Продолжение. Начало здесь: Эмтегей 85’ Колыма реальная и мистическая
— Лёха! У дураков мысли сходятся! Только я успел подумать об этом, как ты заговорил!
— Не знаю, вспомнилось чего-то. Я об этом с начала пути ещё думал, и размышлял, что, может быть, эти дракончики и динозавр в Лабынкыре — друг другу родственники? Помнишь того московского фраера, которого на Адыгалахе встречали прошлым летом?
Как не помнить. Очень хорошо помню тот день. Точнее, это был вечер и ночь, только было это в июне, поэтому солнце не заходило, была белая ночь. Мы тогда добирались на перекладных до Бастаха, там в эти дни хариуса можно было на спиннинг наловить, сколько унесёшь. Но рейсовый автобус ходит только до Адыгалаха, это шестьдесят километров от Кадыкчана на северо-запад по Колымской трассе. Закупились тогда знаменитым адыгалахским хлебом и пешком вернулись на трассу, где расположились на пляже реки Адыгалах, у большого завала из плавника. Прямо около опоры моста через реку, чтобы можно было выскочить вовремя на дорогу, если послышится звук приближающейся попутной машины.
Развели костёр, заварили полный чайник кофейного напитка «Балтика», который был отменного вкуса при цене в сущие копейки, и сидим, попиваем ароматный напиток, байки травим. Вдруг послышался шум машины, и мы уже напряглись, чтобы нестись к обочине, дабы не проморгать попутку, но послышался жестяной лязг закрывающейся автомобильной дверцы, и гул удалился в сторону прииска.
Через несколько минут оборачиваемся на шум приближающихся шагов. Идёт пассажир… Я им просто залюбовался! Аккуратные усы и бородка, очки в роговой оправе, в вязаной спортивной шапочке, брезентовом плаще до пят, новеньких кирзовых сапогах и свитере с высоким «горлом». Ну, вылитый турист из телевизора! Гитары только не хватает!
— Здравствуйте, товарищи! — громко, словно тугой на ухо, крикнул басом «турист». — Мне неловко навязываться, не в моих правилах злоупотреблять чужим гостеприимством, но не будете ли вы столь великодушны, чтобы выделить усталому страннику место у вашего очага?
— Ха-ха-ха! — дружно прыснули мы. — Ты, дядя, видать, прямиком с материка к нам забрёл, закона тайги не знаешь? Па́дай, костёр — он всегда общий.
— Благодарю покорнейше! Вы невероятно любезны. А о чём же ещё гласит закон тайги?
— Ну… К огню нужно относиться с почтением, как к мудрому старцу. Зажигать только однажды, не давая угаснуть до самого окончания стоянки. А ещё ссать в него нельзя, иначе в следующий раз замучишься огонь разводить. И водой нежелательно заливать, если есть возможность, лучше дать ему угаснуть самостоятельно, — изрёк с серьёзным видом Лёха, надув щёки для важности, и сунул незнакомцу в руки полную кружку горячего эрзац-кофе.
— Спасибо, мил человек! Буду постигать с вашей помощью таёжную науку.
— А ты откуда, мужик? И куда путь держишь?
— А я из столицы нашей Родины, из города-героя Москвы.
— О как!
— Один?
— Пешком? К кому?
— Разрешите представиться. Меня зовут Павел Петрович, а вас?
— Алексей.
— Андрей, — встали у костра. Пожали друг другу руки и опустились каждый на своё место.
Павел Петрович достал из внутреннего кармана футляр и мешочек. Мы с Лосём уставились на него в ожидании, что произойдёт дальше. А дальше из футляра появилась удивительно красивая курительная трубка, и «турист», широко улыбаясь, наслаждался нашей реакцией, и затем стал неспешно набивать трубку табаком из кисета. Картина маслом, что называется. Штамп, порождённый киношниками, ожил на наших глазах. Вот он перед нами, живое воплощение представлений интеллигентов о том, как должен выглядеть настоящий таёжник.
— И вот ещё один таёжный закон. У костра не прикуривают от спичек или зажигалки, — наставительным тоном предупредил Лось.
— Петрович! А ты вылитый Визбор, только с бородой, — набрался наглости заметить я.
— А Визбор тоже бороду отращивал одно время. Когда я с ним познакомился, у него была точно такая бородка, как сейчас у меня, — довольно заулыбался «турист», явно решив, что произвёл на нас благоприятное впечатление, и мы прониклись к нему уважением, и он теперь может считать себя ровней с нами.
— Что, Визбора живьём видел?
— Мы дружим с ним… — погрустнел Петрович. — Нечасто видеться удаётся, он же кочует, как цыган, по всей стране. Но перед отлётом в Магадан мы провели целую ночь у меня в квартире. Он очень интересуется моими исследованиями. И обещал, что если я хоть что-то найду там, куда еду, то в следующую экспедицию он непременно отправится вместе со мной, если выздоровеет. Боюсь, недолго ему осталось…
— Ничё се, сколько всего сразу вывалил! — завёлся Лёха. — Давай теперь подробнее. Ты чё, в натуре учёный?
— Да. Старший научный сотрудник одного из московских НИИ. Я специалист в области радио и электроники.
— Ух ты! Первый раз вижу живого учёного!
— Надеюсь, не в последний, — засмеялся Петрович.
— А на Колыме-то какими судьбами? — спросил я.
— Вообще-то я тут проездом. Еду на озеро Лабынкыр, в Якутию.
— А хули там делать-то? Там вообще рыба не водится, даже утки на воду не садятся. Если рыбу изучать, так это тебе на Томтор, Барагон или, лучше всего, на Алысардах, — затараторил Лось.
— Лёха, заткни фонтан, не матерись и слушай, что тебе люди говорят. Какая нафиг рыба! Он же русским языком сказал, что он электронщик, а не ихтиолог.
— Ой-ой-ой… Мона подумать, мона подумать! Собрались тут интеллигенты…
— Так, товарищи, предлагаю не выводить разговор из рационального русла, и тогда я продолжу, — примирительным тоном произнёс Павел Петрович.
Помолчали с минуту, наблюдая, как Петрович задумчиво уставился в костёр, попыхивая трубкой. Молчание прервал сам рассказчик. Пристально поглядел по очереди каждому из нас в лицо, видимо, остался удовлетворён и пришёл к нелёгкому для себя решению рассказать всё.
— Вы, наверное, слышали о лох-несском чудовище?
— Конечно! Сенкевич по телику рассказывал.
— Да, и в «Труде» писали, и в журнале «Вокруг света».
— Это хорошо. Значит, мне не придётся долго объяснять. Кстати, в «Комсомолке» тоже роскошная статья была. Ну, и как, по-вашему, может это быть правдой?
— Ну… Хотелось бы, чтоб было правдой, — состорожничал я.
— Я думаю, что брехня. Ищут-ищут, ловят-ловят, и даже фотки нормальной нет до сих пор. А снежный человек точно есть!
— Ну, пока оставим снежных людей их снежным женщинам, а с Лабынкыром вот какая штука:
В ходе одной из научных работ мне попался любопытный документ. Это был письменный рапорт командира воздушного судна полярной авиации, Ил-14, в котором он докладывает, что, пролетая над озером, экипаж визуально наблюдал на дне водоёма, в земле, два отверстия правильной круглой формы и одинакового размера. Рядом с ними отчётливо наблюдалось крупное животное, напоминающее тюленя, только размером с аэродромный топливозаправщик с прицепом-танкером. Животное плыло в подводном положении, не всплывая на поверхность.
Командир доложил о происшествии диспетчеру и запросил разрешения на смену эшелона и разворот на круг для уточнения обстановки. При облёте несколько раз озера на малой высоте было отмечено, что животное подплыло к одному из провалов и исчезло в нём.
Этот рапорт послужил толчком для начала моих исследований. Руководство о нём и слышать не желало: мол, у нас и так очередь из заказов на год вперёд, а ты со всякой ерундой тут лезешь, да и институт у нас не зоологический. Поэтому я занимался этим исключительно в свободное от основной работы время.
Мне удалось собрать целое досье на это чудовище. Оказалось, что его видели не один и не два раза. Множество вертолётчиков наблюдали зверя с малых высот, и по описаниям оно очень подходит к одному вымершему виду — плезиозавру. В точности, как шотландская Несси.
Кроме того, местные жители знают о нём очень давно, называют его «лабынкырским чёртом» и стараются обходить озеро стороной. Озеро и вправду адское. Вода в нём не замерзает даже при минус пятидесяти, поэтому велика вероятность, что дно его сообщается с термальным подземным озером, из которого идёт подпитка горячей водой.
Следы животного, выползающего на берег, очень часто появляются на безжизненных берегах, где на несколько десятков метров от воды не растёт даже трава. Собаки не подходят к воде вообще никогда, и бывали многочисленные случаи исчезновения лаек у промысловиков, охотившихся рядом с озером. Так что дело за малым: прийти, увидеть и задокументировать! Я для этой цели даже приборчик один спроектировал и самостоятельно собрал. Вот он, — Петрович достал из рюкзака прямоугольный футляр из жёлтой кожи размером чуть более буханки хлеба. — Надеюсь, он мне поможет, и это будет прорывом для советской науки!
Мы с Лосём сидели с отвисшими хлебальниками, в состоянии глубокого потрясения, переваривая услышанное. Было такое чувство, что мы прикоснулись к чему-то таинственному и великому. Не знаю, испытал бы я более яркие чувства, если бы сам увидел живого динозавра.
— Да, вот такие у вас тут дела творятся. А вы не знали? — искренне обрадовался нашей реакции Петрович.
— Много я чудес слышал, но тако-о-е!!! А-ахренеть! Дома расскажу — не поверят! — молвил осипшим от волнения голосом Лёха. — Так как же ты добился разрешения на экспедицию?
— А никак! Использую с пользой, прошу прощения за тавтологию, свой очередной отпуск.
— Ну надо же! За свои деньги, в свой отпуск! Не в Гагры или Пицунду, а на Колыму! Теперь у меня есть веский повод, чтобы искренне гордиться советской наукой!
— А раньше? Раньше разве не было повода?
— Ну, как-то всё приелось это, говорят, говорят, а сами несчастный кассетник выпустить не могут. Вон, на западе чего только нет — и всё для человека. А у нас? Танки, ракеты…
— Любезный друг Алёша! Там это всё делается не для народа, а для капиталистов. Они этими цацками у людей деньги выманивают, те рвут жилы на заводах ради какой-то тряпки или транзистора, а разве для этого жизнь человеку дана? Нет! Это у нас для народа создаются корабли и самолёты, заводы и фабрики. А для мещан делают цацки, так разве то люди? Они же только о себе думают! Ничего! Лет через десять — пятнадцать весь мир нам будет завидовать — так мы заживём. Я не могу всего сказать, но поверьте на слово, наша наука способна перевернуть все представления о быте простого труженика. У нас есть такие открытия! Такие изобретения! Не пришло ещё время. Потерпите немного, и попомните мои слова.
Глянув на часы, наш собеседник удивлённо крякнул:
— Надо же! Уже седьмой час, а ночи-то не было!
— Так белые ночи же у нас. Рядом полярный круг, — улыбнулся я.
— Видимо, мне предстоит ещё не раз удивиться на этой гостеприимной земле.
— Она гостеприимная, это верно. Но она не прощает ошибок новичкам. Будьте осторожны, Павел Петрович. Очень многие не вернулись из тайги, отправившись туда в одиночку, не обладая необходимым опытом.
— Благодарю вас, любезный Андрей! Я всегда буду помнить ваши слова.
За всё это время, которое мы провели на берегу Адыгалаха, лишь однажды протарахтел по мосту старенький трактор «Беларусь». А в попутном направлении не ехал никто вообще. Лишь к полудню с перевала послышался заунывный вой колонны «Уралов» с прицепами. Нам повезло, и, попрощавшись навсегда, мы расстались с сумасшедшим москвичом, рассевшись по машинам.
Мы с Лёхой — в головной «Урал», а Петрович — в следующий. Через двадцать километров мы спрыгнули на обочину у моста через реку Бастах и помахали руками Петровичу, которого увозил в дальний путь якутский грузовик. Только он этого не увидел, потому что спал беспробудным сном, прислонившись к боковому стеклу кабины.
Но вот мы обогнули живописную серую скалу, напоминающую лик сказочного великана, и повернули налево. Неожиданно, словно оборвалась плёнка кинофильма, пейзаж сменился, и мы, выйдя из сказочной чащи, оказались посреди тундры, наполненной звоном комаров, слепней и оводов. Раскалённый воздух колыхался над пустыней, покрытой кочками, усыпанными незрелыми ягодами морошки. Через эту пустыню, прямая, как стрела, расстелилась по болоту грунтовая дорога. Для кого-то это, конечно, простая насыпь, но на Колыме это принято считать автобаном.