#время_историй
Байчибар, прискакавший первым, не остановясь, обежал семь раз бархатную юрту Барчин. После этого Караджан придержал поводья и остановил коня. Бросились к нему девушки Барчин, помогли Караджану сойти с коня, усадили на ковер, высоко подняли и внесли в бархатную юрту. Девушки повели коня в проводку, чтобы остыл, и привязали его к колу. Тогда к Байчибару подошла Барчин, протерла коню глаза шелковым платком, вытерла с него пыль и пот.
Измученный болью от гвоздей, забитых калмыками в его копыта, не мог больше Байчибар на ногах устоять - и упал на землю. Осмотрела его Барчин - и, увидя гвозди в копытах, расплакалась:
"Горько плачу я, себя виня во всем,
Только б Алпамыш не ведал ни о чем!
Где такой другой отыщется тулпар?
Мужеству его дивятся млад и стар!
Как такую пытку вынес Байчибар?
Ни одной здоровой у него ноги!
Как еще живым вернулся он с байги?
Плачьте, Алпамыша подлые враги!.."
Девичья печаль расплавит лед и сталь.
Барчин-ай в слезах - ей Байчибара жаль,
Смотрит на его копыта и скорбит, -
Как извлечь ей гвозди из его копыт,
Если гвоздь иной до самых бабок вбит?
Но поменьше гвозди надо ей извлечь!
Шелковый платок Барчин снимает с плеч, -
Замотав копыта в шелковый платок,
Барчин-ай у конских распласталась ног -
Вырвала зубами за гвоздком гвоздок!
Тут уже подоспели и отставшие на байге калмыки. Стали готовиться к другим состязаниям. Девяносто без одного собралось богатырей. Богатыри шумят, волнуются; шумят, волнуются узбеки-байсунцы и все калмыки.
Объявлено было, что калмыцкие богатыри будут состязаться с узбекским пахлаваном в натягиванье луков.
Девушки, молодки рядами сидят,
О судьбе Барчин, гадая, говорят.
Калмыки-батыры мимо них пылят,
Едут, избоченясь, щуря лихо взгляд,
Удивить красавиц удалью хотят, -
Девушки на них насмешливо глядят.
А меж тем вдали мишени мастерят.
Лучники-батыры выстроились в ряд.
Все попасть в мишень желанием горят,
Все Барчин в награду получить хотят,
Каждый про себя уже заранее рад…
Очередь друг другу все передают,
Боевые луки в руки все берут,
На тетивы стрелы острые кладут,
Тетивы тугой натягивают жгут,
Боевые луки до отказа гнут, -
И свистит стрела, и на лету поет.
Молнии быстрей летящих стрел полет,
Только ни одна в мишень не попадет.
Сердятся батыры, их досада жжет.
А иной стрелок так сильно лук согнет,
Что сломает лук и со стыдом уйдет.
Восемьдесят восемь отстрелялось. Вот -
Кокальдашу также подошел черед.
Кокальдаш стрелу на лук тугой кладет,
На мишень прицел старательно берет,
Тянет тетиву - летит его стрела…
"Есть! Попал!" - он сразу радостно орет,
Но не слышит он, чтоб ликовал народ.
Посмотрел батыр, - ой-бой, великий срам:
Лук свой боевой сломал он пополам!..
Алпамышу-беку подошел черед.
Боевой свой лук спокойно он берет.
Этот лук его не деревянный был, -
Бронзовым, в четырнадцать батманов был!
На чеканный лук рука его легла,
Бросил на мишень он зоркий глаз орла,
Вынул он стрелу, а та стрела была
Длинной, как копье, и острой, как игла.
Тянет Алпамыш тугую тетиву, -
Вытянет ли он такую тетиву?
Вытянул! Летит точеная стрела, -
Попадает в цель, - хвала ему, хвала,
Беку Алпамышу за его дела!
И не сломан лук, и тетива цела,
И калмыкам плакать хочется со зла:
И стрельба из луков счастья не дала!..
Третье нужно им условье выполнять, -
Нужно им из ружей по теньге стрелять,
Пулею попасть - был уговор таков -
В малую теньгу за тысячу шагов.
Боевым своим играючи ружьем,
Алпамыш-батыр промолвил: "Хоп! начнем!"
С ружьями калмыки стали выступать,
Очередь друг другу стали уступать,
По теньге-мишени пулями стрелять,
Но шагов на сто иль на сто двадцать пять
Только и могли их пули доставать.
Кокальдаш-батыр судьбу решил пытать -
Из ружья теньгу далекую достать.
Как он ни старался промаху не дать,
Только ничего не вышло у него -
На пятьсот шагов он выстрелил всего!
Калмыкам удачи не было опять!
Сердце Алпамыш обрадовал в тот час:
Он берет ружье и боевой припас,
Целится в теньгу, сощурив левый глаз.
Целится - и пулей бьет в теньгу как раз,
В малую теньгу на тысячу шагов,
Доказав бессилье всех своих врагов…
Стрельба кончилась, начались приготовления к последнему состязанию - к борьбе. Кто самым сильным окажется, тому и будет принадлежать узбечка Барчин. Все зрители - множество калмыков и десять тысяч юрт байсунцев, собравшихся в Чилбир-чоле, - взялись за руки и расселись на земле вокруг майдана.
Девяносто без одного калмыцких богатырей во главе с Кокальдашем уселись в ряд по одну сторону, Алпамыш с Караджаном - по другую. Середина круга была оставлена свободной, - получился просторный майдан для борьбы. Люди полили пыльные места водой.
Встал со своего места Караджан, скинул верхнюю одежду, одежду для борьбы надел, подпоясался - и вышел на майдан и в честном бою одолел всех своих противников. Утром, переодевшись, вышел на майдан сам Алпамыш и стал вызывать Кокальдаша на бой. Говорит ему Кокальдаш-батыр: "Не гордись, узбек, не надейся получить возлюбленную свою. Смотри, как бы не погиб ты здесь, на чужбине. Лучше сразу уступи мне дочь узбека Байсары…". Слова эти услыхав, так ему ответил Алпамыш:
"Видан ли подобный бек или тюря,
Кто, любовью пылкой к девушке горя,
Уступил врагу невесту бы свою,
Если не погиб из-за нее в бою?
Лучше выходи ты на майдан, дурак!.."
Обозлился, слыша это, Кокальдаш,
С головы сорвал и бросил свой колпак:
Крикнул: "Если так, ты душу мне отдашь!"
Тут же он разделся, подпоясал стан
Минарета выше, - вышел на майдан,
Машет он руками и, как лев, сердит -
Пыль до облаков он на ходу клубит,
Алпамыш с тревогой на него глядит:
"Ну, а вдруг калмык узбека победит?!"
Очень был свирепым Кокальдаш на вид,
Из толпы меж тем несутся голоса:
"Поскорей бы взяться вам за пояса!
Тут бы стало ясно, кто сильней, слабей!.."
И за Алпамыша Кокальдаш взялся,
И за Кокальдаша Алпамыш взялся, -
Снова шум большой в народе поднялся:
"Алпамыш! - кричат узбеки, - не робей!"
Калмыки кричат: "Э, Кокальдаш, смелей!"
Силы не жалеет Алпамыш своей,
Кокальдаш в борьбе становится все злей,
Но ни Алпамыш не свалит калмыка,
Ни калмык его не одолел пока.
Гнут хребты друг другу или мнут бока -
Хватка у того и этого крепка!
На майдане два соперника-борца
Борются, как два шакала-одинца,
Только нет упорной их борьбе конца, -
И народ не знает, кто же верх берет,
И шумит, терпенье потеряв, народ…
Опасаясь за исход единоборства, Ай-Барчин обращается к Хаким-беку, - такое слово говоря:
"Розы куст в саду благоухан весной,
Соловей поет, любовью пьян, весной,
Вы не евнух ли, сын дяди, милый мой,
Если своего соперника, увы,
До сих пор в борьбе не одолели вы?
Что с тобою стало, милый бек Хаким?
Иль не дорога тебе Барчин-аим?
Если ты с врагом не справишься своим,
Я вместо тебя борьбу продолжу с ним,
Мужества не меньше у твоей Барчин,
Сил не меньше есть, чем у иных мужчин,
Если ты стал слаб, мой бек, мой господин,
Я сама сейчас, одевшись по-мужски,
Перед всем народом выйду на майдан,
Калмыка такого разобью в куски!
Э, возлюбленный мой Алпамыш, мой хан!
Что же ты молчишь, меня томишь, мой хан!
Иль напрасно был ты с детства мне желан?
Девушками ты осмеян, Хаким-джан!
Евнухом тебя они теперь зовут, -
Девушек насмешки сердце мне сожгут,
Люди от героев дел геройских ждут,
Доблести дела потомки воспоют,
Слабости дела навеки осмеют,
Соберись же с духом, силу собери,
Калмыка-врага, мой милый, побори!
Если ж не поборешь - сам себя кори, -
О любви ко мне молчи, не говори!.."
Ай-Барчин слова такие говорит;
Долго Алпамыша бедного корит,
Сердце Алпамыша от стыда горит,
Жгучая слеза глаза ему слепит, -
От любимой столько слышит он обид!
Калмыком ужели будет он побит?
Чести он своей ужель не отстоит?
Силы неужель не удесятерит?
Страстью соколиной Алпамыш кипит,
Ярым гневом львиным Алпамыш горит,
Силою тигриной Алпамыш налит:
Калмыка он жмет - калмык едва стоит,
Калмыка он гнет - хребет его трещит;
От земли его он отрывает вдруг,
В небо высоко его швыряет вдруг!
Видя это чудо, весь народ шумит,
Головы закинув, в небеса глядит,
Как батыр огромный с неба вниз летит, -
Альчиком игральным кажется на вид,
В землю головой зарылся наш батыр -
И погиб злосчастный Кокальдаш-батыр…
