Инга Валерьевна жила в кирпичной пятиэтажке на окраине. После пенсии каждый день её стал походить на предыдущий: те же шаги до магазина, те же разговоры с соседками на лавочке. Раньше она жила ради Жени — сына, которого поднимала одна, после того как муж ушёл. И теперь, когда он женился, сердце Инги не находило себе места.
Женя с Катей после свадьбы переехали к её родителям — «так удобнее», говорили они. И хотя он обещал навещать Ингу каждую неделю, всё ограничивалось редкими звонками. Она пыталась не обижаться, но в душе росло чувство заброшенности и ненужности.
Однажды, когда календарь показывал 8 марта, а телефон снова молчал, Инга не выдержала. Под предлогом «просто заехать поздравить» она испекла пирог и поехала к Катеным родителям — сватам, которых раньше видела лишь мельком на свадьбе.
Неловкость под скатертью
Дверь открыла Татьяна Семёновна — ухоженная, с безупречной укладкой и лёгкой помадой на губах.
— Инга Валерьевна? Как неожиданно. Ну, проходите...
Пирог на стол поставили, но как-то сбоку, не разрезали. Катя вышла из кухни, сдержанно улыбнулась, за ней — Женя, немного растерянный.
— Мам, а ты чего без звонка? Мы вот-вот уходим — друзья ждут.
Инга сжала руки, чтобы не дрожали.
— Да я только на чай. С 8 марта вас... — произнесла она, и почувствовала, как ей стало тесно от собственного присутствия.
За стол никто не сел. Инга стояла неловко в прихожей, как чужая. Женя смотрел с тревогой, но ничего не делал. Татьяна предложила:
— Может, вам лучше приехать в другой день? Мы как раз торопимся...
Эти слова прозвучали мягко. Но для Инги — как пощёчина. Она молча развернулась и ушла. На остановке она позволила себе заплакать. Первый раз — громко, без сдержанности. Не от обиды. От боли. От осознания: её место в жизни сына сменилось.
Зеркало в руках подруги
Через несколько дней в гости зашла соседка, Тамара, бывшая медсестра. Женщина жила одна уже десять лет, и знала, как разговаривать с тишиной.
— Ты слишком крепко держишь, Инга, — сказала она, наливая чай. — А взрослые дети — как мыло в руках: чем сильнее сжимаешь, тем быстрее выскользнут.
Инга слушала молча. Её привычный мир рушился. Впервые она спросила себя: А кто я, если я — не мама Жени?
Поиск себя
Инга записалась на курсы итальянского — просто потому что всегда мечтала поехать в Рим, но боялась одна. Начала посещать бесплатную гимнастику в ДК. С соседками организовала клуб «Вторая весна» — они встречались, пекли, обсуждали книги.
Она не звонила Жене. Не писала. Но каждый вечер оставляла свет в коридоре включённым — на случай, если он вдруг решит прийти.
Сын возвращается
Весна пришла неожиданно тёплая. В одно из воскресений в дверь постучали. Инга открыла — Женя стоял с розами и коробкой конфет.
— Мам, прости. Я... думал, ты сильнее. Но сам всё испортил. Я видел тот пирог потом... стоял на кухне. Никто не ел. Мне стало так стыдно.
Инга молчала. Потом подошла, обняла его.
— Ты не виноват. Просто теперь я учусь быть не только твоей мамой, но и самой собой.
Из кухни донёсся запах пирога. Женя улыбнулся:
— Ты снова испекла?
— Нет. На этот раз я тебя жду с пустыми руками. Просто посидим. Как взрослые люди.
Теперь они встречались раз в неделю. По плану. По взаимной договорённости. Катя иногда приходила с ним. А Татьяна Семёновна однажды призналась:
— Вы изменились, Инга. Стали... свободнее. Даже дышать с вами легче.
А Инга поняла, что быть нужной — это не значит быть навязчивой. И что любовь — она не в частоте встреч, а в умении оставить другому право на выбор. И на жизнь.