Найти в Дзене
Про джаз

Белая Фея и чёрный Маг. Окончание

Для Жюльетт был зарезервирован номер в Waldorf Astoria на Парк-авеню. Майлс мечтал её увидеть, мечтал и боялся. Между их встречей в Париже и той, что надвигалась, чёрным призраком встали страшные годы. И он не знал, как она его встретит после всего, что он за эти годы натворил. Жюльетт сама его разыскала и назначила встречу в отеле. Майлс , трепетавший от волнения и неуверенности в себе, не в состоянии был определить правильную линию поведения при встрече с любимой. Вот, что сам Майлс написал об этом в своих мемуарах: «Помню, правда, что мне было немного не по себе из-за того, что после Парижа она (Жюльетт) не выходила у меня из головы, вошла в мою плоть и кровь. Она была, я думаю, первой женщиной, которую я по-настоящему полюбил, и то, что нам пришлось расстаться, разбило мне сердце, подтолкнуло меня к пропасти и к героину. Я нутром понимал, что хочу её увидеть — должен ее увидеть. Но на всякий случай я прихватил с собой друга, барабанщика Арта Тейлора. Так мне было легче справиться с
Оглавление

Для Жюльетт был зарезервирован номер в Waldorf Astoria на Парк-авеню. Майлс мечтал её увидеть, мечтал и боялся. Между их встречей в Париже и той, что надвигалась, чёрным призраком встали страшные годы. И он не знал, как она его встретит после всего, что он за эти годы натворил.

Жюльетт сама его разыскала и назначила встречу в отеле. Майлс , трепетавший от волнения и неуверенности в себе, не в состоянии был определить правильную линию поведения при встрече с любимой. Вот, что сам Майлс написал об этом в своих мемуарах:

«Помню, правда, что мне было немного не по себе из-за того, что после Парижа она (Жюльетт) не выходила у меня из головы, вошла в мою плоть и кровь. Она была, я думаю, первой женщиной, которую я по-настоящему полюбил, и то, что нам пришлось расстаться, разбило мне сердце, подтолкнуло меня к пропасти и к героину. Я нутром понимал, что хочу её увидеть — должен ее увидеть. Но на всякий случай я прихватил с собой друга, барабанщика Арта Тейлора. Так мне было легче справиться с этой ситуацией» /Майлс Девис. Автобиография. Стр. 241/.
Miles Davis
Miles Davis

Два афроамериканца, нарисовавшиеся в холле фешенебельного отеля произвели панику, как от пожара. И когда Майлз потребовал позвонить в номер Жюльет Греко и известить её о том, что он внизу, портье пришёл в такой трепет, что никак не мог нащупать трубку телефона.

«Я подошел к ресепшн и спросил Жюльетт Греко. Мужик за конторкой переспросил: «Жюльетт... кто?» Этот мерзавец смотрел на нас как на что-то сверхъестественное, как на спятивших. Я повторил её имя и велел ему позвонить ей. Он так и сделал, но, набирая номер, вперился в меня взглядом, в котором читалось: «Невероятно!» Когда она попросила его пригласить нас наверх, мне показалось, что этот болван тут же на месте отдаст Богу душу» /Майлс Девис. Автобиография. Стр. 241-242/.

Майлс с приятелем поднялся на этаж. Дверь номера открылась и ему на шею бросилась Жюльетт, всё та же очаровательная белая фея, от которой он буквально сбежал пять лет назад. Она была уверена, что Майлс придёт один и не сразу заметила рядом с ним Арта Тейлора. А увидев, остолбенела от неожиданности и загоревшиеся было в её глазах искры радости, как-то померкли. Несмотря на её явное разочарование от того, что он пришёл к ней не один, Майлс инстинктивно почувствовал, что она любит его так же, как и тогда, в Париже. Но эти страшные пять лет, будто непреодолимая пропасть, встали между ним и его возлюбленной. Сердце его бешено колотилось, но он изо всех сил старался подавить нахлынувшие на него чувства, так что разговаривал с ней совершенно холодно. И повёл себя совершенно непристойным образом. Так, словно пришёл не в номер к своей возлюбленной, а к одной из путан, за счёт которых он ещё не так давно вёл постыдную жизнь жиголо. Стараясь казаться холодным и равнодушным, он произнёс: «Жюльетт, дай мне денег, мне прямо сейчас позарез нужны деньги!». Жюльетт бросилась к сумке, достала пачку долларов. На лице у неё застыло полное изумление, будто она не верила, что такое может происходить.

Miles Davis and Juliette Greco
Miles Davis and Juliette Greco

Много лет спустя Майлс рассказал про свои чувства, обуревавшие его в ту драматическую встречу, в которой судьба давала ему второй шанс, упущенный им ещё более нелепо, чем первый:

«Я беру деньги и начинаю расхаживать по комнате с равнодушным видом — на самом деле я хотел бы схватить её в охапку и отнести на постель, но я смертельно боялся того, чем это для меня могло бы обернуться — полной потерей контроля над своими чувствами. Через пятнадцать минут я сказал, что нам нужно идти. Она спросила – увидимся ли мы. Я буркнул, что постараюсь приехать на съемки в Испанию. Когда я закрывал дверь, она потянула её на себя и прошептала:
- Но ты вернешься?» /Майлс Девис. Автобиография. Стр. 241-242/.

Несомненно, что такое непристойное поведение любимого человека причинило Жюльетт обиду и боль. Ведь таким образом с ней не позволял себе обходиться ни один мужчина. И было совершенно очевидно, что кинопробы для неё были лишь поводом увидеться с Майлсом, о котором она тоже не могла забыть все эти пять лет. И словно не веря в случившееся, она хваталась за соломинку, спрашивая у Майлса, вернётся ли он. В ответ Майлс только грязно выругался, хотя в душе надеялся, что Жюльетт под каким-нибудь предлогом попросит его остаться. Но она была так шокирована грубыми выходками этого неизвестного ей Майлса, так непохожего на прежнего парня из того парижского апреля, что была просто в шоке от услышанного и отпустила дверь.

Juliette Greco
Juliette Greco

Он не вернулся, а роль леди Брет Эшли сыграла Ава Гарднер.

И тем не менее Жюльетт не возненавидела его, хотя другие на её месте поступили бы именно так. А много лет спустя, кажется в 2006-ом, в одном из интервью она вспоминала о своих отношениях с Майлсом с большой теплотой:

«Сартр спрашивал у Майлса, почему мы не поженимся, но Майлс сказал, что для этого он слишком сильно любит меня, и что, если мы поженимся, то меня в США все будут считать "шлюхой негра", а это уничтожит мою карьеру. Мы продолжали встречаться время от времени вплоть до его смерти. Он был одним из самых элегантных мужчин, которых я знала».

Воистину сердце любящей женщины-это загадка, непосильная ни одному мудрецу. Что бы ни случилось в отношениях с любимым, она всегда будет ждать от него только нежных слов, шепча, как заклинание «Parlez-Moi d'Amour»…

Жду я нежных слов…

Мой друг, повторяйте их снова!

Хоть их смысл не нов,

Я слушать их вечно готова!

Лучше всех даров

Слова, что я слышу, волнуясь:

«Я люблю вас!»

Les Feuilles Mortes

Но на этом история белой Феи и чёрного Мага не окончилась. Майлс не вернулся в тот раз, а более того, он позвонил Жюльетт и сказал, что не приедет в Испанию, но непременно разыщет её в Париже, когда там окажется. Совершенно ничего не понимая, Жюльетт всё же дала ему свой парижский телефон и адрес. И потом, два года спустя они всё же встретились и стали любовниками. Поначалу она не хотела прощать ему то неподобающее поведение, которое он позволил себе по отношению к ней в «Астории». Но Майлс объяснил ей, какая смутная буря чувств бушевала тогда в его душе. В результате он был прощён, хотя Жюльетт и сказала, что его выходки тогда очень сильно огорчили её. И тем не менее в кадре одного из её фильмов той поры на прикроватной тумбочке стояла рамка с фотографией Майлса.

Miles Davis and Juliette Greco
Miles Davis and Juliette Greco

У них всё наладилось и, по словам Майлса, им стало хорошо, как в первый раз. Но дважды в одну и ту же реку не войдёшь. И осенью 1956-го они уже были совсем не теми влюблёнными романтиками, опьянёнными весенними ароматами парижского апреля 1949-го. У каждого за спиной остались свои взлёты и падения. Свои ошибки и победы, которые не могли не изменить их постепенно черствеющие сердца и души.

Майлс, после своего наркотического ада, из которого ему пришлось выбираться долгие четыре года, превратился из приветливого и обаятельного юноши в замкнутого и настороженного, мрачного мужчину. Многие объясняли это высокомерием зазнавшегося гения. Но на самом деле это была защитная реакция человека, потерявшего доверие к окружающим. Он не всегда понимал, кто ему враг, а кто друг, и в основном даже не пытался это выяснять, держась со всеми почти одинаково равнодушно. Таким способом он оберегал себя и не тратил своих чувств ни на кого из окружающих. Именно этот инстинкт сработал в его душе и в тот злосчастный день в «Астории», когда он вторично упустил своё счастье, побоявшись своих чувств.

В душе Жюльет, несмотря на то, что она смогла простить Майлсу его неадекватность, наверняка остался шрам от совершенно незаслуженной обиды. Такое даже у горячо любящей женщины не проходит бесследно. А, главное, она окончательно потеряла надежду обрести с Майлсом то счастье, о котором мечтала. И которое могла бы обрести только с ним и ни с кем другим. Ведь когда в тот апрель 1949-го она призналась ему, что ни один мужчина её не интересует, кроме Майлса, это были не пустые слова. И три её замужества вовсе им не противоречили. Потому что не могли принести ей счастья.

Где то на своём жизненном пути они проскочили ту развилку, где должны были бы соединиться навсегда. И потерпели жизненное крушение. Совсем как в песне Владимира Высоцкого «О двух красивых автомобилях».....Это скопище машин На тебя таит обиду. Светло-серый лимузин! Не теряй ее из виду!Впереди - гляди - разъезд! Больше риска, больше веры! Опоздаешь! Так и есть!...Ты промедлил, светло-серый! Они знали - игра стоит свеч, А теперь - что ж сигналить рекламным щитам? Ну, а может гора ему с плеч Иль с капота, и что у них есть еще там...

К своей возлюбленной Майлс примчался в Париж осенью 1956-го. А перед этим, кажется, в марте ему делали операцию на гортани, и врачи запретили ему разговаривать в течение десяти дней. Но Майлс не смог выдержать этот запрет и однажды не просто заговорил, а заорал. На одного из агентов, подсунувшего ему негодный контракт. Голос он конечно потерял. И с тех пор мог говорить только каким-то зловещим шёпотом, за что к нему прочно приклеилось прозвище «Prince of Darkness (князь тьмы)», которое вместе с "полуночной" окраской звучания его инструмента и мрачной репутацией в светской хронике добавило патину таинственности его персоне. Потеряв свой природный голос, Майлс взамен обрёл наконец-то то, к чему всегда стремился- неповторимый голос своего инструмента, зазвучавшего так пронзительно и печально, словно смертельно раненая птица. Безголосый "князь тьмы" стал магом удивительных, завораживающих звуков.

Помирившись с Жюльет, Майлс снова повстречался и с Жаном Полем Сартром, у которого часто бывал в гостях. Изъяснялись они по-прежнему на ломаном французском, таком же английском и жестами. Видимо в одну из таких встреч Сартр и задал Майлсу свой сакраментальный вопрос о женитьбе, про который шла речь выше.

Вскоре Майлс снова приехал на несколько недель в Париж как солирующий гость. И познакомился в эту поездку через Жюльетт Греко с французским кинорежиссером Луи Малем. Он признался Майлсу, что всегда любил его музыку и хочет, чтобы тот написал тему для его нового фильма «Лифт на эшафот». Майлс согласился, ему это предложение было интересно тем, что он ещё ни разу до этого не сочинял для кино. Майлс просматривал кадры кинофильма и с ходу импровизировал, пытаясь создавать музыкальные коллажи, отвечавшие композиции сюжета. Это был триллер, фильм про убийство. И процесс создания саундтрека происходил в старом, очень мрачном и темном здании. По мысли Майлса это должно было придать музыке больше характера, соответствовавшего атмосфере фильма. И он не ошибся: сюжет фильма обрёл необычайную выразительность в созданном Майлсом саундтреке.

В те дни Майлс и Жюльетт проводил много времени вместе, но именно тогда они решили остаться только любовниками и просто хорошими друзьями. Карьера Жюльетт во Франции к тому времени полностью состоялась, ей там, безусловно, нравилось и она не помышляла о переезде в США. Майлс напротив безусловно тяготел к Соединенным Штатам. И хотя он не собирался постоянно там обитать, переезд в Париж навсегда его никогда не привлекал, хотя он очень его полюбил, как и очаровательную парижанку Жюльетт Греко. Он каким-то образом сумел себе внушить, что в Париже он не смог бы состояться как музыкант. Ему казалось, что те джазмены, которые туда переехали, потеряли ту энергию и остроту, которые давала жизнь в Соединенных Штатах.

«Не знаю, наверное, это связано с культурой — которую чувствуешь, из которой вышел. В Париже я не смог бы каждый день слышать на улице великолепные блюзы или таких людей, как Монк, или Трейн, или Дюк и Сэчмо. Это возможно только в Нью-Йорке. И хотя в Париже много отличных музыкантов с классическим образованием, все же они слышат музыку не так, как американцы. Так что я никак не мог остаться в Париже, и Жюльетт это понимала» /Майлс Девис. Автобиография. Стр. 285/.

Понимала ли это Жюльетт на самом деле, понять сложно. Скорее она просто смирилась с упрямым гением, который так и не научился любить женщину больше, чем свою музыку, ставшую главным делом его жизни. В конце концов, это ведь в точности соответствовало идее Сартра о свободе выбора и самореализации.

Любовь, как и жизнь, является бесценным даром небес и если мы пренебрегаем ей, делая свой жизненный выбор, мы обязательно обрекаем себя на одинокое, безрадостное существование. Отсутствие в жизни человека истинной любви не возместить никакими атрибутами суетной земной жизни. Ни слава, ни богатство, ни многочисленные «победы» у противоположного пола не принесут подлинной радости и не наполнят жизнь светом доброты и теплотой взаимности. Одиночество – удел такого выбора. И об этом поётся в одной из самых знаменитых песен из репертуара Жюльетт Греко «Les Feuilles Mortes».

Miles Davis Quintet-Autumn Leaves (Les Feuilles Mortes) -запись 1958-го года.

История отношений белой Феи и чёрного Мага наглядное свидетельство роковых заблуждений, в которые человек может вовлечь себя, отвергнув, сей великий дар свыше, устремившись навстречу мнимой, заветной и манящей цели. Майлс в своём фанатичном стремлении оказаться выше и впереди всех, довести джаз до небывалых высот и заставить мир признать эту музыку великим искусством, равным в своём величии европейской музыкальной традиции, заплатил за это собственным счастьем и собственной жизнью, которые он положил на алтарь этой мечты. Он стал знаменит и снискал при жизни лавры величайшего джазового новатора, чьё имя в истории американской музыки заняло место рядом с такими её знаменитыми деятелями, как Игорь Стравинский, Джордж Гершвин и Дюк Эллингтон. Однако путь на Олимп славы пролёг через бездну, которая выжгла его душу и отняла навсегда возможность любить и быть любимым. Ни одна из его бесчисленных женщин, в объятья которых постоянно кидала его бурная и лютая судьба не заменили ему той юной Феи, которую он встретил в Париже в далёком апреле 1949-го.«Les Feuilles Mortes» - на языке Бодлера это «Мёртвые Листья», а не осенние или опавшие, как эту песню нарекли в США, когда Джонни Мерсэр в 1947 году написал к ней английский текст.

Эпилог

Проскочив заветную развилку, каждый из них пошёл своим путём, редкие встречи в шикарных парижских отелях не могли заменить им романтической весны, которую провели они на набережной Сены в 1949-ом среди беззаботных целующихся пар. И никакой самый бурный секс в роскошных апартаментах не мог вернуть им того восхитительного чувства первой любви, от которого перехватывало дыхание и сладко щемило сердце.

Juliette Greco
Juliette Greco

Каждый из них выбрал свою дорогу. Майлс сознательно, Жюльет, возможно, от безысходности. Они не смогли ни остаться вместе, ни забыть друг друга, заплатив за свой выбор собственным счастьем.

Мы стареем, дни нашей жизни опадают мёртвыми листьями, которые сгребает в бесформенную кучу неумолимая лопата судьбы. Древо нашей молодости теряет крону, старится и высыхает. И только в памяти все эти мёртвые листья прожитых дней остаются нетленными, продолжая на закате нашей жизни радовать нас своей нежной и свежей зеленью.

И всё же, как одинаково печальны их голоса, когда мы их слушаем. Будь то пение Жюльет или голос трубы Майлса.

Жюльетт Греко -Les Feuilles Mortes

LES FEUILLES MORTES

paroles: Jacques Prévert, musique: Joseph Kosma (русский текст Василия Бетаки).

Oh! je voudrais tant que tu te souviennes

Des jours heureux où nous étions amis

En ce temps-là la vie était plus belle,

Et le soleil plus brûlant qu'aujourd'hui

Les feuilles mortes se ramassent à la pelle

Tu vois, je n'ai pas oublié..

Les feuilles mortes se ramassent à la pelle,

Les souvenirs et les regrets aussi

Et le vent du nord les emporte

Dans la nuit froide de l'oubli.

Tu vois, je n'ai pas oublié

La chanson que tu me chantais.

REFRAIN:

C'est une chanson qui nous ressemble

Toi, tu m'aimais et je t'aimais

Et nous vivions tous deux ensemble

Toi qui m'aimais, moi qui t'aimais

Mais la vie sépare ceux qui s'aiment

Tout doucement, sans faire de bruit

Et la mer efface sur le sable

Les pas des amants désunis.

Les feuilles mortes se ramassent à la pelle,

Les souvenirs et les regrets auss

Mais mon amour silencieux et fidèle

Sourit toujours et remercie la vie

Je t'aimais tant, tu étais si jolie,

Comment veux-tu que je t'oublie?

En ce temps-là, la vie était plus belle

Et le soleil plus brûlant qu'aujourd'hui

Tu étais ma plus douce amie

Mais je n'ai que faire des regrets

Et la chanson que tu chantais

Toujours, toujours je l'entendrai!

Не знаю, зачем так душа захотела

Вернуть хоть память тех давних дней,

Когда нас жизнь так заботливо грела,

Что даже солнце казалось светлей.

Но листья сухие сгребают лопатой,

Да, да, я помню: с осенней земли

Опавшие листья сгребли лопатой,

И память, и все сожаленья сгребли.

А ветер северный их рассеял

В ночном забвенье, в холодной тьме,

Ты слышишь? Я до сих пор жалею

О песне, которую ты пела мне.

Пусть хоть напомнит нам эта песня

Те листья опавшие, те года,

Когда неразлучно жили мы вместе,

И как мы любили друг друга тогда.

Но жизнь любовников разлучает

Понемногу, исподтишка,

А прилив равнодушно стирает

Следы их шагов с песка.

Музыку для этой, уже давно знаменитой песни написал в 1945 году Жозеф Косма (1905-1969), ученик Белы Бартока и, как его принято называть, «духовный сын Моцарта». Песня ., автором текста которой является Жак Превер, ещё один французский кино-классик, поэт и сценарист, поначалу предназначалась для балетного па-де-де «Свидание», декорации к которому готовил сам Пикассо. Услышав эту мелодию, режиссер Марсель Карне был так потрясен, что написал на эту мелодию сценарий под названием «Врата ночи». Ив Монтан, которого взяли на главную роль, почему то не пропел её, а промурлыкал без слов. Фильм провалился, но вне зависимости от этого, песня «Les feuilles mortes» начала свою блестящую жизнь. И её первой, по-настоящему серьезной исполнительницей, стала Жюльетт Греко. Необыкновенно проникновенно звучало её пение на фоне осеннего пейзажа и опадающих листьев. Это была, пожалуй, первая песня в истории мировой эстрады, созданная в формате клипа.

В 1956 году американский режиссер Роберт Олдрич (Robert Aldrich) снял чёрно-белый фильм-драму «Осенние листья» («Autumn Leaves»). Этот фильм, за который Роберт Олдрич получил приз за режиссуру на международном кинофестивале в Западном Берлине в 1956 году, снятый в жанре «film noir» рассказывает о психологической драме одиночества, доводящей до отчаяния и душевной болезни. Заглавная песня, английский текст к которой сочинил Джонни Мерсер, стала популярнейшим хитом в исполнении Нэта «Кинга» Коула. Песней «Autumn Leaves» сразу же заинтересовались величайшие джазовые музыканты, а самым известным её исполнением стал стандарт Майлса Девиса.

Такое совпадение наверняка не было случайным, ведь в песне, сочинённой за четыре года до их знакомства, слово в слово и нота в ноту звучит история драматической любви белой Феи Жюльетт и чёрного Мага Майлса.

Печальная и романтичная история Феи и Мага окончательно завершилась в среду 23 сентября 2020 года в Раматюль, где на 94 году жизни умерла великая французская певица и актриса Жюльетт Греко. Возможно единственная настоящая Муза великого джазового волшебника Майлса Девиса.

Труба, царица
В ладонях принца
Душа томится под блюза плач.

Душа в ненастье.
В капкане страсти
Легко пропасть ей. Играй, трубач.

Апрель в Париже
С годами ближе,
Винил «Престижа». Тот старый трек

Скрипит, печалит.
А память жалит
И заползает под кромки век

С уколом шпрИца.
Как в клетке птица
Душа томится. Она грустит.

Прочь из капкана,
Силков обмана,
Из грёз дурмана в Париж летит.

Там ждёт и верит
Девчонка-Фея.
Там в счастье дверью любовь была.

Храни немую
Страсть поцелуя,
Любовь былую ночная мгла.

А ритма бритва,
Труба, как бита
Вонзает с битом все ноты, вскачь.

Острее спицы
Вскрик гордой птицы.
Душа томится. Играй, трубач.