8 часть
Автор Жанна Абуева
Глава 11.
- Ну, вот вы и вернулись!
Явно обрадованный, главный врач поднялся навстречу Малике и, обхватив обеими руками её руку, долго не хотел выпускать, а потом, смутившись, повернулся и пошёл на место.
И девушке было приятно снова видеть его. За то время, что она была здесь, Малика привыкла к тому, что он всегда рядом, и сейчас она вдруг поняла, что ей не хватало их долгих и неспешных бесед обо всём на свете. За исключением личного.
Интеллигентный и эрудированный, Юсуп Магомедович был как лучик света среди малообразованных и озабоченных проблемами быта сельчан. Казалось, он знает про всё на свете и способен на любой вопрос дать исчерпывающий ответ. Он был надёжным, чем напоминал ей отца.
О любви она не думала. Раны, нанесённые Маратом, так и не зажили, и девушка, как могла, прогоняла мысли о нём, но воспоминания о чудесной студенческой поре не забывались, и все они, увы, были связаны с Маратом.
Изредка местный почтальон Ильяс приносил ей письма от подруг. Шурочка работала в Дербенте и сообщала, что скоро выйдет замуж за молодого агронома Амира, интеллигентного и совсем не дикого горца, с которым она познакомилась в автобусе на пути следования к месту своего назначения. Лариса же по окончании института уехала в Москву, в ординатуру, и когда через год ей предложили отправиться в командировку в Монголию, где вовсю свирепствовал сифилис, она подумала и согласилась, и теперь писала Малике, что встретила в Монголии чудесного парня Жору из Одессы, работающего здесь инженером, и они собираются пожениться, даже несмотря на то, она, Лариса, старше жениха аж на целых семь лет. В Монголии они долго не задержатся и вернутся в Союз, как только завершится их командировка, ну, а жить решили в Москве.
Малике казалось, что эти письма приходят к ней из какого-то другого мира, где люди общаются между собой, посещают кинотеатры, слушают пластинки с записями любимых песен и шумно радуются победе над Германией.
Здесь всё было по-другому. Люди были сдержанны, аскетичны, и им было не до песен, а волновали их в основном события местного значения и масштаба.
Порой девушку душила обида, что вместо аспирантуры её отправили сюда, в эту глухомань, и обида эта усугублялась тем, что причиной тому была ссылка Ансара. Она думала о том, что вот сейчас сидела бы в библиотеке и изучала труды учёных-медиков, и кропотливо и настойчиво искала бы собственную в медицинской науке стезю, а вместо этого ходит из дома в дом по узким ухабистым улочкам, а то и ездит верхом на лошади в отдалённые аулы, где при свете дореволюционной лучины или в лучшем случае керосиновой лампы осматривает очередного больного, взволнованно напрягая память и вспоминая, что говорили по этому поводу институтские учебники и профессора.
Но потом ей вспоминалось вдруг лицо маленького Умара, забывшегося в спокойном и мирном сне после того, как лихорадка отступила, и лицо его матери с выражением великого облегчения и благодарности, и ей становилось совестно за свою такую обиду, и она мысленно просила прощения, сама не зная, у кого.
Время шло и вскоре у Малики завёлся ухажёр. Мухтар, сын Шарапутдина, самого зажиточного из сельчан, слыл в округе баловником и бузотёром. Малика его внимание всерьёз не принимала, но Мухтар был настойчив и поджидая её тут и там, старался всё время находиться в поле её зрения.
Первой заметила это тётушка Баху.
- И чего этот бездельник постоянно крутится возле нашего дома?
- Не знаю, тётя Баху, - ответила Малика, не придавая вопросу ровно никакого значения.
- А вот я сейчас и выясню! – грозно сказала Баху и, с шумом распахнув дверь, закричала с порога:
- Ты чего хочешь, а? Чего тебе надо? Говори, не то пойду прямо к твоим родителям!
- Чего кричишь, тётя Баху, я же не глухой! Просто хочу поговорить с докторшей!
- Поговорить? Интересно, о чём это? Ты что, не знаешь, что порядочные девушки не разговаривают с посторонними парнями? Или ты сомневаешься, что она порядочная?
- Тише, тише, тётя Баху! Ничего я не сомневаюсь! Я… у меня серьёзные намерения!
- Такие разговоры на улице не ведут! – сердито отрезала Баху.
- Так я же… пожалуйста… я… это… готов прислать сватов… вот только к кому? У неё же здесь нету старших!
- Как это нету? А я что, не старшая? Так вот, говорю тебе, как старшая, не дорос ты ещё до того, чтобы на эту девушку засматриваться! Выучись сперва, потом и поговорим!
- А зачем мне учиться? Я единственный сын у отца, у нас есть деньги, и скот, и дом, и… ну там запасы всякие… она не пожалеет!
- Давай-давай, иди, пока я народ не собрала и тебя на смех не подняла! Тоже мне, единственный сын… К запасам ещё и ум нужен!
- Всё равно я не отступлюсь, тётя Баху! Она будет моей женой и точка!
- Упаси Аллах иметь такого мужа, как ты!
В ауле ничего не скрыть, и вскоре уже все знали о том, что сын Шарапутдина влюблён в молодую докторшу. Аульским парням Мухтар строго-настрого наказал и близко не подходить к Малике, уверяя, что не сегодня-завтра она станет его женой.
Проходя по аулу, девушка чувствовала на себе любопытные взгляды сельчан, а однажды даже услышала за своей спиной:
- Видно, эта лачка всё ж позарилась на шарапутдиново добро!
Малике стало обидно. Неужели эти люди, чьих детей она бескорыстно лечит, так и не поняли её? Неужели они предпочитают верить этим бредням?
В один из дней, когда девушка по обыкновению шла к себе на работу узкими и кривыми сельскими улочками, старый Барцилав, каждое утро окликавший её весёлым «Здравствуй, красавица!», не приветствовал на этот раз, как обычно, а лишь кивнул головой, сопроводив кивок недовольным бурчанием себе под нос.
- С добрым утром, дядя Барцилав! Как ваше здоровье? – спросила Малика.
- Здоровье моё как осень в горах, то дождик, то ветер, то солнце, а то и снег! – хмуро отвечал старик. – А вот молодёжь нынешняя больно скорая пошла… Вообще думать не хотите!
- Вы о чём, дядя Барцилав? – не поняла девушка.
- О чём, о чём… Вначале думайте, а потом уже решайте, вот о чём!
Сказав так, старик приподнял свою большую суковатую трость и, погрозив ею кому-то в воздухе, исчез за покосившейся калиткой.
Малика продолжила свой путь, так и не поняв, что именно имел в виду этот старик, но настроение было уже омрачено смутным ощущением того, что недовольство старого Барцилава, которого все аульчане в одинаковой степени любили, уважали и побаивались, адресовано лично ей.
Девушка не догадывалась, что сам Мухтар активно распускает по аулу слухи об их скорой свадьбе.
И пусть тётушка Баху, как могла, отбивалась от этих слухов, люди почему-то предпочитали им верить.
* * *
- Говорят, вас можно поздравить?
Юсуп Магомедович отвёл глаза в сторону, обращая к девушке вопрос.
- Поздравить? С чем? – недоуменно спросила Малика.
- Как с чем? Со скорой свадьбой! – произнёс главврач гораздо суше, чем ему хотелось бы.
- О какой свадьбе вы говорите, не могу понять!
- Ну-у, мы с вами уже довольно долго работаем вместе, и вы могли бы быть пооткровеннее со мной!
- Но я и в самом деле не пойму, о чём речь! Лично у меня никакой свадьбы не предвидится!
- Это… правда? – спросил Юсуп, и взгляд его серых глаз тут же потеплел.
- Ну, конечно, правда! – воскликнула Малика. - А с чего вы это вообще взяли?
- Так весь аул об этом говорит!
- Вы шутите?! Все говорят, а я и понятия не имею! И… кто же мой жених? Подождите, кажется, догадываюсь… Боже мой! Юсуп Магомедович, и вы поверили в эту чепуху? Поверили в то, что я могу выйти за… этого человека?
- Ну-у, видите ли… Я ведь тоже живой человек, и тоже, как видите, поддался этой… пропаганде!
- Эта, как вы верно сказали, пропаганда, лишь выдаёт желаемое за действительное, - решительно произнесла Малика. – И… знаете что… давайте договоримся, что в следующий раз, прежде чем поверить чему-то подобному, вы спросите прямо у меня!
Есть! – ответил главврач, явно обрадованный таким поворотом дела.
* * *
Из дневника Юсупа:
«Эта девушка дорога мне. Меня тянет к ней, и сегодня я понял это окончательно. Вопрос в том, смогу ли я ей открыться. Что-то в ней есть такое, что не позволяет говорить о самом личном. Как будто она скрывает свою какую-то боль…
Впрочем, кое-что приоткрылось. Сегодня, когда речь зашла о «врагах народа», и я сказал, что дыма без огня не бывает, она сразу замкнулась, взгляд потух и вся она как-то съёжилась, словно её ударили. Я не стал спрашивать, а просто перевёл тему.
Уже в конце дня, уходя, она обронила: «Между прочим, мой отец сослан, как враг народа!» и ушла, не дав мне возможности что-то спросить.
Сослан – за что? Она явно не готова это обсуждать, но, может, как-то возобновить этот разговор?
Во всяком случае, её слова многое проясняют.
Мне кажется, что М. очень понравилась бы моим родителям…»
Глава 12.
Стояло сухое и засушливое аульское лето. Дождя уже давно не было, и люди ждали его с нетерпеливой надеждой, зная, как сильно нуждается в нём земля.
Днём аульские улочки были почти пустынны, а в сумерки, едва жара спадала, люди выходили из своих жилищ, и тогда всё вокруг оживало, приходя в движение. Водрузив на плечи огромные медные кувшины, шли по воду покрытые платками горянки, детвора носилась взад и вперёд по узким, выложенным булыжником улочкам, а мужчины, собравшись на годекане, степенно и неторопливо обсуждали последние новости, либо обменивались воспоминаниями, когда приятными, а когда и не очень.
- Ещё мой дед, помню, рассказывал, что когда-то, давным-давно, в Дагестане была религия, как у русских, а потом пришли арабы и всех обратили в ислам….
Старый Барцилав сделал паузу и стал неторопливо набивать табаком свою видавшую виды трубку.
- Это что же, получается, что мы свинину ели, да? - с сарказмом произнёс Исрапил, приходившийся троюродным братом невестке Барцилава.
- Насчёт свинины не знаю… Не думаю, что в горах могли водиться свиньи… Но другая религия была, это уж точно!
- И я так слышал! – поддержал Барцилава его сосед и он же кунак Ахмед-Гаджи.
- Выходит, нам повезло, что мы стали мусульманами… а то ходили бы сейчас все, как один … необрезанные!
Громкий хохот перекрыл ответные слова Исрапила, и слышался ещё долго, пока старый Барцилав не оборвал его суровым:
- Ну, хватит смеяться! Лучше скажите, кто из вас, молодых, аккуратно совершает намаз, как это предписано нам Всевышним? Уверен, что таких не найдётся! Вы, похоже, предпочитаете водку, а не молитву!
Слова эти вызвали небольшую заминку у собравшихся, а затем Расул, колхозный тракторист, откашлявшись, сказал негромко и взволнованно:
- С одной стороны, ты прав, отец! А с другой стороны, коммунисты религию давно отменили… и всех мулл и имамов сослали в Сибирь… Да и потом, никто ведь не знает, что там и как после смерти!
- Точно! – оживились мужчины помоложе. – Никто оттуда ещё не возвратился, так что, может, и правы коммунисты, говоря, что там ничего нет!
- Астафирулла, астафирулла! – произнёс поспешно старый Барцилав и резко поднялся с деревянной скамьи. – Ничего хорошего не ждёт тех, кто пренебрегает верой своих отцов! Аллах есть, Он всё видит и слышит… так что лучше уж помолчите-ка, нечестивцы!
Тяжело опираясь на свою трость, возмущённый Барцилав удалился с годекана. После его ухода наступило неловкое молчание, а потом Расул сказал:
- Говорят, скоро снизят цены на хлеб, на масло и на сахар…
- Да ну? Кто это сказал? – оживился годекан.
- Ребята с МТС. Сталин, говорят, приказал цены снизить, чтобы людям после войны жизнь облегчить...
- Да, было бы неплохо! – воскликнул Исрапил. – Мука станет дешевле, хинкала будет больше!
- Ну, на хинкал-то мука у нас всегда найдётся!
- Хочешь сказать, прямо сейчас и найдётся?
- Ну-у…да! Пожалуйста, кто хочет! Мяса много не обещаю, но хинкалом жена побалует!
- Пошли-ка, ребята, проверим, вправду ли его Патимат умеет делать хороший хинкал!
С этими словами молодёжь покинула годекан, а старые горцы всё глядели им вслед и, качая головами, уносились мыслями в собственную юность.
* * *
- И всё-таки, Баху, скажи честно, это правда, что докторша согласилась выйти за шарапутдинова сынка?
Круглолицая пухленькая Зумруд поставила на землю наполненный водой огромный кувшин и, вздохнув с облегчением, тут же устремила на соседку полный любопытства взгляд.
- Вай, Аллах, ну что за люди, а? Говори-не говори, вы всё равно за своё! Не согласилась, не согласилась, не согласилась!!! Ещё сколько раз сказать?!
Раскрасневшаяся от негодования тётушка Баху на одном дыхании выпалила свою тираду и, не успокоившись, добавила с горячностью:
- И вообще, оставьте вы её в покое и прекратите свою глупую болтовню! Эта девушка настоящий ангел! Жаль, что у меня нет сына, уж я бы её не упустила! О такой невестке можно мечтать! Скромная, воспитанная, слова лишнего не скажет, и помочь всегда готова по хозяйству. На вид истинная ханум, а работой домашней не гнушается!
- Верю тебе, Баху, верю! Раз так говоришь, значит, так оно и есть! Просто вчера женщины рассказывали, будто…
- Ну, вот опять! И слышать не хочу! Пусть говорят болтушки, если им нечего делать! А ещё лучше, пускай собственных дочерей так воспитают!
Высказав всё это оторопевшей соседке, Баху величественно направилась к своему дому, не глядя по сторонам и выражая таким образом собственный протест местным сплетникам.
Глава 13.
Наступила осень. Дожди, столь долго ожидаемые летом, теперь шли, не переставая и превращали всё вокруг в унылое и мокрое однообразие.
Жизнь в ауле шла своим чередом. Горцы трудились, обрабатывая скудную землю и выращивая на ней скот, тем самым внося лепту в восстановление разрушенного войной народного хозяйства.
Люди часто болели, и Малика часто ездила с главврачом размытыми горными дорогами в соседние аулы, где ждали их помощи больные, главным образом, дети.
Прошло полтора года, как она жила в этом краю, далеко от дома и от мамы, и если бы не Юсуп Магомедович, жизнь девушки была бы гораздо тяжелей. Именно в общении с этим интеллигентным человеком и заполнялась та пустота, что поселилась в её душе после ареста отца, предательства Марата и неосуществлённой мечты об аспирантуре. Дело было даже не в аспирантуре, а в том клейме, которое довлело над ней и над её семьёй и которое оказалось определяющим в её судьбе.
С Юсупом Магомедовичем темы для бесед находились всегда. Его познания поражали девушку, и ей казалось, что нет такой вещи, о которой он не смог бы дать исчерпывающую информацию. От него она узнала об экзотических странах и о повадках страусов, о сафари, и о том, какие национальные блюда насчитывает китайская кухня, и много-много других интересных вещей.
Она была благодарна главврачу за то, что он не задаёт вопросов о личной жизни. И она не имела понятия о его жизни, той, которая у него была до приезда сюда. Словно существовал между ними негласный уговор не вторгаться на личную территорию друг друга, уговор, который Юсуп Магомедович нарушил лишь однажды, когда позволил себе поздравить девушку с несуществующей помолвкой.
Родители Юсупа, Магомед Дибирович и Зинаида Сергеевна, до войны жили в Махачкале, где работали она врачом, а он военруком в школе. Юсуп, которого мать ласково называла Юриком, рос в атмосфере родительской любви и взаимопонимания. Любовь к книгам, и особенно к русской классике, прививалась ему с самого детства, и в доме, всегда полном друзей, нередко устраивались поэтические вечера, где гости и хозяева с упоением читали Пушкина и Лермонтова, Некрасова и Тютчева и множество других русских поэтов.
Юрик обожал слушать, как мама читает лермонтовские стихи о Кавказе, и в его воображении тут же возникали величественные горы, которых он никогда не видел, но которые живо себе представлял. Он жаждал их увидеть! И когда отец впервые повёз его в аул, мальчик был потрясён открывшейся взору панорамой гор. Ночью он никак не мог заснуть, глядя на чёрное бездонное небо, усыпанное громадными серебристыми звёздами, висевшими так низко, что он даже выпростал из-под одеяла свою маленькую ручку, пытаясь дотронуться до одной из них, самой близкой, а та играла с ним, удаляясь и приближаясь вновь. В какой-то миг ему даже показалось, что звезда улыбается, а потом он провалился в глубокий сон, и спал так крепко, что прослушал пение аульских петухов, чьё кукареканье так жаждал услышать.
Все эти яркие воспоминания из далёкого детства, долго хранившиеся в его душе, оборвались, когда родители ушли на фронт, оставив сына доучиваться. Отец погиб первым, где-то под Смоленском, а мама умерла на третий год войны от воспаления лёгких, и была захоронена на Псковщине, неподалёку от священных для неё пушкинских мест.
От горя спасала учёба, а счастливая и беспечная студенческая жизнь проходила мимо. Родных с материнской стороны у него не было, а с родственниками отца близкие отношения сосбо и не сложились, и пустоту, поселившуюся в душе Юсупа заполняли только книги. Окончив институт, он попросился направить его в какой-нибудь горный район, и горы оказались тем средством, которое помогло юноше вновь обрести душевное равновесие.
Девушки заглядывались на интересного молодого шатена с задумчивым взглядом тёмно-серых глаз. Пусть доктор не имел собственного хозяйства или хотя бы дома, в ауле он считался весьма завидным женихом, потому что сельчане успели оценить и его порядочность, и то уважение, которое он проявлял к ним и к их горским обычаям. Сам председатель местного колхоза не прочь был отдать ему в жёны свою единственную дочь, но Юсуп лишь мягко отшучивался, стоило местным свахам намекнуть ему о готовности помочь в таком щекотливом вопросе, как женитьба.
Приезд Малики в аул наполнил смыслом его существование, заставив поверить в то, что и ему когда-то может улыбнуться счастье в лице этой девушки. Но по-прежнему он не решался открыть ей свои чувства.
* * *
Морозы ещё не нагрянули, но в воздухе ощущалось уже холодное дыхание зимы. Единственным топливом в ауле был кизяк, и люди ещё с лета принимались за его заготовку, и теперь возле каждого дома гордо возвышалась пирамидка из сухого коровьего навоза, аккуратно сформированного в кирпичики или лепёшки.
Тётушка Баху бросила в печку ещё один кирпичик, а затем, подсев к столу и рассыпав перед собой пару горстей чечевицы, обратилась к сидевшей у огня Малике:
- Холодает… Накинь-ка, доченька, что-нибудь, а то, боюсь, печка не очень-то и греет, вон, какой ветер поднялся!
- Ничего, тётя Баху, мне не холодно!
- Холодно-не холодно, а заболеть можешь! Всё ездишь туда-сюда по аулам и всё лечишь ребятишек, да ниспошлёт тебе Аллах благополучие и радость!
- Тётя Баху, это ведь моя работа! – мягко ответила девушка.
- Понятно, что работа, но и о себе же тоже надо думать! Тебе, дочка, замуж бы выйти за хорошего человека…
- Я сейчас замуж не собираюсь, - сказала быстро Малика.
- А когда же ты соберёшься, а? Учёбу закончила, работа есть, так не будешь же ты целую жизнь думать лишь о своей работе! О замужестве ведь тоже думать надо!
- Хорошо, тётя Баху, я подумаю, но позже, не сейчас! – с улыбкой ответила девушка.
- Эх… как бы вы подошли друг другу с доктором Юсупом! – воскликнула Баху. – Он хороший, ты хорошая… одно плохо, что ничего за душой у него нет! Ни дома, ни хозяйства, ни лошади…
- Тётя Баху, Юсуп Магомедович очень достойный человек, и я его очень уважаю, и ценю… но…
- Ну, что «но»? Чем он тебе не приглянулся?
Вместо ответа девушка устремила взгляд на огонь, а Баху, проворно перебирая пальцами чечевицу, продолжала:
- Вы, молодые, полагаете, что женятся только по любви, так ведь? Ну что же, иногда бывает, что и по любви, это уж кому как повезёт… А вообще, я тебе скажу, самый верный брак – это тот, что с родительского благословения… ну, то есть, чтобы родители сами подбирали! Так было всегда в Дагестане и так должно оставаться! Родители плохого не пожелают, поэтому надо их слушать! Ну, а ты должна слушать меня, раз родители твои далеко, а я рядом… Ты слушаешь меня?
- Слушаю, тётя Баху, - отвечала Малика, думая о своём.
Она и в самом деле очень уважала Юсупа, но и не верила уже в способность мужчин на самоотверженную любовь, а потому не подпускала к себе никаких посторонних мыслей.
Глава 14.
- Ассаламу алейкум, уважаемый дохтур Юсуп!
Старый Барцилав, тяжело опираясь на палку, вошёл в кабинет главврача и в нерешительности остановился у порога.
- Ваалейкум салам, дорогой дядя Барцилав!
Юсуп Магомедович, поднявшись с места, поспешил навстречу Барцилаву и обменялся с ним рукопожатием, после чего усадил старика на кушетку и сел рядом.
- Что привело вас сюда, дядя Барцилав? Что вас беспокоит?
- Да как сказать… вроде ничего и не беспокоит, а всё равно беспокоит! – отвечал старик.
Ему явно было не по себе, и он напряжённо сидел, робея и хорохорясь, и неотрывно глядя на деревянный белый шкаф, за стеклом которого поблескивали на полках банки с мазями, и всевозможные склянки, и металлические коробки со шприцами.
- А всё-таки, что именно?
- Да слабость, дохтур! Силы нету уже ни в руках и ни в ногах… а ведь недавно вроде ещё была! Так бывает, да? Недавно была, а сейчас нету!
- Видите ли, дядя Барцилав… годы-то берут своё!
- Берут, сынок, ещё как берут! – закивал головой старик. – А сдаваться всё равно же не хочется!
- А вы и не сдавайтесь! – ободряюще произнёс Юсуп. – Пусть они себе идут, эти годы, а вы не обращайте на них внимания!
- А я так и делаю! – оживился Барцилав.
- Вот и правильно! А какой, кстати, ваш год рождения?
- А я и сам толком не знаю… По-моему, одна тысяча восемьсот пятьдесят седьмой…
- Ну, пятьдесят седьмой никак не может быть, дядя Барцилав! Тогда бы вам было сейчас сто лет, а вы на сто лет никак не выглядите!
- Не знаю, не знаю... Моя мать говорила, что в тот год было в горах восстание.
- Восстание? Тогда выходит, вы родились в тысяча восемьсот семьдесят седьмом, и вам сейчас где-то за семьдесят, а точнее, семьдесят три.
- Выходит, что так.
- А в паспорте у вас как записано?
- А я и не знаю толком, какой он, этот паспорт. Нету их у нас …
- Нет паспорта? Это как?
- А вот так. У меня-то его никогда и не было, а вот у детей моих и у других сельчан паспорта все забрали… чтобы не уезжали, говорят, из колхозов… Мне-то куда уже уезжать, сам подумай, а вот Хасбулат мой, может, и уехал бы, да только без паспорта ведь никак!
- А давайте, дядя Барцилав, я вас осмотрю!
- Да чего тут смотреть, сынок! Ходить хожу, кушать кушаю, спать сплю… только вот работать не могу, сил нету!
- Ну, вы уже достаточно поработали на своём веку, теперь отдыхайте, а поработают пускай другие!
- Так-то оно так, сынок! Да только совсем без работы какая же радость? Отдых, он ведь тоже надоедает!
- Дам-ка я вам витаминов!
- Это ещё для чего? – подозрительно спросил Барцилав.
- Ну, чтобы силы у вас прибавились, настроение улучшилось…
- Нет, не хочу я твоих витаминов, уважаемый дохтур! Отдай их какому-нибудь слабаку вроде моего соседа Абусупьяна! Ему уж они точно пригодятся… для настроения… а то который день ходит хмурый… говорит, что ему трудодни неправильно посчитали. Вот и дай ему витаминов! Ну, а я пойду, надо ещё починить кое-что. Просто мимо проходил, вот и заглянул… Будь здоров, многоуважаемый дохтур! Тебе тоже уже жениться давно пора…
С этими словами старик покинул кабинет врача.
Глава 15.
В начале весны неожиданно пришло сообщение, что Малику открепляют от места распределения и переводят на работу в Буйнакск. При мысли о том, что она скоро увидит маму и остальных, девушку захлестнула волна счастья. Она не знала ещё, что это Исаак Израилевич вместе с доктором Князевым, лечившим от хвори старую Жарият, употребили все свои связи и хлопотали за неё, пока, наконец, их старания не увенчались успехом.
Малика стала собираться в дорогу. Она обошла всех своих юных пациентов и наказала их родителям бить тревогу при первых же признаках болезней, самыми грозными из которых по-прежнему оставались дифтерия и брюшной тиф, а самой частой – дизентерия. Дав последние наставления о пользе гигиены, Малика вернулась в больницу.
Главврач был на месте, и девушка, вдруг ощутив непонятную грусть, в последний раз переступила порог его кабинета.
При появлении Малики Юсуп резко встал и порывисто шагнул ей навстречу, но тут же и остановился в смущении. Повисло молчание, которое оба нарушили одновременным:
- Ну вот!
Они рассмеялись и тут же вновь умолкли, а затем главврач сказал:
-Ну, что ж, позвольте вам пожелать счастливого пути и… и… счастливой дальнейшей жизни!
- Спасибо! – ответила Малика и добавила с горячностью: - Спасибо вам за всё, что вы для меня сделали!
- Я сделал? Да ничего я не сделал… и вообще… Я уже не ваш главврач, так что можете звать меня просто по имени!
- Конечно, Юсуп Магомедович… ой, то есть Юсуп… Я должна привыкнуть…
И вновь наступила пауза, пока он, наконец, не решился:
- Малика… вы уезжаете и неизвестно, увидимся ли мы когда-нибудь ещё! Впрочем… здесь всё зависит от вас, потому что… потому что я… люблю вас! – на одном вдохе выпалил он.
- Ох! – только и смогла произнести девушка.
- Погодите! Я должен был сказать это вам давно, но никак не мог решиться! А теперь… теперь вы уезжаете, и я… я просто не могу вас отпустить вот так… без правды!
Выплеснув, наконец, своё чувство, он замолчал, одновременно ощущая и лёгкость и невыразимое волнение. Ошеломлённая Малика тоже молчала, не зная, что ответить этому человеку, который стал ей близок и которого она не могла и не хотела обманывать.
- Юсуп Магомедович… Юсуп… я… никак не ожидала услышать такого и хочу сказать, что я… что вы… один из лучших людей, которые были и есть в моей жизни…
Она в растерянности подбирала слова, теряясь от того, что этот большой мужественный человек стоит сейчас перед ней и, словно ребёнок, моляще смотрит на неё в ожидании ответных слов.
- Вы очень… очень достойный человек и… о таком муже, как вы, мечтает каждая девушка… но… я не хочу вас обманывать, потому что… не люблю вас! Простите меня!
Казалось, что в наступившей после этих слов тишине отчётливо слышен стук их бьющихся сердец, а молчание не кончится никогда. Но вот Юсуп, овладев собою, мягко произнёс:
- Вы кого-то любите?
- Да… то есть нет… Уже нет! Простите, но мне не хочется говорить об этом!
- Но… если уже нет… значит… у меня есть всё-таки шанс? Возможно, когда-нибудь…
Она молчала.
- Могу ли я надеяться, что когда-нибудь… вы захотите стать моей женой? Я готов ждать сколько угодно!
- Я… я не знаю… - Девушка избегала смотреть на него. – Всё это так неожиданно…
- Но вы позволите писать вам иногда? И потом… я ведь в любой момент могу вернуться в город… одно ваше слово!
- Сейчас я ничего не могу сказать! – твёрдо ответила девушка. – Я должна поехать домой и… подумать!
- Я буду ждать вашего ответа хоть всю жизнь, потому что… потому что я люблю тебя, Малика, и хочу, чтобы ты всегда помнила об этом!
Разговор не выходил у неё из головы, когда Малика, в последний раз обнявшись с тётушкой Баху, села в старенький автобус, который натужно громыхая, повёз её знакомой уже горной дорогой прямо в Буйнакск.
Автобус был переполнен людьми, ехавшими в райцентр кто за чем. Путь был неблизким, и девушка, устроившись поудобнее на жёстком деревянном сиденье, устремила свой взгляд в окно, где горы, меняя окраску от зелёно-жёлтых до чёрно-серых, сопровождали её на всём пути до райцентра.
Юсуп Магомедович любит её. Он так сказал. И он не из тех, кто говорит не то, что думает. Ей нравился этот человек, большой, сильный, умный и уверенный в себе. А самое главное, рядом с ним было спокойно и надёжно. Таким надёжным и должен быть спутник жизни, подумалось девушке. Но… после того как Марат так низко повёл себя, может ли она кому-то верить? Правда… Марат не идёт ни в какое сравнение с её главврачом. Она даже улыбнулась, представив их рядом. Но Марата она любила… Да, любила, ну и что? Судьба посылает ей достойного человека, который искренне любит её и готов ждать сколько угодно. Как ей быть?
В конце концов, Малика решила обо всём рассказать матери. Мама даст ей верный совет! При мысли о том, что скоро она увидит родных, девушка заулыбалась под удивлённые взгляды пассажиров.
Глава 16.
Айша и Шахри сидели в гостиной, уютно освещаемой старинной золотистого цвета лампой, и молчали. За долгие годы жизни они привыкли к такому молчанию, связывавшему их больше любых слов. Каждая из них знала, о чём думает другая. Тайн у них друг от друга не было, переживания и радости были общими, так что женщины молчали, занимаясь каждая своим рукоделием, благо, навыки, привитые им ещё в доме Ибрагим-бека, не позабылись.
Сегодня в доме была радость. Вернулась Малика, и теперь, когда дочь была дома, Айша, наконец, пребывала в относительном спокойствии.
Осталось дождаться Ансара и … о, Аллах, ну когда же придут хоть какие-то известия о родителях?!
- Надо подумать о её замужестве! – нарушила вдруг молчание Шахри.
- Только и думаю об этом последние два года! – отозвалась Айша. – Да только поделать, если девчонка об этом слышать не хочет!
- Надо как-то убедить её! Чувствую, придётся мне самой взяться за дело!
- Давай-давай, берись! Вот только не вздумай ей советовать убегать с кем-либо!
- Ну, начнём с того, что я не советовала убегать, а советовала похитить. Согласись, это немного разные вещи! А во-вторых, что, разве совет был плохой? Ну и жила бы ты сейчас с этим Султаном, который, говорят, сильно опустился, и пьёт, и жена его вечно ходит с синяками…
- Астафирулла! Бог меня спас от этого брака… твоими руками!
- Вот то-то! – расплылась в улыбке Шахри.
Женщины вновь замолкли, думая каждая о своём. Из соседней комнаты послышался глухой кашель старой Жарият, а ещё через минуту в гостиную заглянула Малика.
- Вы что это тут делаете без меня, а? – весело спросила она. – О чём секретничаете?
- Да сидим вот и сплетничаем о тебе! – в тон ей отозвалась Шахри.
- И что же вы обо мне тут наговорили, признавайтесь?
- Говорили, какая ты красивая, хорошая и… упрямая, как осёл! Вернее, ослица…
- Ну, спасибо, дорогие мои, на добром слове, - сказала с притворной обидой в голосе Малика.- Схожу-ка я лучше к своей бабушке, по крайней мере, она меня хоть любит!
С этими словами девушка удалилась, и тишина дома тут же была нарушена мелодичным тембром её звонкого голоса:
- Дадэй, я иду к тебе! Приготовь мне какую-нибудь интересную историю!
* * *
Жарият скрывала от всей семьи, как сильно она скучает по Кумуху и как ей хочется поехать туда, и посетить могилу мужа, и поплакать на ней обо всём, чем тоскует душа. Только внуки могли отвлечь её от горьких мыслей, и старая женщина, не чая души в обоих, а особенно в Имране, то и дело баловала своего любимца ласковым словом и припрятанными специально для него пряниками или халвой.
Малика выросла без её участия, и теперь её бабка навёрстывала упущенное время, общаясь с выросшей внучкой и щедро наделяя её как назидательными советами, так и всевозможными историями древней Лакии.
- Расскажи мне что-нибудь, дадэй! – говорила Малика, опускаясь на коврик перед креслом, где обычно сидела Жарият.
- Ну, что тебе рассказать, милая, я уже и не помню, чего я тебе ещё не рассказывала, - отвечала та и надолго задумывалась, а Малика молча ждала, зная, что вот-вот последует продолжение. Ей нравились все эти истории, и ей сейчас пришло вдруг в голову, что когда-то и она сама будет рассказывать своим внукам слышанные от бабушки истории. Правда, это будет не скоро…
- Не помню, рассказывала я тебе о том, что когда-то наши земли простирались аж до самого Цудахарского моста, и по одну сторону границы располагался лакский аул, а по другую – даргинский. Жители обоих аулов не жаловали друг друга, каждый считая другого чересчур высокомерным. Случилось так, что парень из даргинского аула полюбил девушку из лакского, и она, в свою очередь, полюбила его. Уж и не знаю, каким образом и где они познакомились, но оба влюбились и решили, что должны быть вместе. Девушка оставила свой родной аул и стала жить с даргинцем в его ауле, из-за чего её сельчане перестали с ней разговаривать. Но она всё равно время от времени приходила тихонько в свой аул, чтобы навестить свою мать, которая не могла отказаться от дочери и втайне от всех изредка с ней виделась. И вот однажды цудахарцы решили совершить набег на соседнее село, чтобы проучить этих спесивых лакцев и заодно поживиться их добром. Совершенно случайно молодая женщина услышала, как её муж обсуждает это с другими сельчанами, и очень взволновалась. Не думая долго, она потихоньку побежала в своё село и, приблизившись к годекану, стала громко, словно обращаясь к самой себе, говорить: «Завтра рано утром на вас нападут! Утром на вас нападут!» Но мужчины демонстративно не обращали на неё никакого внимания, хотя и слышали прекрасно эти её слова. Когда девушка, повторив их несколько раз, ушла обратно в аул мужа, сидевшие на годекане мужчины стали размышлять, почему она так говорила, и, посоветовавшись друг с другом, решили, что лучше им на всякий случай хорошенько вооружиться и пободрствовать эту ночку. Так они и сделали. Под утро, когда цудахарцы ворвались в их аул, они были встречены вооружёнными мужчинами, и в ходе столкновения многие из цудахарцев погибли. Это дело получило огласку, и царская администрация в наказание отдала лакские земли в пользование семьям убитых цудахарцев.
- Вот так граница Лакии и была передвинута, - завершила свой рассказ Жарият.
- Ну, а девушка? Что стало с ней? – взволнованно спросила Малика.
- А девушка рассказала честно своему мужу о том, что это она предупредила своих земляков о готовящемся нападении.
- И что же? Он её за это убил?
- Да нет, не убил, хотя мог. Просто после этого они уже не могли жить вместе, и она вернулась в своё село к матери.
- А сельчане её потом простили?
- Ну, конечно, простили. Она же доказала своим поступком, что родина главнее.
- Наверное, и я поступила бы так же, - прошептала Малика.
- Как бы ты ни любил кого-то, но родную землю всегда любишь больше! – произнесла назидательно Жарият и, помолчав, добавила:
- А теперь, дочка, дай мне, пожалуйста, какое-нибудь лекарство от головы, и я постараюсь уснуть.
- Дадэй, а давай мы тебя обследуем! – сказала Малика. – Что-то мне не нравятся эти твои постоянные головные боли!
- Нет-нет, ничего не нужно, – решительно запротестовала Жарият. - Просто полежу немного, и всё пройдёт.
- Дадэй, а это правда, что когда-то возле Кумуха находился настоящий вулкан?
- Ну-у, не знаю, вулкан-не вулкан, зато с детства помню множество разбросанных по земле необычных, круглой формы, серых камушков, и как мамина мать рассказывала, что эти камешки сначала были извергнутой с вершины горы кипящей жидкостью, а потом затвердели и превратились в такие вот камешки… Ну, а теперь иди, милая, что-то я притомилась!
Как ни мечтала старая Жарият дождаться сына, но она умерла, не увидев его и не успев вернуться в родной Кумух. Её похоронили на буйнакском кладбище, и в течение семи дней дом Ансара был полон родни, включая двух дочек покойной, спешно прибывших на родину, чтобы оплакать свою мать и проводить её в последний путь.
Всё, что положено делать в таких случаях, Айша сделала, включая омовение усопшей и её отпевание с помощью священнослужителей из местной мечети.
Всё это время она думала о том, что Ансар находится где-то там, очень далеко, и даже не знает, что его матери уже нет в живых. И она, Айша, тоже не знает, жива ли её мать, и жив ли её отец, и вопросы, в великом множестве возникавшие у неё к Всевышнему, пока не получали ответов.
Продолжение следует...