Действительно, это может выглядеть словно фокус, если ни кунштюк, будто бы эмоции, это некие вещи, что можно складывать рядышком вместе. И таким образом отделять одну от другой, вида, эта теперь слева, эта теперь справа. Словно и взаимосвязанные практики и/или процессы, разделяются словно звезды на видимом небе, это одно созвездие, это теперь другое. Тщетные попытки идеализма теоретически априори доказать разумность другого и практики бытия в месте людей, мол это разные вещи, и одной не заменить иную. Словно парения рассудка, что впадает в диалектической иллюзии, подпитываемый воображением, в критиках Канта, невозможно выдать за чувственность. Верно, может быть, коль скоро, близость людей друг с другом может отсутствовать, то и люди начинают жить с вещами так будто вещи, живые и одушевленные, извиняться перед смартфоном за смартфон, коль скоро желание инвестируется по всему полю. Тем более, когда могут быть такие вещи, инструменты, словно GPT4. Вочеловечивая и расчеловечивая друг друга, в близости, люди приобретают большую дистанцию к вещам и событиям, тем не менее участвуя в них. Возможно, только современные легкомысленные сайты, в искусстве, сразу же оказываются по ту сторону картины Веласкеса и мира, словно картины, не расставаясь между тем с представлением, если бы ни могло бы быть так что пользуя их люди легко бы забывали о том, разумны ли он или нет, и разумен или нет некто, по ту сторону экрана. Эти различные практики или различные жизненные обстоятельства, могут быть, кроме прочего условиями понимания и не понимания, возможных коллизий идеализма и материализма. Словно и те, могут быть условными же отражениями таких практик, процессов и событий. Действительно, разымая части и целые процессов практик событий, на идеи части и целого, можно легко получить, что часть не может быть частью целого, а целое целым части, просто и не просто: в разложении частей, что являются частями целого и, в свою очередь, могут быть целыми для каких-то частей, и целых, что, являясь целыми частей могут быть частями объемлющих целых, на идеи части и целого, что исключают друг друга , словно дерево исключает железо, или одна звезда, здесь, другую звезду там, на звездном небе и, тем более, словно созвездие пса исключает пса, словно лающее животное. Иначе, легко может быть вообразить себе мир, словно неограниченную связность частей и целого, в подобиях и само подобиях. Холизм такого воззрения, впрочем, явно может граничить с радикальной имманентностью, чем более он последователен. Бытие есть – не бытия нет. Имманентность же просто с утопией и, неким образом, теперь соприкасаться с некоей этикой долженствования, образа мысли. Действительно, если желание, это мысль, что ведь несомненно для феноменологов сознания, и если феноменология может быть в известном отношении материалистической, то почему АЭ, это не имманентность этики, долженствования производств реальности, что есть желание и производства желания, что и есть реальность в производстве, или утопии? И этот вывод довольно последовательно был сделан Слотердайком в Сферах в виду известной последовательности АЭ в проведении направленности на внешнее, различие и разрастание разнородности, что коль скоро, теперь, не нуждается в трансцендентном, что может быть не вопросом, ведет к своей противоположности, словно и всякое последовательно проведенное действие. И высказал это Слотердайк в тексте, что подобно Попперу рядом полагал в своих частях некие сферы, и почему не вещи, что могут быть: первыми, вторыми и третьими. Тем не менее, все было бы хорошо с непрерывностью взаимной обратимости, части и целого, с холизмом, если бы не расколотость бытия. Фактичность последней, словно и фактичность негативности, отрицания, нет, если ни прямо лжи и ничто, видимо, основное препятствие сразу же согласиться с Парменидом в холизме целостности бытия. И надо сказать, что Платон хорошо понимал это будучи учителем Аристотеля, что Парменид, если ограничить его только первым тезисом, первой гипотезы – если ни поэт, отличие от которого еще не было создано вполне, то софист. Лож словно и ничто, не могут исключаться из рассмотрения, как и необходимость и случай, если действительная истина это действительная цель стремления к благу. Но так и не создал, ни формальной логики, ни теории физического движения или частей животных, что можно было бы развивая опровергать, оставив видимо, скорее, лишь теорию идеи и утопию Государства. Впрочем, теория сущности Аристотеля, таким же образом будучи метафизической, скорее трепещет на границах, чем является утверждением физики или даже этики. Многозначность сущности, так и не дала Аристотелю успокоиться на твердых основаниях догматики, парадоксальным образом только и превращаясь в нее в последующем. Ничто так не подвергалось догматизации в учение, в последующей истории, словно теория сущности Аристотеля. И фрактальная логика может выглядеть последней попыткой обосноваться в этом песке диалогов Платона и Метафизики Аристотеля, что иногда трудно ни назвать зыбучим. Насилие и нужда, словно проявления необходимости, какова бы она ни была, таким образом отчасти парадоксально к позитивности практики, могут использоваться словно сильные аттракторы отсылок, для понимания, простого и не простого обстоятельства, бытие разнородно. Но именно поэтому лишенность, оказывается одним из важнейших пунктов внимания в АЭ. "Что такое матафизика? - это крик философа, что известным образом удвоил визг политика. Но кто только ни кричал до этого, начиная по меньшей мере с пророков. И потому видимо события радости и нужды, ни могут быть исключены из истории, как бы ее ни переписывали. Но именно поэтому, может ни быть ничего кроме цепей прошлого опыта, что стоит терять.
И что же получается, никогда не выбраться из этой вторичной отсылки к необходимости и нужде, так никогда и не перестать видеть в необратимости свободы стену, а в желании лишенность? Ни смотря на известный риторически характер таких вопросов, они могут быть все еще в силе, и коль скоро это так, то конечно, потеря и алгоритмами своих прошлых цепей, не может ни вдохновлять, ни резонировать, ни пробуждать.
2. Что мог бы сделать автор «СТЛА» в такой ситуации. Видимо, разделить фрагменты по группам, условно, то больше, то меньше, в каждой группе, смотря, прежде всего, по тематике: логика, экономика, программирование, философия, литература, и т.д. И после этого раздать такие группы фрагментов каждую одному или нескольким, опять же смотря по известного рода, возможным смысловым границам направленности, цифровым аватарам, для озвучивания и визуализации, с тем чтобы возможно после составить из такой возможной полифонии сюжет компьютерной игры или романа в компьютерной игре. Доступ и еще раз доступ, что мог бы быть свободным, но не является, видимо может быть все еще камнем преткновения для такого мега проекта. Коль скоро, сюжет может создаваться прямо по ходу такого мульти модального чтения. Автор, выполняя работу в творении письма, предоставляет читателю и названным образом пользователю авторскую позицию, что находиться в полифонии и/или вне противоположных возможных борений, но без необходимости еще и создавать ее в известном смысле. Это может быть похоже на то, что раб может вытеснить господина из его заботы, но и иначе на выкуп. Коль скоро, читатель или пользователь теперь игры может вступать в известном смысле в авторские права по отношению к содержанию, разыгрывая те или иные развертки повествования. И да, во взаимодействии с ИИ. Ситуация таким образом отчасти аналогична той, что у пользователя может быть много яблок, но без яблони, что еще стоит создать, дабы сюжеты в виде таких порождающих структур и текстур, могли бы сами разрастаться.
"СТЛА"
Караваев В.Г.