Вообще, меня саму удивила информация, которую я встретила в публикации Ольги Коньковой, в соавторстве с В.А.Кокко: Ингерманладские финны. Очерки истории и культуры. СПб.: МАЭ РАН, 2009.
"В конце XIX века среди финнов Северной Ингерманландии ещё сохранялся старинный обычай «ночного» сватовства — его называли «ночной бег» или «ночное хождение» — юоюоксу или юоялан кяунти (yöjuoksu, yöjalan käynti).
Летом девушки спали не в доме, а в клети, они ложились на кровать одетыми, и парни имели право посещать их по ночам. Молодые люди могли сесть на край кровати, даже лечь рядом, но дальше дело не заходило. Слишком активных парней, нарушивших эти правила, могли исключить из сообщества деревенских парней.
Традиционный ночной обход дворов был групповым, при этом с девушкой оставался лишь один, а остальные парни шли дальше, в клеть соседей. Но в конце XIX века парни ходили уже поодиночке.
Родители девушек, как правило, не одобряли этот обычай. Порой, заслышав подозрительный шум, они могли даже спустить собак! А парни, как бы в отместку, после каждого посещения клети оставляли ножом зарубку на дверной балке. Обычно такие ночные посещения к браку не вели, но, бывало, после таких «хождений» парень засылал сватов именно в посещаемый дом".
И вот это ночное посещение девушек до свадьбы напомнило, как ни странно, традиции юкагиров, восточно-сибирского народа.
Вроде вообще не та же степь, ничего близкого к ингерманландским финнам, жившим в Российской империи, недалеко от Петербурга. А общности какие-то есть.
Не один в один, но чем-то похоже.
Судите сами:
У юкагиров были весьма свободные взгляды на добрачные связи юношей и девушек. Свидетельства об этом можно почерпнуть из монографии этнографа В. И. Иохельсона "Юкагиры и юкагиризированные тунгусы", написанной им в самом начале прошлого века.
По его наблюдениям идеал чистоты, верности и постоянства юкагирских женщин не включал в себя понятия девственности, т.е. девственная чистота не ценилась в принципе. Молодой человек не интересовался прошлым своей возлюбленной и по отношению к прошлому не было ревности. Ревновали только в настоящем.
Отношения между парнями и девушками начинались рано: с шестнадцати или семнадцати лет у юношей с девушками такого же возраста или даже моложе.
Когда у девушки начиналось половое созревание, она получала отдельную спальную палатку в чуме. С этого момента на нее накладывались определенные ограничения или табу.
Возмужалость юноши признавалась с того момента, когда он начинал охотиться за оленем, лосем или медведем, и принимал участие в экспедициях взрослых охотников. После этого юноши могли ходить по ночам в спальные палатки девушек. А девушка, получившая отдельную спальную палатку, могла свободно принимать посетителей.
Неженатые молодые люди редко проводили ночь дома. Когда огонь в очаге потухал, девушки удалялись в свои спальные палатки, а юноши оставляли родительский чум и пробирались к соседским девушкам. Они входили к ним, не раздвигая занавеску, служащую дверью, а приподымая край покрытия чума у того места, где находилась спальная палатка девушки.
Конечно, в большинстве случаев эти посещения были основаны на влюбленности молодых людей, но при этом были не редки случаи неверности. Вакантное место юноши, ушедшего на охоту или рыбную ловлю, почти тут же занималось другим. А если вернувшийся юноша заставал в спальной палатке своей возлюбленной соперника, то он заставлял его выйти на единоборство. Победитель возвращался к девушке, а побежденный отправлялся домой.
В древние времена, говорят предания, юноши-соперники уходили далеко от чумов и боролись до тех пор, пока один из них не падал мертвым. Нередко друзья молодого человека помогали ему бить соперника, узнав, что тот приходил в его отсутствие.