Знаете, что самое сложное в отношениях? Воровство. Нет, не денег — хотя и это тоже больно. Воровство доверия. Когда его украли, не возместишь потерю никакими купюрами. И я это знаю не понаслышке.
Тот день начинался как обычно. Солнце. Чай на кухне. Лизка, моя семилетняя дочь, с косичками набекрень и бутербродом в руке. Месяц до свадьбы с Игорем, моим вторым шансом стать счастливой. Год мы уже вместе, два месяца живём в съёмной квартире, и вчера я положила в шкатулку последнюю часть денег на первоначальный взнос за нашу будущую квартиру.
— Мам, а можно мне сегодня в розовом платье? — Лизка подпрыгивала на месте, пока я заваривала чай.
— Можно, зайка. Только не забудь колготки надеть, прохладно ещё.
Впрочем, дочь уже умчалась в комнату. Я улыбнулась и посмотрела на часы — пора будить наше мужское царство. Точнее, Игоря. Его сын Матвей, четырнадцатилетний колючий подросток, обычно просыпался сам — аккуратно, тихо и с таким видом, будто ему неловко находиться в нашем доме.
Я вздохнула. Да, с Матвеем было непросто. Он не грубил, не хлопал дверями, но вокруг него всегда словно стояла невидимая стена: «НЕ ПОДХОДИ». А на вопрос «Как дела?» неизменно отвечал: «Нормально». Конец связи.
Когда мы только начинали жить вместе, я пыталась... Господи, как же я пыталась! Готовила его любимое (со слов Игоря), интересовалась школой, купила приставку — думала, растопит лёд. А в ответ — вежливое: "Спасибо" и уход в свою комнату. Словно разговаривать со мной — непосильный труд.
— Матвей уже встал? — спросил Игорь, целуя меня в висок.
— Кажется, да. В ванной шумит вода.
— Юль, я сегодня задержусь. Совещание с японцами.
— Ну вот... А я хотела в ИКЕА заехать, посмотреть тот диван.
— Давай в выходные? — Игорь потянулся к кофе. — И Матвея возьмём, пусть тоже выбирает, это и его дом тоже будет.
Я кивнула, хотя внутри всё сжалось. Матвей в ИКЕА. С таким лицом, будто его ведут на казнь...
Впрочем, сейчас это казалось несущественным. Мы копили на квартиру почти год! Ещё чуть-чуть — и у нас будет свой дом. Настоящий. Без арендодателей, без съёмных квартир, без вечного чувства временности.
Обнаружила пропажу я вечером. Открыла шкатулку, чтобы пересчитать деньги перед визитом в банк, и... Их не было. СОВСЕМ. Пусто. Абсолютная, звенящая пустота.
Сначала я не поверила глазам. Перевернула шкатулку. Перетрясла всё в шкафу. Бросилась к сумке — вдруг положила туда? Нет. Нет. НЕТ!
Кровь стучала в висках. В груди разрасталась паника — липкая, удушающая. Я кружила по комнате, переворачивая вещи, растрёпанная, испуганная. Скоро должны были вернуться Игорь с Лизой из музыкальной школы. А я не знала, что сказать. Как сказать. ЧТО ПРОИЗОШЛО?
Миллион рублей. Наши мечты. Наш дом. Всё... испарилось?!
Голова кружилась. В памяти мелькали обрывки — утро, Игорь, Матвей... Матвей! Он оставался дома один. Он заходил... Нет-нет-нет, что за мысли?! Это же сын Игоря. Он не мог... Или мог?
И тут в дверь позвонили. Матвей. У него были ключи, но он всегда звонил. Словно спрашивал разрешения войти.
— Привет, — бросил он, проходя мимо.
— Матвей, подожди! — мой голос звучал странно. Хрипло. Надломленно. — Ты... ты сегодня был дома один после школы?
Он остановился. Медленно повернулся. Его глаза — тёмные, настороженные, так похожие на глаза Игоря, встретились с моими.
— Да. Заходил за флешкой.
— И всё?
— А что ещё? — в его глазах мелькнуло что-то похожее на тревогу. Вызов?
Я не знала, как спросить. Прямо? Намёками? Он смотрел на меня, я — на него. Воздух между нами загустел, наполнился невысказанными обвинениями.
— Пропали деньги, — наконец выдавила я. — Все. На первый взнос.
Его лицо... Оно изменилось. Сначала недоумение, потом шок, а затем... гнев?
— Ты думаешь, это я?! — его голос сорвался. Подросток в нём боролся с мужчиной. — Ты СЕРЬЁЗНО думаешь, что я украл ваши деньги?!
— Я... я не знаю, Матвей. Я просто пытаюсь понять... — я чувствовала, как дрожат мои руки. Как предательски дрожит голос.
— Круто, — процедил он. — Просто... круто. Ты только и ждёшь, чтобы меня в чём-то обвинить, да?
— Что?! Нет! Я просто...
— Просто думаешь, что я вор, — он сжал кулаки. — Знаешь что? Мне плевать, что ты обо мне думаешь. Я. Не. Брал. Твоих. Денег.
И ушёл в свою комнату. А через минуту вернулся Игорь с Лизой. С цветами. С мороженым. Счастливый. Ещё не знающий.
— Ты обвиняешь МОЕГО сына в воровстве?! — никогда не видела Игоря таким бледным. Таким... чужим.
— Я никого не обвиняю! Я только говорю, что дома был только он!
— А может, ты просто забыла, куда положила деньги? Или перепутала?! — в его голосе слышалась надежда. Отчаянная надежда, что всё это — ошибка.
— Ты правда думаешь, что я могла ЗАБЫТЬ, куда дела почти МИЛЛИОН рублей?! — мой голос звенел. В груди поднималась волна обиды. — Ты считаешь меня идиоткой?!
Мы стояли на кухне. Громкий шёпот. Злой шёпот. Дети в комнатах.
— Слушай, давай просто спросим его.
— Что? «Матвей, ты украл наши деньги»? Серьёзно?
— Не так, конечно. Но...
Я смотрела на мужчину, которого любила. На мужчину, с которым собиралась провести жизнь. И видела, как между нами растёт пропасть. Бездонная. Страшная.
Мы позвали его. Он пришёл — мрачный, собранный, с глазами загнанного зверя.
— Да, я знаю, о чём вы хотите спросить, — опередил нас он. — Нет, я не брал ваших денег. Да, я был дома. Да, я заходил в вашу комнату за флешкой. Нет, я не копался в шкафу. Нет, я не вор. Да, я ненавижу этот дом. Нет, я не настолько мелочен, чтобы красть.
Игорь смотрел на сына. Я видела, что он хочет верить ему. Очень хочет. Но...
— Матвей, послушай, просто...
— Просто ЧТО, пап? — выпалил он. — Вы уже решили. Она, — он кивнул в мою сторону, даже не поворачивая головы, — уже решила. Я вор. Класс. Зовите полицию, если не верите.
— Матвей!
— Что?! — он наконец посмотрел на меня. Прямо, пронзительно. — Я. Не. Брал. Ваших. Денег.
Тишина. Густая, как смола.
— Хорошо, — медленно произнёс Игорь. — Мы... Мы разберёмся.
Но после того, как Матвей ушёл, я увидела это в глазах Игоря. Сомнение. На две стороны. Он не верил мне полностью. И не верил сыну полностью. А я... Я вдруг поняла, что стою между ними — между отцом и сыном — как непреодолимая стена. И это страшно.
— Тебе проще поверить, что вор — мой ребёнок, чем что ты могла забыть, куда их спрятала? — тихо спросил Игорь.
И это было последней каплей. Я расплакалась — некрасиво, навзрыд, как маленькая девочка. Все мои страхи, моя неуверенность, моё отчаяние — всё вырвалось наружу.
— Я не забыла! — кричала я сквозь слёзы. — Я не теряла их! Я не сумасшедшая! Я... я просто хотела нормальный ДОМ для нас всех! Для тебя, для меня, для Лизы... для МАТВЕЯ! И теперь... теперь...
Я не могла говорить. Слёзы душили меня. Игорь пытался обнять, но я оттолкнула его.
— Не надо! Не... не трогай меня. Я ухожу. Мне... мне нужно подумать.
Я ушла к подруге. С Лизой. Ночевать. Сказала, что мне нужно подумать. Свадьба через месяц. Деньги — исчезли. Доверие — тоже.
Лежала на диване в гостиной подруги, смотрела в потолок и чувствовала... пустоту. Чем дольше я думала, тем сильнее закрадывалась страшная мысль: а что, если Матвей говорит правду? Что, если он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО не брал деньги? Тогда кто?
А ночью пришло сообщение. От Матвея:
«Я правда не брал. Не люблю тебя, но воровать — не мой стиль.»
И я расплакалась. По-настоящему. Потому что в этой грубоватой подростковой фразе было больше честности, чем во всех наших «взрослых» разговорах. И ещё потому, что он мог бы просто промолчать. А он... написал.
Утром я проснулась с опухшими глазами и странным чувством — что я что-то упускаю. Что-то важное. Какую-то деталь, ускользающую от внимания.
Лиза возилась с игрушками на ковре у подруги. Я смотрела на неё и думала: а если не Матвей, то кто? Не Лиза же, господи. Ребёнок, который даже не понимает ценности таких сумм. Может, кто-то проник в квартиру? Домушники? Но замки целы, и больше ничего не пропало...
— Мам, а мы сегодня домой? — вдруг спросила она, не отрываясь от кукол.
— Не знаю, милая. Наверное.
— А то у меня там новый рисунок для тёти остался.
— Какой тёти? — я нахмурилась.
— Ну, той, которая приходила. С ключиком.
Я замерла. Что-то холодное разлилось в груди.
— Лиза, какая тётя приходила к нам?
— Не знаю, — пожала она плечами. — Я спала, а потом проснулась и пить хотела. А она с Матвеем у двери разговаривала.
Моё сердце забилось чаще. Тук-тук-тук, словно отбойный молоток.
— И... что они говорили?
— Не слышала. Они тихо. А потом она ушла, а я пить так и не вышла, потому что страшно было.
Я почувствовала, как по спине пробежал холодок. Только одна «тётя с ключом» могла прийти к нам. Алина. Мать Матвея. Бывшая жена Игоря.
Высокая, стройная, с холодными глазами. Та, что при каждой передаче сына говорила ему: «Ты должен вернуть папу в семью. У вас не должно быть другой мамы.» Та, что смотрела на меня как на временное недоразумение.
О боже... Неужели...?
— Это бред, — категорично заявил Игорь, когда я рассказала ему о словах Лизы. — Зачем Алине...
— Затем, что она до сих пор не может смириться с тем, что ты ушёл!
— Да, но красть деньги? Это же... это же смешно!
— Проверь её звонки в тот день! — я чувствовала, как внутри меня разрастается уверенность. — Проверь!
Он проверил. И замолчал. Я увидела, как изменилось его лицо — от недоверия к шоку, от шока — к... понимаю?
— Три пропущенных, — тихо сказал он. — Я не обратил внимания.
А потом мы пошли в комнату Матвея. Я видела, как неохотно Игорь открывал дверь — словно переступал черту, за которой нет возврата. И нашли новую куртку. Дорогую. Брендовую. В шкафу.
Когда Матвей вернулся, мы спросили его прямо. Он не стал отпираться.
— Мне мама купила, — мрачно бросил он, не поднимая глаз.
— На какие деньги? — Игорь смотрел в глаза сыну. И я впервые увидела, как Матвей отвёл взгляд.
— Я не знал, откуда они, — он опустил плечи. — Она сказала, что у неё премия.
— Матвей...
— Я правда не знал! — вдруг выкрикнул он. Его глаза блестели. — И не брал ваших денег! Она приходила сама! Я... я думал, она просто поговорить хочет!
Игорь сжал кулаки. Я видела, как побелели костяшки.
— Я поговорю с ней.
— Пап, не надо, — голос Матвея дрогнул. — Она же... Она же моя мама.
И в этот момент я увидела, как он разрывается. Между нами. Между двумя мирами. Между местью матери и новой жизнью отца. Мальчик, который хочет просто любить обоих родителей. А его втянули в войну.
И мне стало стыдно. За всё. За мои подозрения. За то, что так легко поверила в его виновность. За то, что не смогла стать для него кем-то... надёжным.
Игорь вернулся от Алины поздно вечером. Дверью хлопнул так, что стёкла задрожали. Лицо — землистое, мрачное. Но глаза — решительные.
— Она призналась? — тихо спросила я.
— Не сразу, — он упал в кресло. Руки дрожали. — Сначала всё отрицала. «Ты с ума сошёл, Игорь? Какие деньги? Зачем мне это?» А потом... потом я показал ей распечатку звонков. И сказал про куртку.
— И?
— Она... словно с цепи сорвалась, — он провёл рукой по лицу. — Кричала, что я идиот. Что она не позволит мне строить новую семью за её счёт. Что я не вижу, как страдает Матвей в нашем «фальшивом семейном счастье»... И что ты будешь жить с моими деньгами и в «её» квартире.
— В какой ещё «её» квартире?
— Квартира, которую мы хотим купить... Это рядом с её работой. И она считает, что ты специально выбрала район...
Я рассмеялась. Горько, безнадёжно.
— Скажи, что ты шутишь.
— Хотел бы.
— «Зачем ты это сделала?» — кричал я, хватая её за плечи.
— «Потому что ты идиот, Игорь! Ты меня бросил, а она будет с твоими деньгами и моей квартирой?! А Матвей? Ты думаешь, он не страдает?» — её глаза сверкали такой ненавистью, какой я никогда не видел.
— «Так ты решила, что будет лучше, если он под подозрением останется? Ты его толкнула под нож! Ты сделала всё, чтобы он выглядел виноватым!»
— «А ты — чтобы он стал ненужным! Ты даже не видишь, как он закрывается рядом с ней!» — она расплакалась, ударила меня по груди.
— «Ты не дала ему шанса. И себе — тоже», — сказал я и ушёл. Просто ушёл.
— И что теперь? — спросила я, сглатывая комок в горле.
Он подошёл ко мне. Обнял — крепко, отчаянно.
— Теперь мы вернём деньги. Она отдаст. Будем жить дальше. Но я больше не позволю использовать Матвея как оружие. Никогда. Никому.
Я прижалась к нему, вдыхая родной запах. Запах дома, который мы чуть не потеряли.
— А свадьба?
— А что свадьба? Будет, — он слабо улыбнулся. — Может, не такая шикарная, как планировали. Но будет.
Когда Игорь пошёл к Матвею, я стояла за дверью. Слышала, как он тихо говорит:
— Я больше не позволю использовать тебя как оружие. Никогда. Даже твоей маме.
Матвей — молчал. Но когда Игорь вышел из его комнаты, я заметила — глаза у мальчика были красные.
Чуда не произошло. Мы не стали сразу одной большой счастливой семьёй. Но...
В день, когда деньги вернулись (Алина принесла их сама, молча, с окаменевшим лицом), я постучалась в комнату Матвея.
— Можно войти?
Он пожал плечами. Разрешение? Отказ? Я решила считать это разрешением.
— Я не должна была на тебя думать так плохо, — сказала я, присаживаясь на краешек его кровати.
— Ты имела право, — пожал он плечами. Глаза в пол. — Меня самого раздражала ваша счастливая жизнь.
— Почему?
— Потому что... — он запнулся. — Я не знаю. Вы все здесь... новые. Всё новое. А я как будто лишний. Как будто из другой сказки. И мама говорила, что ты... что ты хочешь меня выжить. Чтобы остаться только с папой и Лизой.
— Но это не так, — я осторожно коснулась его плеча. Он не отстранился. Уже что-то. — Мы можем попробовать начать заново? Без идеальных улыбок. Просто по-честному?
Он не ответил. Но на свадьбе — скромной, без пышных нарядов и огромного торта — подошёл ко мне и тихо сказал:
— Я не знаю, кто ты мне. Но ты не воровка. Так и я — не вор.
— Тогда нам остаётся только одно — научиться быть честными, даже когда страшно.
— Или хотя бы не делать вид, что всё нормально, — добавил он, слегка улыбнувшись.
— Ты неплохая, — вдруг сказал он. — Даже если иногда бесишь.
И я рассмеялась. По-настоящему. Впервые за долгое время.
А Алина? Она тоже была на свадьбе. Потому что мать Матвея. Потому что семья — это сложно. Потому что настоящая сила не в том, чтобы победить, а в том, чтобы простить.
И я поняла: в каждой семье есть свои тени. Свои чужие. Свои воры. И свои сокровища, которые невозможно украсть.
Даже если очень стараться.
НАШ - ТЕЛЕГРАМ-КАНАЛ.