Агата чувствовала себя усталой и разочарованной. Последние месяцы были наполнены бесконечными визитами к колдуньям, консультациями с астрологами и шаманами. Она хотела ребенка больше всего на свете, но ее тело отказывалось подчиняться.
Это были 90-е годы, когда эзотерика цвела в стране буйным цветом, забивая любые проростки здравого смысла. Официальная медицина существовала из последних сил, скорее вопреки, чем по воле государства.
Одна ведьма сказала, что все дело в предках Агаты. Родовой груз греха, сказала колдунья, и выжидающе посмотрела на Агату — продолжай, мол.
Девушка закивала, зачастила виновато: говорили, что ее прадед женился на своей двоюродной сестре. Вся деревня была против, а чья-то мать даже сыпала проклятьями на свадьбе.
Колдунья подхватила, будто сама все это рассказала по шепоткам верных ей потусторонних духов, и важно кивнула: да, все так и было, вижу. Поэтому Род против, чтобы новая душа под его защитой появилась на свет. Не видать тебе ребенка, Агата, пока не отмолишь грехи давно почившей родни.
***
Говорили, у ребенка — девочки, что родилась первой у той пары близких родственников, были русалочьи глаза.
Агата спрашивала: как это — русалочьи? Ей представлялись неживые льдистые бусинки карпа в магазине «Океан». Но бабка отвечала: нет же. Глаза с ободком болотной тины по янтарно-желтой радужке, странные глаза, ни у кого таких не было.
Хотя погоди, Агатушка, вот и у тебя такие же глаза. Они темнее, цвета гречишного меда, но в них та же зелень по наружному краю ободка радужки, словно стоячие воды цветущего пруда…
Дева та юная с янтарными русалочьими глазами потом погибла. Совсем не пожила ведь, шестнадцать лет минуло. Пожелтела, говорят, да и зачахла. Туберкулез, что ли? Иль желтуха? Бог его знает. Да и странная девка-то была. Дергалась, как припадочная. Все на месте усидеть не могла.
В семье прабабки и прадеда родилось потом еще трое детей. Все выжили.
***
Ведьма сообщила Агате, что нужно делать обряд чистки Рода. Дело это трудное, долгое, гарантий никаких ведунья дать не может. Однако заметила, что во время обряда Агате может стать нехорошо, что вполне нормально.
Как болезнь должна пройти непременную стадию кризиса, чтобы началось выздоровление, так и в тонком мире сначала происходит битва добра со злом, которая сказывается на энергетических полях человека, а потом дыры в чакрах постепенно зарастают, Род получает прощение, и все постепенно налаживается.
Родит Агата младенца, и не одного — такой прогноз на будущее сделала ведьма.
В день проведения обряда стояла полная луна. Агата поежилась, глядя на желтоватый круг, прислушалась к себе. Ничего не происходило. Битва добра со злом происходила незаметно. Финалом должна была наступить беременность…
А через три дня Агату начало крутить. Руки и ноги тряслись, она не могла усидеть на месте. Кисти рук заворачивались причудливо, болью сковывая мышцы, которые не были рассчитаны на такую нагрузку. Голова ушла куда-то в сторону, и Агата не могла вернуть ее в нормальное положение. Терпения девушки хватило на два дня. Потом она пошла к ведьме – просить какое-нибудь средство от всего этого.
Когда ведьма увидела девчонку, что едва стояла на трясущихся ногах, то ощутила поначалу глубокое удовлетворение. Вот какая у нее, ведуньи, сила! Вон как девку крутит! Бесы-то небось из всех углов повылазили, треплют ее несчастную душу. А потом посмотрела повнимательнее: кожа-то у девки восковая, желтоватая. И голова набок как-то наклонена странно.
Она усадила Агату на стул, принялась делать пассы руками над ее головой, а сама лихорадочно соображала: что делать? Как помочь? Тут не тонкий мир сообщает о неполадках, а вполне реальный недуг у девчонки начался, черт его знает, что с ней такое, но это точно не от обряда!
Потом зажгла свечу, села напротив, взяла руки девчонки в свои. И сообщила будничным и скучным голосом, что так не сочетался с мистической атмосферой в квартире, что сейчас вызовет скорую помощь. Тонким миром они займутся потом. А пока надо что-то делать с более толстыми реальными обстоятельствами, которые трясут Агату, словно пьяные актеры безвольную марионетку.
Фельдшер скорой не удивился ни затемненной комнате, ни аромату ладана в комнате, ни загадочной обстановке с черепами животных и ловцами снов. Его вообще за долгие годы работы стало сложно удивить: он насмотрелся и на притоны, в которых люди, точнее, их человеческие оболочки, ведь души там давно не стало, варили какую-то дрянь и кололи ее себе в вену, в то время как рядом лежало остывающее тело их товарища, и продолжали «банкет» на вторые, и на третьи сутки, и через неделю, пока не выгонял их на поиски нового логова ужасный запах разложения; видел он одиноких стариков, которые истово растили детей и внуков, отказывая себе во всем, а на склоне лет никому не были нужны, даже когда появлялась невыносимая боль за грудиной, предвестница инфаркта миокарда. Он видел беременных женщин, которые в столь неспокойное для страны время пытались избавиться от плода самостоятельно, причем способы выбирали такие, словно специально планировали отправить себя на тот свет, да позатейливей. Так что колдушка, что вообразила себя на короткой ноге с какими-то магическими силами, не вызывала у фельдшера никакого удивления.
Он, если начистоту, считал свою скромную персону куда более приближенной к потустороннему, в которое так рвались все эти фантазеры с деревянными четками и книжками Блаватской. Просто по праву проводника – человека, который стоял на границе жизни и смерти и регулярно вытаскивал разных людей, дав им отсрочку – кому на год, а кому всего на несколько часов. Особо счастливые жили потом много лет, не вспоминая про фельдшера Василь Петровича, что вытащил их с того света всеми правдами и неправдами. Такое было время. Не до благодарностей спасителям.
А девчонка-то и впрямь плоха.
Болела ли раньше? Нет, ничем не болела. Второй год не может забеременеть. Еще как-то нашли, что у нее очень мало тромбоцитов, положили в краевое отделение гематологии. Ничего толком сказать не могли, нашли только расширенную вену, которая связана с печенью, да увеличение самой печени – сочли, впрочем, что это вариант нормы, раз уж ее ничего не беспокоит. Через полгода сделали УЗИ еще раз и обнаружили, что печени ее стало совсем худо – на горизонте маячил цирроз. На вопрос, отчего и почему такая болезнь, куда более свойственная запойным алкоголикам, свалилась на ни в чем не подозревающую юную и вполне здоровую Агату, врачи ответить не смогли. Развели руками, назначили пить расторопшу.
А фельдшер вдруг встал со стула, услужливо предложенного колдуньей, и подошел к Агате вплотную. Посмотрел е в глаза. Словно гипнотизируя девушку, не отводя взгляда, он взял ее за руку, начал медленно поворачивать к окну. Не отпуская ее ладонь, словно в каком-то завораживающем танце, он отодвинул тяжелые плотные шторы, впустив в комнату солнечный свет. Агата вначале зажмурилась. Потом вновь открыла глаза.
- Детка, у кого-то в семье были еще такие же странные глаза, как у тебя? Словно ободком обведенные зрачки? Двухцветная радужка, кольцо рыже-болотного цвета?
Агата на миг опешила. А потом рассказала про тех, что четыре поколения тому назад поженились вопреки возражениям родни, и про русалочьи глаза их первенца – красивой девочки, которая отчего-то умерла молодой.
- Собирайся, поедем в больницу.
Врач в приемном покое обреченно вздохнул, увидев очередную блаженную, которую привезла ему скорая. Молодая девка, ну что они там у нее нашли? Доктор работал недавно, но уже чувствовал бесконечную усталость от вечной нехватки мест, оттого, что больных кормили капустной водой, которую называли гордым словом «щи», от вечного отсутствия лекарств и отсутствия же возможности у родственников пациентов купить необходимое – нищета была всеобщей, глобальной, и никуда от нее не сбежать, как ни меняй больницы.
Ну что ты мне ее привез, думал доктор, а потом увидел восковую желтую кожу, и повернутую набок голову, и дрожь в руках и ногах…И понял, что это не очередная припадошная, страдающая от неразделенной любви и требующая внимания врачей. Она вправду больна.
«Посмотри на ее глаза» - сказал фельдшер. Врач вначале взглянул на склеры, увидел, что они несколько желтоваты. А фельдшер повторил фокус с ярким светом, направив настольную лампу Агате в лицо. Врач вначале вне никак не мог понять, куда смотреть.
«Кольцо Кайзера-Флейшера. Учебники вспоминай, коллега» - коротко бросил фельдшер.
И врач вздрогнул, потому что был совсем еще молод и страшно боялся обнаружить свою неопытность. Симптом этот был ему знаком, вот только какая болезнь сопровождается этим кольцом, все никак не приходило ему на ум…
***
Потом он, конечно, нашел болезнь Вильсона-Коновалова в учебнике. Вновь прочитал, что это редкий генетический недуг – значит, он не слишком опозорился в глазах коллеги, когда не выразил явного узнавания. Ошибка кодирования специального белка, что переносит в организме медь – такой вроде бы неважный элемент, это ж не железо, на котором держится возможность организма дышать, а поди ж ты! И вот медь начинает переноситься с перебоями, в крови ее много, но в обмене веществ она не участвует, а вместо этого копится в печени и в мозге… Вот почему девочка тонкая, с желтоватой кожей. Вот почему ее крутит, как будто в нее вселились бесы – это медь отложилась в базальных ядрах мозга, а структуры эти отвечают за плавность непроизвольных движений… И забеременеть она не может по той же причине. Русалочьи глаза. Кольцо на радужках цвета болотной тины, разбавленной каплей жертвенной крови.
В их богом забытой больнице не было, конечно, специального лекарства, которое помогало бы нормализовать обмен меди. Однако по цепочке был кинут клич в Минздрав, ржавые шестеренки неторопливо зашевелились, рычаги пришли в движение, и вот уже через неделю нужный препарат выплюнуло прямо в руки медсестры их неврологического отделения с доставкой из какого-то далекого региона, где он ни разу не пригодился, а потому почти вышел у него срок годности.
Цинк для Агаты нашли чуть раньше. Он вступал с медью в бой, совсем как силы добра и зла, и выходил победителем. Хотя так говорить было бы неправильно: ни цинк, ни медь для человеческого организма злом не являются, напротив, это важные микроэлементы, которые нужны для обмена веществ…
Агате стало лучше. Прошли тремор и гиперкинезы. Нашелся способ получать препарат, который нужно было принимать пожизненно. Но ребенка у нее никогда не будет – так сказали несколько врачей. Ее организм с трудом тянет одну душу, о двух пассажирах на одну печень говорить не приходится – мудрая природа знала это задолго до постановки диагноза и не давала оплодотворенной яйцеклетке имплантироваться в матку.
К колдунье Агата больше не ходила. Отчего-то сразу получилось поверить врачам, что дело в ее организме, а вовсе не в играх родовых бесов и не в родовом проклятии.
Хотя она часто потом думала: жалко ту молодую девушку с русалочьими грустными глазами три поколения назад, что рано ушла в вечность просто потому, что никто не знал тогда такого недуга.