Подоспевший Айк незамедлительно вцепился в бычьи телеса! Но не в нос, как поступали его предки, прославившие бычью травлю на многие лета, а в сторону, совсем противоположную носу...
В клубе настаивали, чтобы щенок получил кличку непременно на литеру «А». Мол, такие в мире правила. Пришлось покориться...
Поскольку боксеров придумали в Германии, изначально планировали выдумать какое-нибудь немецкое прозвище. Отчего в голову лезла всякая непотребщина, по итогам которой решили максимально заанглофилиться.
Ибо имя псу требовалось всенепременно с иностранным прононсом – боксера Тузика водить по выставкам как-то грешно.
Для выполнения задачи мобилизовали старшего сына, учившегося в спецшколе с углубленным изучением иностранного, и он, не заглядывая в тамошние Святцы, нарек животину Айком.
Что значит это имя, никто не знал, но всем понравилось нездешнее звучание и легкий джентльменский флер.
Через год пузатое недоразумение превратилось в благородного кобеля с игривым характером, довольно понятливого, но не сильно ответственного.
Так что выучка пса и его социализация имели мерцающий, фрагментарный характер. Что хозяев нисколько не смущало – Айк отличался дружелюбием.
Пес требовал серьезных прогулок в любую погоду с обязательными играми. Поскольку в семье все считались степенными и рассудительными, Айку пришлось искать партнеров для активного общения самостоятельно.
И он скоро обрел их, пристрастившись к охоте. Весьма условной, поскольку охотился он не ради пропитания, а ради проведения досуга. И весьма нерадиво, даже номинально, без всякого результата...
Тиранил Айк в основном птиц. Причем всяких. От воробья до сойки. Что попадалось. Иных преследовал с обязательным, ежедневным азартом, что внешне выглядело как экологическая катастрофа.
Особенно пристрастился он к дроздам, столетиями обитавшим на пустыре, считавшемся заброшенным кирпичным заводом.
В итоге бедные птицы были вынуждены пересмотреть свой график, перекроив все базовые привычки породы. И, похоже, научились даже синхронизировать режим по городским часам, маячившим на строй каланче и видимым со всех обзорных точек города.
Еще Айк дотошно исследовал помойки, окна подвалов и, если повезет, дохлых ворон. Которым иногда изменял с мусорными урнами, если те не сильно смердили окурками...
Обожал дачу до дрожи, заранее чуя выезд на нее и поскуливая так выразительно, что его фальцетному скрипу научилась подражать вроде бы необучаемая по дряхлости и лени канарейка.
На даче пес любил давить клубнику непосредственно на грядке - он полагал, что лакомится ею, - зарывать морду в свежую, только что выкопанную яму в жаркие дни, ловить мышей и кузнечиков…
А еще обожал подвывать отдельным песенкам с радио, транслируемым на полную громкость соседями, и спать в гамаке, натянутом между яблонь.
Все это немного отдавало собачьим мещанством. Зато разнообразило досуг.
С дачей связан и самый эпический прокол Айка – любовь к пожилой соседской болонке, переросшая в трагедию с далеко идущими последствиями...
Как-то по недосмотру соседки ее сторожевая муфта Фифи просочилась на периферию территории Айка.
Ужас состоял в том, что у собачонки было “свадебное настроение”, а Айк находился в полном расцвете сил. Так что довольно скоро он явил миру дрожащую губу и слюнявый рот.
Затем, по утверждению соседки, болонка ответила взаимностью боксеру, и они довольно близко подружились.
И все бы ничего, но через два или три дня бедняжка Фифи отдала душу собачьему богу. И безутешная хозяйка решила, что гибель ее любимицы напрямую связана с похотливостью невоспитанного соседского кобеля с тупой мордой.
Еще через два дня к хозяевам Айка пришел участковый, тративший на сохранение серьезной судейской мины столько сил, что заметно потел и тряс коленкой.
Но требовал показаний по существу, размахивая заявлением соседки, глубоко и несвоевременно ушедшей в траур и воспоминания.
В итоге придрались к тому, что вскрытие бедолаги Фифи не проводилось, так что доподлинно выявить причину смерти питомицы не представлялось возможным...
С дачей связан и главный подвиг Айка – усмирение племенного быка Васьки, известного дуростью характера и дикостью силы.
При всем этом бык имел и слабость – любил катать бревна. Когда пасли колхозное стадо, Васька обязательно отлучался на вырубку под проведение ЛЭП, где рогами катал бревнышки, оставшиеся от расчистки лесной подошвы.
После чего приобретал благостное расположение духа и серьезный аппетит...
Эта Васькина привычка особо никому не мешала. Мешала ее пролонгация. Поскольку по пути на ферму, проходившему прямо по центральной улице дачной деревни, бык всенепременно озоровал, поддевая рогами сарайки, заборы и амбары.
А под конец стал еще и покушаться на крайнюю избу, норовя поддеть венцы рогом и раскатать их. Что совсем не нравилось жильцам – избушка ходила ходуном и, похоже, долго сопротивляться не планировала.
Пробовали жаловаться старосте и председателю. Те кивали на пастуха. Пастух же откровенно побаивался воспитанника (и вполне обоснованно, надо сказать, побаивался), отчего воспитательный процесс таял на этапе зарождения и не давал желаемого результата.
Спасли положение брат владельца избы и Айк. Брат служил летчиком где-то очень далеко, но раз в году, в отпуск, обязательно приезжал в родовое гнездо.
Летчик не боялся ни высоты, ни примет. А потому, выслушав жалобы натерпевшейся родни, быстро нашел управу на быка.
Подсидев на завалинке до нужного момента, летчик зашел с тыла Ваське, обстоятельно навернул хвост увлеченного быка на руку, точно собирался с ним перетягиваться, да принялся охаживать бока шаловливого создания заранее припасенным дрыном.
Бык старался вырваться и добраться до обидчика, но согласиться с потерей хвоста не мог. Так что ограничился диким ревом и мотанием рогами.
В какой-то момент Васька чуть было не дотянулся рогами до летчика-педагога, но тут подоспел ошалевший от переполоха Айк, решивший ввязаться в развивающееся противостояние и помочь человеку безвозмездно.
Для чего незамедлительно вцепился в бычьи телеса! Но не в нос, как поступали его предки, прославившие бычью травлю на многие лета, а в сторону, совсем противоположную носу.
Но не менее болезненную. Где и повис, поджав лапки на манер сушеного сверчка...
Такого неуважения и прессинга Васька уже не был в состоянии вытерпеть. И, утратив всякую волю к сопротивлению, трусливо рванул на ферму, по дороге голося по типу корабельного навигационного ревуна.
Хотя унижение продолжалось, и бычья прыть упорно сдерживалась рукой мстителя из летунов и челюстями собаки из боксеров. Так что шествие вышло торжественным, ярким и запоминающимся, точно крестный ход перед Апокалипсисом.
На ферме уже освобожденный от внештатных обвесов бык забился в стойло и просидел там два дня, отказываясь выходить на пастбище и потребляя преимущественно воду из автопоилки, даже не смотря на кормушку с сеном.
Но потом понемногу отошел и принялся заново водить стадо на пастбища. Так же регулярно балуясь бревнами на делянке. Но путь домой его теперь выглядел иначе...
Все стадо продолжало ходить через деревню, а Васька обходил человечье жилье по такому мощному азимуту, что уменьшался в размерах и выглядел не опаснее молочного теленка.
И ни уговоры, ни хлеб, ни хлопки пастушьего кнута не могли заставить Ваську пройти натоптанными тропами.
Айка же все посчитали умным преданным псом, достойным парадного портрета на почтовых марках. Что заключалось в попытках его накормить…
Для чего в приватном порядке владельцам презентовались то мясные срезки, то слегка обсаженные мякотью мосолыги.
Тут сложно сказать, насколько знаки народного внимания радовали Айка, но точно известно, что его хозяевам такая популярность пса заметно облегчила его содержание, поскольку статья расходов на организацию собачьего питания заметно сократилась.
Отныне все хотели завести щеночка-боксера, но как-то не отваживались – традиционно в деревне псов сажали на цепь в будку. А покровы боксеров мало подходят к подобному режиму эксплуатации.
Так что еще доброе десятилетие Айк оставался если не тотемом, то былинным героем с локальным распространением.
Автор ЛЕВ НЕИЗВЕСТНЫЙ