В центре сюжета фильма «Слова» - Рори Дженсен, обозначенный Википедией как писатель-неудачник, притом начинающий. Он прочёл много книг и решил, что тоже может стать писателем, тоже может творить, тоже может быть как те, кем он восхищался. Он много пишет, рассылает книги по издательствам, но раз за разом получает отказ по различным причинам, пока однажды, спустя годы долгих мытарств и попыток, наконец не урывает заветный кусок, украв при этом чужую жизнь.
Рори сам по себе довольно инфантилен и не глубок. Он сидит на содержании у отца, пока пытается пробиться в книгоиздательском бизнесе, и не знает, как оказался там, где он есть, не признаёт, что туда его завели его собственные выборы и не-выборы, пока однажды не сталкивается с реальностью, которая буквально красной тряпкой перед лицом ему машет его же собственными ограничениями – о чём ему, кстати, не преминул сказать ещё отец – взросление – это способность увидеть эти свои ограничения и принять их. Но Рори раз за разом оказывается к этому неспособным, даже в конце того пути, что мы видим. Однако, он хорошо усваивает урок, что преподал ему старик, тот самый старик, чьей жизнью на страницах «своей» книги он пробился к звёздам.
Рори одним днём находит старую рукопись, начинает читать и проваливается в неё с головой, осознавая, что никогда в жизни даже подобного этому не выйдет из-под его пера. И здесь, вот в этой точке, можно честно себе признаться в том и пойти либо иным путём, оставив писательство в разряде хобби, что и предлагал ему отец, либо продолжать двигаться в сторону слова, но по-своему, в своих рамках, потому что рамки могут сделать для воображения гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. Но Рори не выбирает своего пути. Рори идёт чужим. Он перепечатывает рукопись просто для того, чтобы хотя бы раз почувствовать, каково это – быть творцом, творить по-настоящему. И он, быть может, так и остановился бы здесь, на простой игре, чтобы утешиться, если бы жена случайно не прочла чужой труд и не приняла его за мужнин. Она в слезах от впечатлений говорила ему, как он раскрылся, как мужественно пошёл в глубину, чтобы достать из себя это слово, но Рори не был рад. Рори снова, снова и снова понимал – ему не стать таким, каким ему бы хотелось. Ему не стать тем великим, какими были те, что до него. Но он крепко зажмуривает глаза и несёт книгу в издательство. Позже Рори обвинит жену в давлении и во лжи: это ведь она заставила его издать рукопись, она ведь должна была знать, что он не так хорош, ведь должна! Но жена ему просто поверила. Жена его просто любила.
И тут на горизонте появляется старик – старик, что когда-то был молод, был влюблён, был жив на страницах той книги, которой Рори теперь зарабатывал на жизнь. Его прежние работы тоже издали, но оглушительный успех имела лишь эта – краденная. Старик очень умело колет его под рёбра незначительными фразами прежде, чем убить на повал: например, просит подписать экземпляр книги, а когда Рори спрашивает, есть ли у того ручка, замечает «Писатель без ручки. Как интересно». Когда Рори заканчивает такую их встречу, старик обвиняет его в краже – в краже его слов. Здесь Рори спокойно бы мог пожать плечами, усмехнуться, встать в позу: сколько ещё таких стариков может прийти к нему с подобными фокусами и что же, верить каждому? Но Рори реагирует совсем иначе. Он тихо садится рядом на скамейку, вот так признаваясь, потому что сам прекрасно знает – это правда, и от себя не сбежать.
И старик рассказывает ему свою жизнь. Старик рассказывает ему, как пришёл к книгам, как пришёл к словам. И было это вовсе не от радости. Писательство стало для него способом сублимации – он прожил всё то, о чём написал, и потому в этом была глубина: глубина чувств, переживаний, глубина жизни и даже смерти. Рори бы, конечно, не смог бы такого написать, потому как жил в Нью-Йорке в абсолютно сытое и спокойное время, и ничего не потрясало его душу. Ничего из того, о чём он когда-либо читал. Рукопись старика была утеряна женой. «Это не должно было иметь такого значения, но почему-то имело» - вот, что говорит старик о словах. И из-за этих потерянных слов он пускает свою жизнь под откос.
Рори начинает мучить совесть, Рори начинает страдать от осознаний собственной мелочности. Рори пытается откупиться деньгами, но не они нужны старику. Старик просит забрать эту боль, забрать все эти слова, но суть в том, что нельзя забрать слова у того, в ком они живут. Нельзя забрать слова, если они – жизнь. Старик признаётся Рори, что жизнь его разрушена не из-за слов как таковых, а из-за его любви к ним: «Моя трагедия была в том, что я любил слова больше, чем я любил женщину, вдохновлявшую меня». Старик любил слова больше, чем любил их источник. И потому источник оказался навсегда для него потерянным. Потому старик больше никогда не смог писать.
Напоследок старик говорит Рори, что все мы делаем выбор и самое сложное – жить с ним, и в этом никто нам не помощник. И Рори живёт, Рори пытается с этим выбором жить, пытается убрать своё имя с этой рукописи, но получает отказ, получает жестокую правду, в которой мир снова и снова говорит ему: ему не стать таким же великим, таким же мастеровитым, как и те, что были до него. И Рори снова закрывает глаза. Рори снова шагает в темноту. Рори учится писательству у жизни, ведь нет сочинителя лучше, чем она сама. Рори превращает всё это в новую книгу – так, как однажды поступил со своей жизнью старик. Рори снова идёт по его стопам.
В конце концов, в финальных сценах Рори так и не научился быть честным с собой и с жизнью. Жена его не простила и ушла, и он так и остался один на один с этим стариком, с самим собой и всё его наследие оказалось ложью. «Слова всё разрушают» - говорит он соблазняющей его студентке, и это то, во что он верит. Он искренне верит, что это слова разрушили его жизнь. Слова, но не он. Но проглоти Рори эту горькую пилюлю сразу, признайся он себе, что для достижения цели потребуется либо потратить больше времени и сил, либо – переменить цель вовсе, он бы, быть может, смог выстроить жизнь по-другому. Но он выбрал держать эту горькую пилюлю под языком, перекатывать её по зубам от щеки к щеке, боясь однажды случайно проглотить её во сне.
Нам никогда не говорили, почему Рори хотел писать. Наверное потому, что он сам этого не знал. Ему казалось это простым делом, прибыльным, приносящим удовольствие. Но создание всегда требует немножко крови – как плату, как жертву. Писатели – это проводники. Они пишут либо о том, что было с ними в прошлых жизнях и в этих, либо проводят что-то извне, условно – сверху, от творца. И таланта, простого таланта недостаточно. Важно гореть, ровно, без сполохов, чтоб не угаснуть к середине. Был ли у Рори талант? Возможно. Готов ли он был гранить, гранить, гранить его, стирая руки до кровавых мозолей? Скорее всего нет.
Для меня этот фильм о пути. Для меня этот фильм о выборе – моём личном выборе, который я делаю каждый день. Я – это старик, придающий словам слишком большое значение. Я – это Рори, который всё время боится не смочь написать так, и мечется, мечется, мечется. Я – это я, и другого не нужно.