Вернулась Юля тогда черная, смурная. О Лешке думать больше не хотелось. И жить не хотелось. А ведь надо. Принялась жить. Как могла. И как умела.
К тому времени Светка влюбилась. Остепенилась. Вышла замуж. Парень оказался хорошим человеком. С точки зрения Колясика – перспективным, из хорошей семьи. С точки зрения Натальи – нормальным, с характером, умеющим поставить молодую жену на место. А Юльке Саша нравился просто как мирный, неизбалованный, добрый парень. Пускай хоть у них сложится семья. Детки пойдут. Глядишь, и Николай оттает. А то что-то дурной какой-то стал в последнее время. Попивает. С Натальей воюет. Огрызается. Будто с глаз пелена спала – смотрит на нее с отвращением.
Наташка это прекрасно чувствует. Не раз, не два, много, много раз плакала она на Юлькином плече.
- Что ему надо, Юля? Почему он такой? Он, если притронется ко мне случайно, вздрагивает даже, будто к жабе прикоснулся. Это все Светка его против меня настраивает!
- Брось ты, Наташка, при чем здесь Света? Она по уши в своем Сашке. Свадьба какая красивая была… До сих пор перед глазами… Света и свадебное платье… Невероятно. А ты, чем от злости лопаться, лучше бы бросила уже курить, в конце концов. И вином от тебя часто пахнуть стало. Наташа, в самом деле, ну какому мужику это понравится?
Юля пекла блины и стояла к Наталье спиной. Она не увидела, как в Наташкиных глазах вспыхнуло что-то нехорошее, недоброе. Вечно она не видит опасности. Вечно на одни и те же грабли натыкается. Дура, что с нее взять.
***
Прошло еще несколько лет.
Светка привезла из Питера дочку. Папе и Юле показать. Маленькая Варька все время толкалась на Юлиной кухне. И всегда для нее находилось занятие интереснее, чем тонна игрушек в детской, оборудованной лучшими столичными дизайнерами. Варя рисовала, пока Юля готовила. Вместе с Юлей они лепили пельмешки и пирожки. Вырезали формочками звездочки, смазывали кремом коржи. Глядишь, и Светка заглянет. И присоединится. Потом из кухни хоть святых выноси. Барда-а-а-а-к!
- Света, откуда у тебя только руки растут, - ворчит потихоньку Юля, - Варенька мне помогала, малютка, крошка совсем, и то грязи меньше. Ну скажи мне на милость, зачем ты вот так лихо просеиваешь муку? Мимо стола? И кто, скажи на милость, научил тебя вот так солить пищу. Что это? Утка вышла на водопой? Что это за жесты?
Света смеется. Как ей объяснить обожаемой Юльке, что «так солить еду» - в тренде. Та и в обморок упадет. Потому, что тренд реально дебильный.
На смех приходит и Николай Николаевич. Ему хорошо, когда дочка приезжает погостить. Уютно. И на кухню можно ходит без страха быть подозреваемым в измене. Честно говоря, Наташа в последнее время просто задолбала. Николай Николаевич мечтает с ней развестить. От этого шага его удерживает одно – вместе с Наташкой уйдет и Юленька. А этого Николаю очень не хочется. Тогда у Николая не останется ровным счетом никого. У Светы своя жизнь, и она не будет привозить сюда Варюху так часто, как этого хотелось Николаю.
Все, что он любил в этом доме, сосредоточилось здесь, в уютной кухне с занавесками в красную клеточку, среди нарядных кастрюлек и начищенных до блеска сковородок. Здесь что-то вроде алтаря, апофеоза, венца семейной любви. Николай не умел красиво говорить, он был человеком иного склада. Но только на Юлиной кухне ему хотелось декламировать стихи. Только у Юли у Николая нормализовалось давление. Хотелось остаться на кухне жить и никогда не выходить в зал, комнаты гостей, свою спальню. И особенно в спальню жены.
Наталья редко выходила из своей комнаты. Она, как страстная натура, не умела извлекать из жизни уроки, не умела находить нюансы и оттенки в происходящем, все по привычке разделяла на белое и черное. Такие натуры легко переходят из одного состояния в другое, совершенно противоположное. Таких, как Наталья, кидает из ненависти в любовь, из любви – в ненависть.
- Это не женщина, - грустно однажды сказал Николай Юлии, когда Наташка, устроив жуткий скандал во время семейного ужина в кругу близких родственников, разбила об стену тарелку с горячим блюдом и выбежала вон, - это Фанни Каплан, ей-богу.
Наталья возненавидела Юлю всей душой. От нее, болезненно чувствительной, истерически проницательной, не укрылось то, что муж тайно вздыхает по поварихе. Не по ней, блистательной «Синди», а по этой деревенщине, у которой в далеком зачуханном поселке до сих пор жила полоумная мамаша. Юля покорно подмывает ей задницу и покорно сносит кучи дерьма, льющегося не только из задницы, но из рта престарелой идиотки. Мало того, эта тихоня (змея, пригретая на Натальиной груди) до сих пор вздыхает по Леше, чучелу, ничтожеству, поселковому психу, которому даже поздороваться с Юлькой, поговорить по-человечески – западло!
И вот об этой рванине тоскует муж! Вот! Об этой! Рванине!
А, может быть, не такая и дурочка, не такая и тихоня, Юлечка-то наша? Может быть, это и есть гениальный, простой, как три копейки, план захвата Наташкиной, кровью и потом завоеванной территории?
Наташка упивалась жалостью к себе, ревностью к Николаю и черной злобой к Юле. Ей то и дело представлялось, как она ловит Юльку и Колю в постели. Как она убивает их, горящая праведным гневом Немезида, как потом сжигает дом целиком, вместе со всеми его обитателями и смотрит на пламя, пожирающее бывшее семейное гнездо, и на руках ее застыла маленькая Варюха.
К Варюхе, слава богу, она относилась ровно. Варюху она хотела оставить себе.
Костер ненависти то и дело горел в Наташкином воображении. Наташка упивалась этим костром, даже не подозревая, что ее разум уже плавился в огне безумия.
- Змея на моей груди, - повторяла на, то и дело, - змея на моей груди…
***
В один не самый прекрасный день она, охваченная своим дьявольским состоянием, тихонько поднялась с постели. Муж давно ночевал в другой комнате и потому не мог видеть и знать, что задумала Наталья. Он спал себе и видел в своих снах Юлию. Тихую и добрую Юльку. Какое дело ему до законной супруги?
Светланы с мужем и дочерью в тот раз не было в большом доме. Охрана жила отдельно. Уборкой занимались работники клининговой фирмы. Поэтому опасность угрожала лишь Юле и Николаю.
Но этого разве мало?
Сумасшедшие на выдумки хитры. А тут и выдумывать было нечего. Наталья скользнула по коридору к самой крайней двери. Заперла ее изнутри. Прислушалась. Было тихо. Юлия спала. Безумная, охваченная дьявольским своим состоянием, женщина облила бензином дверь и подожгла.
Затем спустилась на первый этаж, в правое крыло, к спальне мужа. Щелкнул замок. И через мгновение запахло горючим. О! Этот упоительный запах. Он так нравился Наташке с детства. Чирк – огонек зажигалки замаячил перед громадными карими Наташкиными глазищами. Пламя нехотя поползло по лакированной дубовой двери комнаты Николая. Он любил настоящее дерево, а не какой-то там картонный заменитель. Пламя, согласное со вкусами Николая, разгоралось все ярче и ярче. Они оба знали толк в древесине.
Наталья с упоением любовалась красотой огня. А между тем, она вовсе забыла про себя. Про распущенные волосы и роскошный, батистовый, полупрозрачный пеньюар, подарок когда-то влюбленного в нее мужа. Брызги бензина попали на нежно-розовую ткань, и пламя мгновенно вспыхнуло на ее теле, намертво прилепив к коже жалкие остатки батиста. Затем, шаловливо скользнуло к волосам и заиграло в них всеми оттенками, от ярко-оранжевого до синевато-бирюзового.
Наталья дико закричала, заметалась огненным факелом по коридору. Ее дикий крик разбудил Николая. Тот уже во сне почуял запах угара, тихого убийцы, приходящего к своим жертвам чаще всего во сне. Он толкнул дверь. Заперто. Между тем ужасающие крики боли и безумия разрывали его мысли и душу. Николай схватил табурет и со всей силы долбанул им по окну. И в ту же секунду пламя ворвалось в комнату, почуяв главную свою пищу – приток свежего, удивительно вкусного кислорода.
Правое крыло горело. Вдали орала пожарная сирена – сработал пульт. Охранники, оторопевшие, не знали, что и делать.
- Электричество! – закричал Николай, - отключайте нахрен электричество!
Кто кричал? КТО ПОГИБ? Юлька? Наташка? Господи, помилуй, да что же делать? Хорошо, что Светы и Вари не было в этом проклятом доме. Хорошо, что чертов дом застрахован…
Пожарные оперативно взялись за свою привычную работу.
– Люди в помещении есть? – деловито спросил один из них, высокий, стройный, в ладно подпоясанной боевке.
– Женщины. Жена и… повар, - у Николая от страха уже не попадал зуб на зуб. - Повар в левом крыле, в самом конце, а жена… Кто-то кричал дико… Я не знаю, не знаю, не знаю…
Он обреченно смотрел, как его дом, его прекрасный дом, занимается огнем. И все, что он любил, и все, что он ненавидел, этот огонь уверенно и безжалостно уничтожал.
***
Даня производил разведку. Ему не впервой. Левое крыло основательно задымлено. На страховом поясе Женька и Серега. Женька кивнул башкой в противогазе – понеслась. Пламя не так активно горело, потому что здесь не хватало воздуха. Но задымление опасное. Если жертва спала, то надежды весьма и весьма скромные.
Серега отцепил от пояса топор, отжал нужную дверь. Действовал, как говорится, без шума и пыли. Так и есть – женщина без признаков жизни. Отравление угарными газами на лицо. Даня схватил женщину – «Тикаем, пацаны» - жестом. А пацаны и без жестов отлично соображают. Нормально с ними работать. Жить сложно, а работать – нормально. Зачетно.
Бежать. На этом крыле кухня. А на кухню проведен газ. Даже секунд не осталось. Мгновения.
***
Это потом, когда Юля очнулась, стало понятно – спасли. Бог сберег ее для чего-то. Ее поздравляли со вторым днем рождения. Даже аплодировали. Николай с цветами приходил. Про Наташку помалкивал. Потом, конечно, зарыдал, рассказал про Наташкины обугленные косточки.
– Она нас сжечь хотела. Тебя и меня. Заперла и залила бензином.
Юля плакала. Какой ужас. Почему? Как ей в голову такое смогло прийти? Как хорошо, что в доме не было Светки и Вареньки…
Светка приезжала потом. Сидела рядышком. Варя смотрела на Юлю большими от удивления глазами.
– Я, конечно, никогда Наташу не любила. И была права, что не любила. Т.варь она конченная. Но смерть жуткая.
Светлана пощипала свою юбку.
– Папа тебя очень любит, Юля. Очень. Он боится тебе признаться, думает, я не знаю. А я знаю. Выходи за него замуж, а?
Юля молчала. А потом ее аж подбросило на кровати.
– Точно! Берта! Как же я не подумала! – ахнула она.
– К-какая Берта? – Светка смотрела на Юлю отупело.
Юля не стала объяснять. Бертой звали жену Эдварда Рочестера. Того самого Рочестера из романа «Джейн Эйр». Любовный роман-классика о бедной гувернантке, в которую влюбился красавец-аристократ. Красавчик женился на Джейн, скрыв от нее свою законную женитьбу на сумасшедшей Берте Мейсон, которую прятал в своем особняке на третьем этаже. В итоге безумная Берта поджигает дом. И погибает сама.
И Наташка погибла, как Берта. Все правильно. Все, как предсказывала чокнутая цыганка. А Наталья смеялась тогда… Сумасшедшая Наташка. Ты все-таки умерла…
После выписки ее встречал Николай. Весь при параде с огромным букетом аляповатых роз, зачем-то позолоченных.
– Здравствуй, Юленька, – он не говорил, а хрипло выдавил из себя, – я тебя люблю больше жизни.
Потом он грузно опустился на одно колено и вытянул из нагрудного кармана необъятного пиджака коробочку, щелкнувшую в его неуклюжих пальцах и обнажившую атласное нутро, в серединке которого матово поблескивало кольцо.
– Выходи за меня замуж, Юля.
Юля покосилась на «группу зрителей переднего ряда», больных и их родственников, сидевших на скамеечках больничного садика. Некоторые издали горловые звуки крайнего волнительного умиления.
Юля наклонилась, нежно притянула за розовые уши бритую голову Николая и поцеловала его в лоб.
- Спасибо, Колясик. Но за тебя я не пойду.
- Куда ты пойдешь тогда? Ни денег, ни документов, ни жилья! С ума сошла, Юля! О Свете подумай, о Варе!
- Я думаю о них с теплотой, ты знаешь, - Юля помахала ему рукой и скрылась за акацией, буйно цветущей нынче в небольшом садике городской больницы.
Она все решила. Хватит. Надо возвращаться в тихий поселок. К матери. Ухаживать за ней. И следить за ее здоровьем. Место повара в садике вакантно, там ужасная текучка. А Леша… Обойдется как-нибудь без Леши. Живут ведь люди, и она проживет.
Путь Юли проходил мимо городской пожарной части. Надо бы завернуть, отблагодарить ребят. Юля знала – для них это просто работа. Но какая же тяжелая, героическая у них работа. Перед тем, как зайти к пожарным, Юля поднялась по ступенькам – рядышком процветал кондитерский магазин. Светка дала Юле очень приличную сумму на расходы. Поэтому мелочиться не стоит – выбрать самый красивый, самый дорогой торт и вкусный чай. Пусть угощаются парни. Они достойны и большего.
Юля попала как раз вовремя. Сегодня дежурил второй караул. Караул Данилы, Сереги и Женьки.
– Спасибо вам за все, мальчики! Угощайтесь, – сказала им Юля.
Глаза почему-то постоянно встречались с глазами Дани. Уж очень красивым был тот Даня. Просто до обморока.
– Присоединяйтесь к нам! – то ли попросил, то ли приказал Данила, – Женька, чайник ставь, живо. К нам сегодня такая красивая дама пришла в гости.
***
Юля так и не вернулась в родной поселок. Маму привезла сюда. В город. Мама пока живет в квартире Данькиной покойной бабушки. Бурчит и по-прежнему треплет дочери нервы. Хотя к зятю относится хорошо. «Нормально», - как любит повторять Данила.
КОНЕЦ
Автор: Анна Лебедева
Сладкое ателье
Офисное здание, похожее на стеклянный улей, звенело от щелчков клавиатур. Марина прижала к груди папку с проектом, будто это щит. Её каблуки отстукивали по полу ритм марша, пока она шла к переговорной. За дверью уже сидели все: начальник отдела Артём, два менеджера помоложе и новая стажёрка Лиза, уткнувшаяся в телефон.
— Коллеги, я предлагаю вернуться к старой схеме продвижения, — Марина разложила на столе графики. — Клиенты старше сорока пяти теряют интерес к нашему новому формату. Нужно...
— Ой, Марина Ивановна, — перебил Максим, менеджер с подбритыми висками. — Эти данные из каменного века. Сейчас все сидят в тиктоке. Ваша «схема» — это как пытаться продавать грампластинки в эпоху стриминга.
Артём, не поднимая глаз от ноутбука, кивнул:
— Максим прав. Рынок требует свежего взгляда. Может, вам лучше заняться... мм... наставничеством? — Он кивнул на Лизу, которая флегматично жевала жвачку.
Марина почувствовала, как горячая волна подкатила к горлу. Она сжала край стола, чтобы руки не дрожали.
— Я работаю здесь пятнадцать лет. Вы действительно считаете, что мои идеи устарели?
В комнате повисла тишина. Лиза фыркнула, разглядывая ноготь с потускневшим лаком.
— Ну, вообще, — протянула она, — сейчас даже бабушки в тиктоке танцуют. Может, вам курсы пройти?
Артём поспешно встал, застегивая пиджак:
— Всё, коллеги, разошлись. Марина Ивановна, зайдите ко мне позже.
Когда дверь закрылась, Марина услышала за спиной шепот:
— Динозавров надо в музеи, а не в офисы. . .
. . . ДОЧИТАТЬ>>