Сорок четыре года лес подо Ржевом хранил тайну неизвестного лётчика, имя которого мы знаем теперь
От Ракова до Анина — час ходьбы, а на машине — так минут за 15 доберёшься: с большака на просёлок, а там, с бугра, поросшего выцветшими овсяными метёлками, уже и Анино видать. На бугре под вечер показались как-то бульдозер и экскаватор. Анинские ничуть не удивились — мало ли что механизаторам нужно. Но когда техника с просёлка свернула к лесу — заинтересовались. А через день пополз по округе слух: раковские лётчика нашли.
Из очевидцев событий сорокачетырёхлетней давности в Анине осталась лишь Таисия Константиновна Давыдова. Она прекрасно помнит, как августовским утром 1942 года оглушительно ударила канонада. Она могла означать лишь одно — недолго фашистам быть в Анине. И точно — через переправу потянулась вереница гитлеровских машин. К полудню бой закипел уже на окраине деревни. В это время и появились в небе пять «хейнкелей». Им ничего не грозило. Спокойно и расчётливо начали они бомбить танки и пехоту. Загорелся один танк, вышел из строя другой, третий... Захлебнулась атака наших солдат.
И вдруг высоко в небе обозначилась чёрная точка. Она падала вниз, разрастаясь, и через какие-то минуты все на земле — и наши, и немцы, и жители деревни увидели краснозвёздного «ястребка». Через несколько секунд один из немецких самолётов задымил и ретировался в сторону. Вражеские машины нарушили строй, стали набирать высоту. «Ястребок» не уклонился от боя.
«Смертельная схватка, — рассказывала нам Таисия Константиновна, — длилась несколько минут. Наш лётчик бесстрашно шёл на сближение с врагом — мы понимали: он хотел выиграть время, дождаться подмоги».
И всё-таки силы были не равны. С земли видели, как «ястребок» пошёл круто вверх, а затем — резко вниз. «Самолёт упал в лес, — вспоминает Таисия Константиновна. — Мы замерли, ждали взрыва, но он так и не взорвался».
Не взорвался потому, что оказался глубоко под землёй.
В августе 1942 года подо Ржевом шли дожди. Помните у К. Симонова строки о бесконечных и злых дождях? А ведь Симонов с Сурковым во время Ржевско-Сычевской операции прошли в нескольких километрах от Анина. Ещё ближе к тому месту в первых числах августа был А. Твардовский, у которого с этой землёй связано стихотворение «Я убит подо Ржевом». И в нём упоминаются болота. Вот поэтому, как в масло, вошёл в сырую землю наш «ястребок».
Именно этот самолёт и раскопали Анатолий Козлов, Виктор Рюмин и Сергей Якунин.
Виктору, Анатолию и Сергею — около тридцати. В таком возрасте ради одного любопытства на подобный шаг и не решиться. Впрочем, решение созрело давно: ещё много лет назад, услышав от одного более старшего механизатора о точном месте падения самолёта, и захотели ребята достать «ястребок». Да вот беда — вручную это сделать было невозможно. Появился в хозяйстве новый экскаватор, но, как назло, лето одно за другим выдавалось дождливым. Лес становился непроходимым. А вот нынешним сухим летом решено было начать раскопки. В лес уезжали после напряжённого трудового дня. Виктор, например, каждый день ездил в карьер за щебёнкой, Сергей готовил к приёму зерна совхозную сушилку. Так что освобождались лишь часов в семь вечера. Работали, пока можно было различать в лесу отдельные предметы.
В первый день ничего обнаружить не удалось. Экскаватор оставил лишь большой котлован. Зато на другой, когда синие сумерки плотно обступили стволы осин и елей, ковш экскаватора вдруг задел что-то твёрдое. Сергей Якунин, сидевший за рычагами, выскочил из кабины: внизу, в котловане, явственно видны были самолётные колёса.
Как ни велико было искушение продолжать работы, решили остановиться. В темноте можно ошибиться. И вот уже у всех в руках лопаты.
Добрались до кабины. «Парашют!» — крикнул Виктор Рюмин. Парашют увидели, когда вытащили бронеспинку кресла, она вся была изрешечена пулями — ясно, лётчик был убит ещё в воздухе, оттого и рванул «ЯК» резко вверх, что в смертельной хватке сжал лётчик штурвал.
Парашют же был почти весь целый. На ткани номер: 028929. Сложив его аккуратно под деревом, ребята вновь подошли к самолёту. Кто-то бережно стал вытаскивать из покорёженной кабины плотную материю — остатки гимнастёрки.
Уже при свете фар из нагрудного кармана вытащили бумаги. Комсомольский билет № 0008736, выданный в мае 1938 года Звенигородским райкомом комсомола Московской области. Фотографии нет — размокла. Лишь на соседней странице отпечатались контуры мальчишечьего лица. Руденко Дмитрий Иванович, 1923 года рождения. Современная нам статистика утверждает: из каждых ста ровесников Димы Руденко с войны вернулся лишь один. Лейтенанту Руденко в августе 1942-го было всего девятнадцать.
Залитый кое-где кровью почтовый треугольник сохранился хорошо. Письмо от матери: «Здравствуй, дорогой Димочка! Сегодня 1 мая. Не зная твоего адреса, не могла послать тебе поздравления. Поздравляю тебя с опозданием. 1 мая в тылу празднуется в труде. Надюшка здорова, растёт и развивается. На вопрос: «Кого любишь?» — меня называет в первую очередь, ты занимаешь второе место, Вова — третье. О Вове ни слуху, ни духу. Послали запрос в наркомат обороны.
Живём мы хорошо, и ты не беспокойся, всё у меня есть. Дедушку, возможно, отправлю к тёте Мане. Папа пишет часто. Он здоров, работает очень много. Пиши, не заставляй меня беспокоиться. Целую. Твоя мама».
По краю листа — постскриптум: «На заём подписалась на 1200 рублей. Тебе на аэроплан».
На треугольнике — адреса. Диме письмо было послано в полевую почту номер 772, в 66-й истребительный авиационный полк. Обратный адрес, видимо, эвакуационный: Саратовская область, город Вольск, Крытый переулок, дом 15.
Затаив дыхание читали ребята эти подлинные документы военного времени. Тот лётчик, о котором они слышали с детства, обретал конкретные, личные черты, раскрывал им своё имя и свою девятнадцатилетнюю жизнь. Каждая вещь рассказывала о многом. Вот бритва — часто ею пользовался девятнадцатилетний лейтенант? Кисет, в котором не было табака, а лежала мыльница с мылом, — значит, не курил Дима Руденко. Миниатюрная записная книжка, в ней — девичья фотография, также отпечатавшаяся на соседней странице. И цитата из Гегеля: «Любовь — источник жизни».
Среди прочих бумаг попалась одна, где скрупулёзно подсчитывались вылеты. Последний был всего лишь пятым — «ЯК-7Б» только начинал поступать на вооружение. На листке — запись-задание: «Прикрыть скопление войск у переправы в районе Погорелого Городища». Военные энциклопедии сообщают, что Ржевско-Сычевская операция ставила своей целью овладеть рубежом Волга — Вазуза и не дать немцам перебросить с Западного фронта войска к югу, где в это время обстановка складывалась неблагоприятно для нас. Выходит, Сталинград защищал на тверской земле лейтенант Дмитрий Руденко.
Вокруг полевой сумки с бумагами разгорелся среди деревенских «криминалистов» жаркий спор: чьи они? На листках записаны фамилии лётчиков, участвовавших в соревновании звеньев, данные биографического характера, технические описания самолёта и отдельных его агрегатов. Большинство бумаг указывало на то, что сумка принадлежит не простому лётчику — командиру, но мог ли быть командиром девятнадцатилетний лейтенант? Сейчас Зубцовский краеведческий музей пытается разыскать криминалиста-графолога, а в деревне все толки прекратил авторитетный человек — бывший военный лётчик Иван Александрович Фадеев: «Маловероятно, чтобы лётчик таскал с собой технические описания. О состоянии самолёта ему обычно докладывал механик. Скорее всего — сумка его».
В одной из тетрадок — невыдранный лист с актом технического состояния самолёта. Подписан он механиком Лахмаем. Фамилия Лахмай упоминается и в других бумагах. Может, его сумка?
...Издали льняное поле напоминает шелковистый ковёр. Вот и знакомый бугор. Здесь уже царство овсяных метёлок. Они трогательно кланяются, как бы уступая нам дорогу. За рулём «Нивы» — первый секретарь Зубцовского райкома комсомола Надя Сизова. Свободных мест в машине нет — мы едем смотреть котлован. Несколько дней назад состоялись похороны лейтенанта Дмитрия Руденко. Похоронили его в селе Ракове — рядом с братской могилой, где лежат сотни солдат и офицеров, погибших на подступах ко Ржеву. Гроб стоял в сельском Доме культуры. Пришли, кажется, все, кто мог. Проводили Диму троекратным воинским салютом, как и полагается герою. «Не захоронение сегодня, — сказал кто-то, — похороны». Мужчины слез не стыдились, женщины выплакались вдоволь — и те, что своих с фронта не дождались, и те, кто войны в глаза не видел.
У края котлована Толя Козлов — душа компании — давал пояснения: тут винт нашли, а тут — Диму. У Толи дед погиб в боях за Ржев. Может быть, поэтому так мечтал Толя раскопать самолёт? Мы спросили его об этом, он сказал тихо про лётчика: «Не место ему было там...».
Лейтенант, защищавший Родину, обрёл своё имя. Но мы пока не знаем ничего о Дмитрии Руденко. Кто он? Каким был? Вспомните, знавшие его.
И. ЛАДЫГИН, В. ГОРЧАКОВ (1986)