— Марк, опять прячешься в ночном эфире, чтобы не слушать мой «жуткий» голос? — в приоткрытую дверь заглянула Таня, вечный редактор новостей на «Город FM». У неё были кудрявые волосы, в одной руке держала объёмную кружку с кофе, в другой — стопку сценариев. — Или это ты просто боишься вернуться домой и забыть вынести мусор, как в прошлый раз?
— Очень смешно, Танюша, — отозвался Марк, бессильно улыбаясь и почесав затылок. — Вынести мусор — моё личное хобби. Просто иногда у меня пропадает вдохновение, вот и остаюсь на ночные эфиры.
Таня прищурилась:
— Пропадает вдохновение у человека, у которого есть ипотека и четырёхлетний сорванец? Ого, да у нас назревает маленькая семейная драма. Эй, не забудь пополнить кофе-машину. И давай хоть раз выйдем из студии вовремя: я однажды видела, как ты тут ночуешь. Пора спасаться, шеф.
Она шутливо салютовала кружкой и скрылась. Марк перевёл дух и огляделся. В операторской было тихо, лишь мерцали красные лампочки на микшерном пульте и часах с обратным отсчётом до конца текущей песни.
Марк — 35 лет, щупловатый, с лёгкой проседью у висков, программный директор местной радиостанции. С виду жизнь у него «правильная»: жена Катя, сын Глеб (четыре года), новая квартира в кредит. Но чувствовал он себя человеком, которому выдали сценарий чужого спектакля. Ещё в юности он грезил о том, как покорит радиоэфир, станет «голосом города», но в какой-то момент мечты превратились в бесконечные задачи: «Достать деньги на ремонт», «Не забыть сходить на собрание в детском саду», «Наладить рейтинги, сократить затраты».
И, самое главное, он больше не понимал, хочет ли он быть «примерным мужем» и «надёжным папой». Нет, он любил семью, но порой смотрел на себя со стороны и думал: «Я из другого теста.»
Поэтому вместо того, чтобы ехать домой, Марк вновь остался «подстраховать» ночной эфир. Поставил мягкую музыку — и сел разбирать бумажные завалы.
К девяти вечера ведущий «Ночной линии» Василий с шумом заявился в студию — полный парень в футболке «I Love Radio!», вечно шутил над всем подряд. Он бросил на Марка лукавый взгляд:
— Ну что, шеф, опять будешь мой эфир контролировать? Я, конечно, рад, что меня не оставляют одного в царстве ночных смс, но тебе явно надо лечиться отпуском.
— А ты уверен, что сможешь без меня отбиваться от любовных признаний наших постоянных слушательниц? — поддел его Марк, пытаясь выглядеть бодро.
— Если вдруг одна из них занесёт мне домашние пироги в студию, не мешай. Мы на диете, но только если с женой, — Василий ухмыльнулся. — Да ладно, оставайся, только не забудь, что завтра в девять утра у нас же ещё короткая планёрка. Ты успеешь поспать?
Марк развёл руками:
— В моём положении это не главное. Главное — эфир.
Он и вправду не мог толком спать. Мысли роились: ипотека, усталость, непонимание с женой… Хотелось на время спрятаться за микшерным пультом.
Василий подал сигнал начала программы. Пошла джингла «Ночной линии», и вскоре в эфире послышались первые звонки. Слушатели рассказывали о мелких радостях, жаловались на соседей, хотели посоветоваться по любовным вопросам. Марк сидел за стеклом режиссёрской, вполуха слушая эти истории.
Внезапно около трёх часов ночи зазвонил телефон прямого эфира. Василий, поёживаясь, нажал кнопку:
— Доброй ночи, вы в эфире «Город FM». Как вас зовут?
На другом конце раздался тихий, но собранный женский голос:
— Доброй ночи. Я… узнала голос вашего программного директора.
Василий улыбнулся и посмотрел на Марка в кабинке, покрутил пальцем у виска: «Девушка явно перепутала». Но Марк разом напрягся, будто пропустил удар по нерву.
— Вы имеете в виду нашего шефа, Марка? Он вроде не так часто слышен в эфире, — сказал Василий.
— Но когда слышен, его трудно спутать… — сказала она. — Передайте, что, может быть, пришло время перестать играть чужую роль. Иногда, если не успеть быть честным, можно потерять самое главное.
На секунду повисла тишина. Василий быстро глянул на Марка с вопросом: «Что происходит?» Но тот застыл, чувствуя, как сердце бьётся где-то у горла.
— Простите, а вы можете представиться? — спросил Василий.
— Если он меня не узнал, то, видимо, так надо, — тихо ответила женщина и повесила трубку.
Марк вскочил и включил резервную музыку. Его бросило в холод. В памяти всплыл образ Вероники — девушки, которую он когда-то любил, но бросил безо всяких объяснений. Мелькнуло десять лет назад — те дни, когда он, решив «делать карьеру», просто уехал, сменил номер телефона и даже не попрощался.
«Неужели это она?» — мысленно повторял он, замирая перед пультом.
— Ты её знаешь? — вопросил Василий, высовываясь из соседней комнаты.
— Не… не уверен, — врёт Марк. Но глаза его отражали панику.
Утром, когда Марк вернулся домой, жена Катя встретила его на пороге в халате и с чашкой кофе. Лёгкий беспорядок на кухне говорил о том, что она всю ночь не спала.
— Ну что, сегодня нас ждёт весёлое утро, да? — сказала она. — В садик Глеба поведу я, потому что папа наш опять не спал?
Марк вымученно улыбнулся, глядя на её нервные движения:
— Прости, работы много. Только и могу сказать.
Катя поставила чашку с такой силой, что кофе выплеснулся на край.
— Ты знаешь, я понимаю, что у тебя работа, ипотека… Но у меня ощущение, что ты там ночуешь не из-за обязательств. Ты просто не хочешь быть тут, со мной.
Марк хотел ответить, но осёкся. Она быстро пошла в коридор — поднимать сына. Марк услышал, как Катя шёпотом успокаивает Глеба: «Папа работает, малыш. Скоро выходной, и мы все вместе погуляем…» Но её голос звучал как-то горько.
Днём Марк пытался выбить для радиостанции дополнительное финансирование у совладельца — Игоря Петровича. Тот только разводил руками: «Реклама не окупается, дорогой мой. Придётся сокращать программы или людей». Марк проклинал эту экономию, а ещё сильнее проклинал собственную слабость: вместо того, чтобы рьяно отстаивать коллектив, он сидел и думал о ночном звонке.
Вечером он снова остался на студии. Катя уже не стала спорить. Только швырнула в его сторону маленький рюкзачок — «Вот, поешь хоть что-нибудь, пока сидишь там». И ушла, не оглядываясь.
Марк понимал, что между ним и женой нарастает стена непонимания. И его охватывало чувство вины… но, одновременно, внутри всё сильнее звучал голос: «Это точно была Вероника. Или кто-то, кто знает о ней».
Прошла неделя. По ночам он уже с одержимостью ждал, что та загадочная женщина позвонит снова. Но звонки были только от местных таксистов, студентов, трудоголиков и романтиков в поисках собеседника. Однажды в самом конце передачи, когда уже пора было ставить «Прощальную песню», Марк схватил микрофон сам:
— Друзья, у меня будет короткая личная просьба. Десять лет назад я сбежал от одного человека, который научил меня быть честным. Я испугался ответственности, испугался, что не потяну. Если этот человек слышит сейчас меня… Позвони. Я прошу прощения. Я хочу понять, что всё ещё можно исправить…
Режиссёр эфира, Витя, посмотрел на него ошарашенно:
— Марк, боже, что ты творишь? Это ж не сериал, шеф!
Но было поздно. Слова уже улетели в радиоэфир. Пошла финальная песня. Марк ощутил, как грудь сжимается от отчаяния и безумной надежды.
Разумеется, это не осталось незамеченным. Через пару дней Катя обнаружила запись эфира в телефоне Марка. Она зашла на сайт станции, переслушала его «признание», а заодно и тот самый женский голос.
Когда Марк вернулся домой, застал жену в кухне перед ноутбуком. Глаза её были красными, лицо напряжённое:
— Я тут послушала один интересный эфир, — произнесла она с ядовитым спокойствием. — Твой личный блок «прости меня» и странный женский голос. Хочешь мне что-нибудь сказать?
Марк опустил голову:
— Катя, это старая история… я не хочу врать. Десять лет назад была девушка, Вероника. Я по-глупому ушёл, ничего не объяснил.
— И ты решил сейчас, женатый человек, с ребёнком, «всё исправить»? — прошипела она. — Призрак из прошлого важнее семьи?
Он провёл ладонью по лицу:
— Я… сам не знаю, чего хочу. Понимаю только, что я несчастлив. И ты несчастлива, разве нет?
— Я устала, но я как минимум пытаюсь что-то делать, — она вскинулась, заскрипев зубами. — А ты просто отстраняешься и бежишь то ли в прошлое, то ли в свою иллюзию. Знаешь, делай что угодно!
Она в сердцах схватила телефон, начала набирать номер своей матери:
— Мама, мы с Глебом приедем к тебе. Я не хочу, чтобы он видел этот цирк. Папа наш пусть живёт один, может, прямо в студии.
Марк попытался было возразить, но почувствовал, что сил объясняться уже нет. Он не удерживал жену, хотя понимал, что всё идёт наперекосяк. На сердце было больно, но ещё больнее было лгать себе. Он словно смотрел со стороны, как рушится его «надёжная», но безрадостная жизнь.
В ту же ночь Катя и Глеб уехали к её родителям. А в квартире воцарилась тишина. На кухне остались пара невымытых тарелок, детский мячик одиноко лежал в коридоре. Марк сел на диван, уронив голову в ладони. Слёзы жгли глаза, но глубоко внутри было и чувство облегчения, будто он сделал шаг навстречу правде.
Прошло ещё несколько дней. На работе над Марком сгущались тучи — сокращения, пересмотр зарплат, в коллективе паника. Но его словно уже ничего не пугало. Он подолгу сидел по вечерам у микрофона, надеясь услышать «тот» голос.
И однажды около трёх часов ночи случилось.
— Доброй ночи, «Город FM», на связи…
— Здравствуйте, — в наушниках раздался мягкий женский голос, до боли похожий на голос Вероники. — Я… должна сказать вам кое-что. Мою маму звали Вероника, и она много лет говорила о человеке по имени Марк. Я недавно нашла старые записи из её телефона, прослушала сообщения, где вы вместе…
У Марка задрожали губы. Это был тот же тембр, но чуть более молодой, с отголосками другой интонации. Он судорожно сглотнул:
— Вероника… то есть… ваша мама? Она жива?
— Нет, она умерла два года назад, — голос на том конце стал шёпотом, но продолжал держаться. — Я услышала ваш голос в радиоэфире и словно услышала её снова. Мне стало интересно… Я не знаю, зачем вам это говорю. Просто мама просила не осуждать вас. Она всегда говорила: «Марк испугался, а я не удержала. Но жизнь всё расставит по местам».
Марк почувствовал, как весь мир сжимается до тонкой ниточки воздуха:
— Простите… я не знал. Мне так жаль…
— Не вините себя, — добавила девушка. — Просто живите дальше. И живите честно. Мама считала, что вы хороший человек, просто запутавшийся.
В горле у Марка пересохло, он не смог выдавить ни слова. Витя, режиссёр, за стеклом отчаянно махал руками: «Включи музыку!» Но Марк не мог пошевелиться. Девушка на другом конце помолчала, а потом тихо сказала:
— Будьте собой. Не бойтесь. У вас ещё есть время.
И повесила трубку. Студия погрузилась в мёртвую тишину, пока Витя судорожно не врубил музыку «на подхвате». Марк сидел, закрыв лицо руками, и слёзы текли сами собой. С одной стороны, страшно было узнать о смерти Вероники. С другой — в душе вдруг зазвучало осознание, что она давно простила его. И если жизнь давала второй шанс, надо им воспользоваться.
Наутро Марк пришёл к начальству, твёрдо объявил, что не согласен с безумными сокращениями. Что готов уволиться, если радиостанцию будут урезать до состояния «эконом-вещания без души». Игорь Петрович удивился, увидев в нём такую решимость, и дал отступную — «подождать с решением месяц». Коллеги, узнав, что Марк готов был биться за команду, взглянули на него другими глазами.
Но в глубине души он понимал: ему нужно уйти, хотя бы на время, и переосмыслить жизнь. С женой примирение пока было невозможно — Катя не отвечала на звонки. Он написал ей короткое сообщение:
«Катя, я не исчезаю. Я буду помогать с Глебом, но сейчас мне нужно побыть одному, чтобы понять, как жить дальше. Извини, что всё так случилось. Но я чувствую, что так честнее. Пожалуйста, прости меня».
Свернул немного вещей в чемодан и решил уехать к старому другу — тому самому, который когда-то звал его в другой город на стажировку по радио. Мог бы поработать временно, подменить их ведущего. Или хотя бы разобраться в себе вдали от привычной рутины.
Раннее-раннее утро. Хмурое небо, обещающее дождь. Небольшой провинциальный вокзал ещё дремлет, и только несколько пассажиров стоят на перроне с чемоданами, прячась от ветра. Марк стоит возле вагона, бросая короткие взгляды на телефон. Сообщений от Кати нет. Но он всё равно чувствует, что сделал необходимый шаг.
По громкоговорителю объявляют:
— «Поезд до Сосновска отправляется через пять минут. Пассажиров просим занять свои места».
Марк вдыхает прохладный воздух. В памяти всплывает лицо Вероники. Он тихо шепчет: «Прости меня. Спасибо, что не держала зла».
Затем пишет последнее короткое сообщение жене:
«Катя, Глебу большой привет. Помни, что я рядом, даже если нас разделяют километры. Я не сбегаю, я пытаюсь стать лучше. Позже вернусь и буду уже другим человеком — твоим мужем не «по обязанности», а по взаимному желанию. Если ты решишь, что это всё ещё нужно».
Убирает телефон в карман, садится в вагон. Поезд трогается, потихоньку набирает ход. Марк смотрит в окно, видит, как остатки ночи растворяются в сером рассвете. Он не знает, что ждёт его за поворотом, но впервые за долгое время чувствует тёплую искру внутри: страх отступил, на смену ему пришло смутное, но светлое предвкушение.
«Иногда, чтобы не играть чужую роль, нужно самому выключить музыку и выйти со сцены…» — вспоминаются ему слова, однажды прозвучавшие в прямом эфире.
НАШ - ТЕЛЕГРАМ-КАНАЛ.