышно их голосов. Профессор не суетится на огороде (всех дел – дыру бы заколотить на террасе, а то дует). Собаки умерли, их место заняли кошки – непривередливые компаньонки старух. Старухи почти не занимаются хозяйством (некуда девать урожай), сидят по домам, смотрят телевизор. «Скучание сделалось главным развлечением». Мимо деревни «из одной большой жизни в другую большую жизнь» со свистом проносятся «Сапсаны». Из-за них отменили электрички, связи между деревнями нет, так что «в промежутках стоит гробовая тишина, и чистого воздуха вдоволь, как на кладбище».
Здесь нет разрухи, но кругом видны следы одичания. Почему деревня замерла именно сейчас, когда уровень жизни в стране заметно вырос и даже здесь, чтобы поговорить с соседкой, уже не нужно выходить к забору – достаточно воспользоваться «мобильником»? Почему не в «лихие девяностые и нулевые», а именно сейчас произошел такой катастрофический распад человеческих связей и пронзило всех тотальное равнодушие – к земле, природе, домашнему хозяйству – тем ценностям, которые веками составляли жизнь большинства людей? «Распалась связь времён» - печально констатировал когда-то принц датский, остро чувствуя наступление Нового времени. В рассказах цикла «Люди, животные и внешняя природа» за кажущейся очерковой простотой тоже слышится экзистенциальное предчувствие глобальных перемен.
«Персонажи альбома: маленький роман»
Сюжет «маленького романа» сводится к следующему: рассказчик, человек уже почтенных лет, рассматривает семейный альбом, доставшийся ему в наследство от двоюродной бабушки. Впрочем, по-настоящему семейным он не был: Марья Гавриловна вставляла в альбом также фотографии друзей и знакомых – не всех, а только тех, кто, по ее мнению, «усердно отправлял человеческие и профессиональные обязанности». Так, в альбом попали, кроме мужа Марьи Гавриловны, психиатра Новознаменской лечебницы Петра Петровича Берга, - его коллега Егор Иваныч Фогель, литератор Муравьев, судебный архивариус (и поклонник Гоголя) Иван Иванович с супругой Зиной (кузиной Марьи Гавриловны), бывший зять Бергов этнограф и путешественник Иван Александрович, пианистка Лютеция Ивановна, а также Марфуша, проживавшая в семье Бергов в качестве компаньонки. Разглядывая снимки, рассказчик размышляет над судьбами этих людей: несмотря на то что в их облике «не было и тени двусмысленности», их жизни сложились совсем непросто. И не только исторические события 1917 года стали тому причиной.
Каждому герою в «маленьком романе» посвящена отдельная глава. Но «Персонажи альбома» - это не просто сборник портретных новелл, здесь есть сквозной сюжет, который развивается с помощью подсказок и полунамеков от персонажа к персонажу, а кульминации достигает в главе шестой, когда все герои собираются на журфиксе у Бергов. Несмотря на попытки Марьи Гавриловны создать уютную атмосферу вечера, гости взбудоражены: все чувствуют, что грядут глобальные исторические изменения. Лютеция Ивановна играет «люциферову» музыку Скрябина, которая всех ошеломляет. О политике прямо не говорят, но в каждой реплике слышится философский подтекст и мировоззренческая позиция. Вернувшийся из Амазонии этнограф, рассказывая о «простых» народах, утверждает, что, вопреки мнению кабинетных теоретиков, культура и этические правила в таких обществах сложнее современных. Петр Петрович напоминает о том, что «зло обделено дарованиями». Судебный архивариус как будто не к месту вспоминает о своем коллеге, который нарочно разбивает бокалы из цветного стекла, чтобы затем из осколков собрать один: «так, по его словам, ближе к тому, чему нет имени». Названия этому новому, готовящемуся разрушению пока и правда не придумали. Кого-то наступающие перемены пугают, других (как доктора Фогеля и Лютецию Ивановну) вдохновляют. Время каждому герою готовит не только испытания, но и прозрения.
Надо сказать, что «маленький роман» Веры Резник – произведение оригинальное не только по форме (стилистически оно напоминает прозу В. Набокова с его изобретательным синтаксисом и безупречным русским языком), но и по содержанию. В нашей массовой культуре сложился определенный канон, по которому сочиняются истории людей, переживших Революцию: обычно мы воображаем их (особенно если они представители обеспеченного класса) эдакими возвышенными существами, чья идеальная жизнь была полностью разрушена в результате событий 1917 года. Своих героев Вера Резник тоже представляет замечательными и достойными людьми, но они не стереотипны. Автор глубоко погружается в описание психологического состояния каждого персонажа – и тут оказывается, что причины их импульсивного поведения почти никак не связаны с внешними факторами. Незримо для окружающих герои постепенно меняются, и, когда приходит время, они совершают «странные» поступки. Когда приходит «время», Петр Петрович, по-чеховски разочаровавшийся в людях и в медицине, бросает лечебницу и жену и уезжает на первом поезде куда глаза глядят. Когда приходит «время», Марья Гавриловна, перебравшаяся после Революции в деревню и здесь познавшая духовную «захватывающую радость», уходит странствовать. Упущенное «время» станет причиной того, что бывший муж Марфуши, по профессии маляр, а в душе художник, не сумев найти применение своему таланту, ожесточится и почти смиренно вступит в ряды большевиков. Своё «время» будет и у прогрессивного доктора Фогеля: он всегда стремился к успеху и власти, и, только оказавшись среди тех, кто утверждал расстрельные списки, почувствует себя в своей стихии (продлится это недолго).
От «большой» истории, конечно, мало кому удается спрятаться, но и преувеличивать ее влияние на духовную жизнь человека не стоит. Время – категория глубоко личная, от того, чем вы его наполните (добром, творчеством, вдохновением, музыкой, поиском смыслов, сопереживанием и помощью другим – или, наоборот: злом, властью, эгоизмом, ожесточением, равнодушием), и будет зависеть жизнь. Вот о чем предлагает подумать Вера Резник в своем «маленьком» романе «Персонажи альбома».
***
В завершение рецензии приведем слова Веры Григорьевны, которыми она, объясняясь в любви модернистской литературе, прощается в своих лекциях с читателями курса:
«Это очень «человеческая» литература, просто у нее иная мера требовательности и к себе, и к потребителю, ведь предметом изображения становится не бытовое существование или приключение, а ДУХОВНАЯ СУДЬБА (…) Духовную судьбу не изобразить стародавним способом, кистью простодушного пейзажиста. Уже сам словесный ряд преображается и, конечно, не только он. Сменив предмет изображения, литература неизбежно вторгается в круг тем, всегда бывших объектом философской мысли»
Все это характерно и для прозы самой Веры Григорьевны. Это сложная литература, требующая внимательного чтения и некоторых интеллектуальных усилий. Зато тот, кто вчитается в «Петровскую дюжину», обнаружит редкие для сегодняшней русской словесности качества: тщательную работу с языком и серьезную философскую проблематику.
Книга в библиотеке: Резник В. Г., Петровская дюжина : [сборник сочинений]. — Санкт-Петербург : Издательство РХГА, 2021. — 302, [1] с. ; 21 см. Инв. номер: 2451830-КХ
***
Автор публикации – Анна Кузьмина (отдел фондов и обслуживания), Библиотека Белинского
