Представьте себе Москву до революции: шикарные рестораны, уютные трактиры, кофейни, от которых слюнки текут - красота, да и только! Но что делать, если у Вас в кармане пусто, а есть хочется не меньше, чем богачам? Для таких людей в конце XIX века в столице начали открывать народные столовые. Кто их создавал, чем там кормили, и почему местные жители были недовольны этими заведениями? Давайте разберёмся вместе — и, поверьте, будет интересно!
Сначала о том, почему такие столовые вообще появились. В Москве было полно заведений общепита, но позволить себе поесть там могли далеко не все. У большинства горожан доходы были скромными, а у некоторых их не было вовсе. Вот для них — чернорабочих, бедняков и тех, кого тогда называли «призреваемыми» — и открывали народные столовые. Смысл был прост: дать людям, у которых и без того полно проблем, возможность хотя бы поесть. А иногда рядом со столовыми строили богадельни или жильё для неимущих, чтобы они могли не только пообедать, но и где-то жить.
Теперь о том, кто всё это оплачивал. А кто всё это придумал? В 1891 году Павел Рябушинский, известный в Москве благотворитель, решил помочь беднякам и отдал для этого свой дом в 3-м Голутвинском переулке — это недалеко от современной Большой Якиманки. Через четыре года там же открыли приют для вдов и сирот из купечества и мещан. Всего в Москве было пять таких столовых. Одна, названная в честь Я.И. Белова, работала в 1-м Николощеповском переулке, рядом с нынешней «Смоленской». Ещё две находились поблизости — на Хитровском рынке и в Подколокольном переулке. А последняя открылась около Таганки, в Известковом переулке. Вот такая география помощи, ничего не скажешь! Попечителями часто становились знатные люди, вроде княгини Е.П. Волконской, которая руководила столовой Белова. Видимо, это считалось делом чести.
А что насчёт еды? Меню в столовых зависело от пожертвований, но, в целом, кормили неплохо. Четыре дня в неделю подавали постные блюда, а три дня — обычные. Всегда был хлеб, ржаной или белый, причём куски могли весить до 450 граммов — целый фунт! На первое — суп: кислые, грибные или рыбные щи, манный, перловый, картофельный или гороховый. На второе — гречка, но с разными добавками: сливочным маслом (в постные дни — растительным), салом или луком. Если рядом была богадельня, жильцам приносили и ужин, но в холодном виде. Им даже выдавали таганчик — такую подставку на трёх ножках — и топливо, чтобы разогреть еду. Для «призреваемых» всё было бесплатно, а вот чернорабочим приходилось платить по 5 копеек за обед.
Кстати, еду иногда доставляли на дом. Если рядом со столовой было жильё для неимущих, кушанья приносили в вёдрах и раскладывали по посуде, которую жертвовали попечители. Благотворители часто делали пожертвования: обычно 10 копеек за обед на человека. А некоторые москвичи, особенно из купеческого сословия, жертвовали деньги в особых случаях — например, после смерти родственника или рождения наследника. Приходили в столовую, давали сумму, и всем, кто там ел, сообщали, за чей счёт обед и по какому поводу. После трапезы нищие могли получить милостыню — 5 или 10 копеек. В общем, дело считалось благородным, и, судя по отчётам, на качество еды никто не жаловался.
Но не всё было так гладко. Жители домов рядом с народными столовыми, особенно с той, что у Рябушинского в 3-м Голутвинском переулке, постоянно жаловались городскому голове. И их можно понять! Сотни нищих каждый день выстраивались в очередь, занимая тротуары и даже мостовую. Они были в лохмотьях, курили папиросы, ругались, а иногда и дрались. Условия в столовых были не ахти, туалетов не было, и многие справляли нужду прямо на улице — часто у заборов соседних домов. Местные предлагали пускать нищих во двор дома Рябушинского, но сам благотворитель это запретил. А жители, как пишут историки, побоялись настаивать — не хотели портить отношения с влиятельным человеком.