Обаятельный бандит в триллере «Убить Риту», невозмутимый мент в «The Телки» — Саша Мизёв успел дважды поступить в ГИТИС, сделать карьеру на европейских подиумах, поработать дворником, послужить в театре, а теперь занимается кино. Надеемся, это всерьёз и надолго.
текст: Маша Т.
Маша: Саша, готовясь к интервью, увидела, что прежде чем стать актёром, ты работал моделью. Это была детская мечта, или вообще случайно вышло? Как это у взрослых мужчин происходит?
Саша: Так это я сейчас взрослый мужчина. А началось всё в относительно юном возрасте, когда мне было 18 лет, насколько я помню. Мне неожиданно поступило предложение — в торговом центре подошёл агент и что-то такое сказал. Стало интересно. Я тогда жил в Люберецком районе, и для меня всё это, наверное, вдвойне странно звучало.
М: У меня почему-то сложилось впечатление, что ты из Питера.
С: Нет, я там жил одно время, снимаюсь много последние пару лет в Петербурге. Но вообще, я из Москвы. А с модельным бизнесом было так. Я какое-то время сомневался: пробовать, не пробовать… Потом решил, что почему бы и нет. Интересно же. Правда, в интернете до сих пор можно найти фотографии, которые меня слегка смущают: я на них такой субтильный, женственный. Но, с другой стороны, я прощаю себе свою молодость. Было много хорошего.
В общем, я поснимался, закрутилось: сначала один агент, потом второй. Потом предложили поработать с агентством в Европе: с проживанием, перелётом, карманными деньгами. И, собственно, я полетел. Довольно быстро втянулся: понравилось, что меня окружали замечательные люди из разных стран, совершенно мультикультурные.
Так что моделинг был важным шагом к пониманию мироустройства. Дал понять, как выглядит мир, каким он может быть разнообразным и насколько.
Маша: То есть никаких, грустных и страшных историй, которые девчонки иногда рассказывают, не было? Например, не хватало денег на еду?
Саша: Нет, честно говоря, меня эта сторона не коснулась. Поступали, конечно, какие-то сомнительные предложения. Но мне всегда хватало то ли смелости, то ли сознательности, чтобы выйти из ситуации невредимым. Так что никакой жести не могу рассказать.
М: А как родители отнеслись к решению поработать моделью?
С: Ой, у меня очень классные родители, они меня поддерживают всегда и во всём. Бывает, проверяют на прочность сам замысел: задают кучу вопросов, подвергают скепсису некоторые вещи, но в целом я никогда не получал запретов относительно экспериментов, которые мне хотелось бы провести со своей жизнью.
М: Вообще, кем ты хотел стать? Вот тогда, когда встретил агента?
С: Как раз тогда у меня был совершенно бездумный период. Мне просто хотелось классно жить: весело, интересно, общаться с хорошими людьми, смотреть крутые фильмы, ходить на тусовки. Куда конкретно я хочу себя направить, я не думал.
М: И как же ты дошёл до актёрской карьеры?
С: Ну, это было уже после моего первого неоконченного образования, экономфака. Первые поездки по моделингу пришлись на момент, когда я учился в экономическом институте. И мне тогда очень понравилась эта жизнь: на тебя обращают внимание и всё такое, мне этого не хватало.
И вот однажды, после очередного загула подумал: «А почему бы и нет?» Познакомился с ребятами, поступающими в театральные институты, и решил, что тоже хочу. Поступил довольно быстро в ГИТИС. Повезло.
М: С первого раза?
С: Да. Я подготовился как-то и поступил.
Маша: Круто. Расскажи, когда случились твои первые съёмки? Уже в институте или после?
Саша: В кино? Это было после того, как я из института уходил.
Это, кстати, обратная сторона лёгкого поступления и вообще всего лёгкого. То, что легко входит в твою жизнь, не успеваешь оценить.
После второго курса я вернулся в моделинг. До поступления в ГИТИС я уже узнал, как люди работают в Европе, как готовятся к съёмкам, какие туда вкладываются бюджеты. Мне очень нравился этот подход.
И вот я поступил в классный театральный вуз, у меня была очень классная мастерская, но всё в то время казалось недостаточно серьёзным. Ошибочно. Я думал, всё будет гораздо круче, легко и весело, поэтому очень расстроился, когда выяснилось, что учёба в институте — тоже работа, когда нужно и литературу читать, и роли разбирать. Собственно, начал гулять, выпивать: в тот момент показалось, что я выбрал не тот путь. И после двух с половиной лет обучения я сказал и себе, и людям вокруг, что больше никогда этой профессией заниматься не буду.
Тогда я уже осознанно второй раз вернулся в моделинг — мне по-прежнему поступали предложения поехать в Европу, поделать модные съёмки для брендов. И я подумал: «Супер! Если вы готовы мне платить — не буду сопротивляться. Тем более путешествовать куда интереснее, чем без дела торчать в Москве».
Так что я полетел и пару лет активно этим делом занимался, пока не столкнулся с новым внутренним кризисом. Ощутил, что не хватает какой-то какой-то идеологической подоплеки в том, чем я занимаюсь. И параллельно пришла мысль, что театральный институт, кино и искусство как раз давали этот важный аспект.
Вернувшись назад после всех моих путешествий, я устроился работать дворником, чтобы взять кредит на обучение. Ведь когда я ушёл из института, моё бюджетное место пропало. А денег, самое интересное, к тому моменту никаких уже не осталось. В общем, в 2019 году я окончил ГИТИС, и вот только тогда начались мои первые серьёзные съёмки в кино.
Маша: Для каких брендов ты работал будучи моделью?
Саша: Самый громкий был, пожалуй, Givenchy. Работал с COMME des GARCONS — Junya Watanabe открывал тот показ. С Costume National, John Varvatos. Несколько раз работал с Phillip Plein, Marcelo Burlon, Antonio Marras. Короче, я делал показы многих топовых брендов, кроме разве что Prada, Dior и YSL, но везде был у них на фиттингах.
М: А как, кстати, с мальчиками общаются на кастингах? Говорят что-нибудь такое, как девушки рассказывают: тут бы похудеть, тут бы подкачать?
С: Насколько я знаю, бренды в принципе такими делами ни с кем не занимаются. В основном, как мне кажется, этим страдают недобросовестные агенты. Такие ребята с низкими морально-нравственными устоями. Я ни разу в свой адрес ничего подобного не слышал. Для меня это был бы сразу красный флаг.
М: Что ж, желаю себе и многим девицам немножко твоей уверенности в себе. Я не раз слышала рассказы про общение с моделями в стиле: «Ну что стоишь, вон у тебя торчит тут!»
С: Просто если таким пахнет, я сразу же ухожу. Вообще сложно терпеть такие штуки, я не могу. Для меня это сразу: «Спасибо, до свидания, было приятно».
Маша: А в кино ты с такими сталкиваешься? Просили тебя, например, поправиться или волосы отрастить?
Саша: Ну, для роли — это же другой вопрос. Если разговор о творчестве, и мы вместе придумываем образ, я вполне открыт к подобным вещам. И я отлично понимаю смысл этих идей, но опять же важны тон и подача. Мне очень тяжело, когда тыкают пальцем и директивно что-то говорят — я действительно страдаю в этот момент.
М: Тебе часто встречается в кино этот самый директивный тон? Ты мог бы теоретически уйти со съёмки?
С: Что касается именно директивного тона: иногда нужно просто сделать то, о чем тебя просят. Но директивно не означает по-хамски, это разные вещи. Касаетельно уходов: я всегда стараюсь действовать в рамках договорных обязательств и соблюдать их. Уйти просто потому, что кто-то хамит — нет. Агенту своему сказать об этом — да.
Обычно агенты помогают решать подобные ситуации на площадке. Вообще прецедентов таких не было, но теоретически, если кто-то из значимых лиц на площадке совсем перегнёт палку — наверное, смогу. Да и вообще обычно находится, чем парировать. И думаю, дело еще в том, что я никогда не держал все яйца в одной корзине.
Скорее всего, люди могут позволять с собой так обращаться, когда у них нет выбора. Есть одна возможность, одна цель, они обсессивно заряжены на какую-то одну штуку. Сниматься во что бы то ни стало, например. Им кажется, что стоит сказать неверное слово — и они вылетят с работы. Надо стараться себя защищать в таких ситуациях, нельзя себя бросать.
Я же давно такой сильной зависимости от съемок не ощущал, и, скорее всего, это даёт мне свободу и уверенность. А так я просто даже не запоминаю неприятное.
Вообще, самое частое, с чем сталкиваешься, это безразличие. Когда людям будто всё равно, что они делают. Я несколько лет назад ходил одно время на рекламные кастинги, например, ещё на что-то такое. Там, может быть, из-за большого потока или усталости люди относились к другим людям, как к конвейеру.
Маша: «Не держу в одной корзине яйца» — значит, стараешься работать на нескольких проектах или что-то ещё делаешь помимо актёрского мастерства?
Саша: Я, например, умею с деревом работать. И вообще поменял кучу разных профессий: был и продавцом, и грузчиком, и официантом, кем угодно. Для меня вопрос человеческого отношения стоит выше бытового комфорта.
Какой основной у нас обычно страх? Остаться голодным и умереть. А я про себя знаю, что вряд ли останусь голодным. И это знание даёт мне внутреннюю свободу, наверное. Я понимаю, что в случае чего могу делать что-то другое.
М: А мне кажется, у многих страхи не про голодную смерть, а про эго, амбиции: «Я был звездой, а стал грузчиком».
С: Когда я вернулся в институт и попросил, чтобы меня восстановили, пришлось за 11 тысяч рублей в месяц косить траву — надо было оплачивать кредит за учебу. А ещё полгода назад до этого я работал с Наоми Кэмпбелл, Ириной Шейк, Пэрис Хилтон и Снуп Догом в одних бэкстейджах.
И вот я стою во дворе, который подметаю, а напротив буквально здание, где я делал свой первый показ. И мне очень хорошо: у меня своя дворницкая, где я себе завариваю кофе на примусе туристическом, и этот контраст вызывал у меня скорее радость, а не печаль, что, мол, я всё потерял — где моя карьера, где мои слава и успех?
Не сильно ранит меня такое, короче говоря. Есть более важные вещи, чем просто деньги.
Маша: А что вот это более важное?
Саша: Самое главное — это хорошее отношение человека к человеку. Вот и всё, наверное. Но естественно, я тоже живой: бывает, и меня иногда заносит на поворотах, как и всех людей.
М: А что с театром? Я знаю, что у тебя идёт постановка сейчас.
С: Я не работаю больше в театре, но у меня есть один спектакль [на момент выхода интервью, к сожалению, он закрылся — прим]. Мы с близкими людьми собрались и его сделали. Есть замечательная актриса и режиссёр Полина Синильникова, она выиграла грант на постановку в Боярских палатах. И сейчас мы играем её спектакль «Рассказ о семи повешенных» по повести Леонида Андреева. Полина написала инсценировку, сделала художественную часть вместе с композиторами, технической группой и актёрами. Это единственный спектакль, который я играю, и мне пока хватает.
М: Ты в целом не хочешь в театре работать, или как пойдёт?
С: Наверное, как пойдёт. Я работал в репертуарных театрах: в Ленкоме три сезона и один — в Театре Ермоловой. Потом наши пути разошлись в какой-то момент, и я к этому тоже спокойно отнёсся.
Мне нравится театр, я люблю театром заниматься, и у меня есть мысли на эту тему. Сейчас подыскиваю материал, чтобы тоже сделать собственную постановку как режиссёр. У меня был уже опыт. Я вообще люблю что-то такое делать, в чем можно самому поиграть: сам поставил, сам снял, сам сыграл.
М: В сторону какого материала смотришь? Что тебя сейчас привлекает?
С: Я люблю Достоевского. Первый мой спектакль был по роману «Бесы», а сейчас думаю про «Братьев Карамазовых».
Маша: Театр Ермоловой и Ленком. Тебе там не понравилось, был не твой репертуар, скажем так, или почему разошлись пути?
Саша: Что в первом, что во втором случае, это не было моим решением. Просто так сложились обстоятельства.
М: Есть ли театр, в котором ты хотел бы играть? Или с каким-то определённым режиссёром?
С: Мне очень нравится команда моих близких друзей и талантливых актёров, с которыми мы сами делаем материал. Мне вообще нравятся авторские истории. По моим ощущениям, у нас получается их делать. Это не имеет таких масштабов, естественно, как у больших театров, но мне хватает. Люблю очень камерные авторские театральные проекты.
М: В каких пространствах обычно проходят такие камерные постановки?
С: Ну вот мы пока играем только в Боярских палатах. Вроде бы идут разговоры о гастролях в Петербург, но пока мы никуда не ездили.
М: А есть проекты, куда ты не пойдёшь, либо режиссёры, с которыми не станешь работать?
С: Мне сложно назвать конкретные имена-фамилии-явки, но этический критерий присутствует. Я всё время сверяюсь с собой: насколько мне это нужно, насколько близко. Не то чтоб я завален до потолка предложениями и типа сижу без конца, отсеиваю лучшие. Сейчас, например, у меня есть работа, есть перспектива на ближайшие несколько месяцев. Я понимаю, что мне будет на что жить — и это классно.
И вот приходит какой-то проект, допустим, комедия, которая как жанр мне в принципе даётся тяжело. Я время от времени пробую себя в ней, но понимаю, что сейчас, скорее всего, не смогу удержать должный уровень настроения. Вот с таких штук я сливаюсь.
М: Мне всегда было интересно, как актёры работают на нескольких проектах сразу: утром они в комедии, днём в триллере, вечером в драме.
С: Мне кажется, актёры — люди с достаточно гибкой психикой, поэтому им не так сложно переключаться. Это профессиональная особенность. Так что переключиться непросто, но вполне выносимо. Хотя бывает, конечно, что человеку хочется окунуться полностью в одну роль — допустим, она самая главная для него на этот момент.
М: А есть какие-то референсы, актёры, режиссёры, которые тебя вдохновляют? Или, может, наоборот тебе это и не нужно вовсе?
С: Конкретных референсов нет. Есть просто работы, которые нравятся: Нолана, например, я сильно люблю. Он в некоторых картинах добивается очень честных историй. И я смотрю на какие-то его фильмы и думаю: «Как бы мне сделать вот так же».
Для меня вообще основной критерий классности или неклассности работы — это правдоподобность. Насколько тебе удалось увлечь человека, чтоб он именно про твою историю думал сейчас, чтоб не отвлекался.
В этом смысле мне нравятся работы Кейси Аффлека, Райана Рейнольдса. Брэд Питт крутой. А из русских мне очень нравится, как Юра Борисов работает.
Маша: Наши актёры, снимавшиеся за рубежом, с воодушевлением говорят о том, как «там» круто относятся к работе. У тебя уже был опыт с модельными съёмками. Хотел бы ты теперь попасть в европейское кино или Голливуд?
Саша: Наверное, мне было бы интересно. Другой вопрос, что я могу европейскому зрителю предложить. Пока я не совсем понимаю. Просто как актёр поучаствовать? Конечно, да.
Что касается отношения к работе, да — регламент в Европе или Штатах часто более строгий. Если что-то запланировано ровно в 8, значит, начнётся в 8. У нас не всегда так.
М: Как ты думаешь, нужен в нашем кино тоже более строгий регламент? Может, это не для нас вообще?
С: Мне сложно сказать. В целом отмечу, что в плане кинопроизводства нужно искать собственный путь, свой язык, аутентику. Не бояться брать отовсюду самое хорошее и добавлять что-то своё. А начинать вовремя работу всегда неплохо.
М: По поводу собственного пути. Я часто даю фору нашему кино, понимая, как непросто складывалась его история. Но ужасно обидно, когда весь сериал снят чуть ли не на разрыв аорты, а финал получается смазанный. Будто люди устали снимать или побоялись чего-то. Или, может, той самой своей формы не нашли. А где её искать, куда обращаться?
С: Знаешь, я с твоим вопросом для себя сейчас важную вещь нащупал. Мне кажется, вот что главное. У нас есть очень смелые задумки, идеи и попытки. Но в какой-то момент мы начинаем бояться и даём заднюю.
Может быть, дело в продюсерах, которые такие: «Ой, ребят, слушайте, это слишком лихо». И тут же стоп сценаристам, дерзкая линия вырезана, начинается самоцензурирование: тут мы не заработаем, здесь нас зритель не поймёт. Или в дисциплине. В актерах, например, которые в день съемок важнейшей сцены не высыпаются нормально. Не знаю.
Но основная, как мне кажется, сегодня задача российского кинематографа — начать доверять себе.
Продюсерам нужно поверить тем, кто прямо сейчас на площадке находится, раз уж денег им дали. Тем, кто на площадке, стоит послушать продюсеров и добросовестных сценаристов. Актёрам надо поверить в свои идеи и способы реализации, а не идти стопроцентно проверенными ходами. Слушать режиссёра внимательнее, рисковать больше, стремиться что-то новое и ценное принести. И каждому заниматься своим делом. Тогда, думаю, всё будет получаться ещё лучше.