С самого детства Лена знала: она — не своя.
Не для этой семьи, не для этой кухни, не для этих объятий.
Отец вроде был рядом, но мимо. А женщина, которая носила звание "мама", смотрела на неё так, как будто ошиблась дверью 15 лет назад и всё никак не могла уйти.
Мачеху звали Галина.
Когда Лене было 5, мама погибла в автокатастрофе. Через полгода у отца появилась новая женщина. На работу приходила с красной помадой, пахла сильно и чуждо.
Сначала Лена просто сторонилась. Потом начала понимать: она здесь лишняя.
— Убери со стола.
— Что опять с лицом? На кого ты похожа?
— Вся в свою мать. Такая же... неказистая.
Упрёки были повседневностью.
Подарков — не было.
Добрых слов — тоже.
На день рождения Лены Галина вечно забывала купить торт, зато на день рождения своего сына от первого брака — застолье, гости, салют.
И даже когда отец пытался сказать «ну всё-таки это же ребёнок», Галина резко отводила взгляд:
— Не моя. Не обязана.
Лена училась тихо. Писала стихи в тетрадке. Однажды показала один — Галина прочитала, фыркнула:
— Мечтательница. Лучше бы пол мыть научилась.
Но самое больное было не это.
Самое больное — отец молчал.
Он не бил. Не ругал. Просто делал вид, что «так надо», что «трудный возраст», что «потерпит».
Он молчал, когда Лена ела отдельно.
Он молчал, когда Галина срывалась и называла её обузой.
Он молчал, когда Лена плакала в подушку.
В 17 лет Лена сбежала.
Поступила в колледж. Снимала угол. Подрабатывала в кофейне. Никто не ждал. Никто не звал домой.
Прошло 10 лет.
Лена стала журналисткой. Писала человеческие истории — о тех, кого не видят. Она писала о боли, как будто знала её изнутри. Потому что так и было.
А потом ей позвонили.
— Елена Викторовна? Вам звонят из районной больницы. У Галины Степановны инсульт. Родственников нет.
— Я не родственник.
— Вы записаны в документах как ближайшая. Отец умер три года назад. Больше — никого.
Лена ехала на автобусе в родной город как в сон. Или в кошмар. Всё сливалось — серое небо, разбитые дороги, запах прошлого.
В палате Галина лежала молча. Одна сторона тела была парализована. Она смотрела на Лену — узнавая.
— Ты... пришла, — прохрипела.
Лена не отвечала. Просто стояла.
Столько лет злости. Столько лет боли. А теперь — вот она. Слабая. С морщинами. Без зубов. Без силы.
— Зачем? — спросила Галина. — Ты ведь ненавидела меня.
— Да, — честно ответила Лена. — Ненавидела.
— Тогда почему?..
— Потому что я не ты.
Молчание.
— Знаешь, я всегда злилась. На тебя. На твою мать. Она была красивая, яркая. А я — всегда в тени. А потом — ты. Маленькая копия её.
— Я была ребёнком.
— Я была сломанной женщиной.
Впервые за всю жизнь Лена услышала из её уст что-то похожее на правду.
Она не простила.
Но осталась.
На три недели.
Ухаживала. Молчала. Ночевала на раскладушке у кровати. Потом оформила Галину в дом престарелых — хороший, чистый. Без криков. Без боли.
И уехала.
Через полгода ей пришло письмо.
Писала соседка Галины:
«Ушла тихо. Говорила про вас. Что дочка всё же сильная. Что больно было, но правильно.
Оставила вам свою старую тетрадь. В ней — стихи. Ваши. Она хранила их. Все эти годы».
Лена расплакалась впервые за долгое время.
Не потому что больно. А потому что боль — отпустила.
Вывод
Иногда, чтобы победить прошлое — не надо мстить.
Надо стать выше. Мягче. Сильнее.
И помнить: мы не обязаны повторять тех, кто ранил нас.
Мы можем стать другими.