Тот октябрьский день 2003 года начался, как обычно, с утренней толкучки в душном офисе нашей фирмы, торговавшей японской электроникой. Мы тогда продавали партии DVD-плееров и акустики Sony через финскую границу, переупаковывали в Питере и развозили по всей России.
Начальник, у нас был здоровый мужик «с постоянно потным затылком», вызвал меня к себе и кинул на стол конверт. «Пятнадцать тысяч, - хрипло сказал он. - Завтра в Воронеж с Алексеем поедешь».
Отказаться от предложения — значит потерять работу, а других вариантов тогда не было. Я кивнул, сунул конверт в карман и вышел, чувствуя, как от волнения потеют ладони. Никогда не ездил дальнобойщиком, но понимал - обратной дороги нет.
На следующий день в шесть утра я стоял у ворот автобазы
Оделся в какую-то легкую куртку. Поэтому осенний питерский ветер пробирал меня до костей. Из-за угла медленно выплыл огромный MAN TGA, вроде 2000 года выпуска - тёмно-синий, с немного потёртыми боками. Дверь кабины открылась, и оттуда сполз высокий мужик с сальной головой.
«Ты мой напарник?» - хрипло спросил он, разглядывая меня с ног до головы. Я кивнул. «Лёха звать. Залезай, поехали». Его лицо казалось вырезанным из дерева: глубокие морщины, небольшая щетина, маленькие глазки, похожие на две чёрные точки.
Кабина пахла махоркой, соляркой и еще чем-то. На торпедо – было много икон, а в потёртом окладе наклейка что-то вроде «Я люблю Питер» и переполненная пепельница. За сиденьем - замызганный спальник и стопка газет. «Пристёгивайся, - буркнул Лёха, включая зажигание. - Будет трясти».
Двигатель запустился, кабина дёрнулась, и мы поехали
Первые километры по Петербургскому шоссе я чувствовал каждый стык бетонных плит - казалось, зубы сейчас выскочат из дёсен. Лёха молча курил, изредка сплёвывая в открытое окно. Его огромные руки водили руль легко, почти небрежно.
Под Тверью нас остановили. Старая «Волга» ГАЗ-24 с мигалкой резко вынырнула из-за поворота и дала сигнал остановиться. «Документы», - пробурчал гаишник в потрёпанной форме. Лёха молча протянул бумаги. «Что везешь?» - «Технику». – «Какую именно технику?» Я только хотел открыть рот, но Лёха резко сжал мне колено. «Товар народного потребления», - ровно ответил он.
Гаишник задумался, потом кивнул на обочину: «Там разберёмся». У меня похолодело внутри. Лёха же полез в бардачок, достал какую-то бутылку и вроде пару «зеленых». «Мужики, давайте без...» - начал он. Гаишник взял деньги, сунул в карман, бутылку поставил себе под ноги. «Катите», - сказал он.
Когда мы тронулись, я выдохнул
«Это ещё цветочки, - сказал Лёха. - Дальше будет веселее». Его голос звучал спокойно, но в глазах появилась какая-то стальная твёрдость.
Где-то под Рязанью началось самое интересное. Чёрная «девятка» с тонированными стёклами начала преследовать нас, то пристраиваясь сзади, то идя параллельно. «Дело плохо», - пробормотал Лёха, но притормозил.
Из машины вышли трое — один в кожанке, двое в спортивных костюмах. «Мужики, - сказал «Кожанка», - груз у вас ценный. Дорога опасная. Мы за крышу будем».
Лёха вздохнул, достал из-под сиденья монтировку, она лежала там, как будто ждала своего часа, и вышел. Я видел, как его позвоночник распрямился, а глаза стали пустыми. «Пацаны, - тихо сказал он, - Вы точно хотите?»
«Пацаны» переглянулись. «Кожанка» фальшиво засмеялся: что-то выкрикнул - и они по-быстрому уехали. Лёха вернулся в кабину, завёл двигатель. «Вот же люди, - что-то в этом роде сказал он. Его руки слегка дрожали.
Ночью Лёха решил продемонстрировать мне «язык фар»
Он начал переключать свет с ближнего на дальний в странном ритме: три коротких, два длинных. Впереди идущий МАЗ ответил тем же. «Это наш язык, - объяснил Лёха. - Так предупреждают о гаишниках или ДТП». Через час мы увидели стоящую на обочине «Волгу»-ДПС. Лёха лишь усмехнулся: «Видишь? Работает».
В Воронеже нас встретил хмурый мужичок с блокнотом. «Опоздали на шесть часов», - сказал он. Лёха только усмехнулся: «Зато здоровы». Разгрузка прошла быстро - три паллы с техникой исчезли в глубине склада за двадцать минут. На обратную дорогу Лёха купил две банки кваса и тушёнки. «Это мой ужин», - сказал он.
Обратный путь оказался не менее интересным
Вроде под Липецком Лёха вдруг свернул на просёлок. «Что-то не нравится», - буркнул он. Оказалось, его насторожила «семёрка» в тонировке, которая уже третий час ехала за нами.
Мы простояли в поле два часа, пока не стемнело. «Теперь поедем», - сказал Лёха. Позже, как он объяснил: «Пустая фура - лакомый кусок. Могут спокойно отобрать, сжечь или разобрать на запчасти».
Дорога научила меня многому. Например, как заваривать чай на двигателе - мы ставили жестяную кружку прямо на клапанную крышку. Или как греть тушёнку на выхлопной трубе - получалось на удивление вкусно. Лёха показал мне все уже проверенные придорожные кафе, где кормили тех, «кто дорогу держит».
Возвращение
Когда мы вернулись в Питер, я понял, что дальнобойщики - последние ковбои этой страны, а Россия 2003 года была странным местом...
Лёха высадил меня у склада. «Ну что, понравилось?» - спросил он. Я качнул головой. «Ну ладно, тогда, бывай». Больше мы не виделись. Но бывает время, когда сижу и вспоминаю того человека с щетиной и монтировкой под сиденьем, который научил меня главному: на дороге сила - не в деньгах, а в характере.
Тот рейс показал мне жизнь с другой стороны. Я понял, что в России есть два типа людей - те, кто сидит дома, и те, кто вечно держат путь. Лёха принадлежал к тем, для кого дорога была домом, а дом - всего лишь местом для отдыха перед следующим рейсом.
Спустя годы я узнал, что его MAN TGA продали на запчасти, а сам он пропал где-то на трассе под Ростовом. Но в моей памяти он остался таким, каким видел его в последний раз – усталый, с щетиной и монтировкой под сиденьем.
Человеком, для которого дорога была не работой, а жизнью. И, возможно, единственным местом, где он чувствовал себя свободным.
