— Катя, смотри, в этом году ивовая кора отходит легко, — сказала Марфа Степановна, отрывая длинную золотистую полоску от тонкой ветви. — Такая гибкая, просто загляденье. Куль из неё хороший выйдет.
— Мама, она и в прошлом году легко снималась, — ответила я, стягивая рукавом пот со лба. — Ты мне лучше скажи, далеко ещё идти?
Солнце поднялось высоко над лесом, жар разливался по полям, и моя старенькая ситцевая блузка прилипла к спине. Мы с мамой пришли в рощу рано утром, чтобы набрать ивовой и вербовой коры для плетения. Изба наша старая, всегда что-то починить или сплести нужно.
— Не ворчи, девка. Сама ж просила научить тебя корзины плести, — усмехнулась мама. — А то всё с телятами да с телятами. Должна же ты и домашней работе обучаться.
Я только вздохнула. Да, телятница я от бога, как говорит председатель. Третий год на колхозной ферме работаю, с тех пор как школу закончила. Телята меня любят, слушаются. А вот с рукоделием у меня не очень-то...
— Зато Илюшка уже сколько плетёнок смастерил, — продолжала мама, — а ему только шестнадцать.
— Так то Илюшка, — сказала я, навалившись всем весом на гибкий ствол молодой вербы, чтобы пригнуть его. — Он у нас на все руки мастер. Папина порода.
Мама кивнула, улыбнувшись. Отец наш, Николай Петрович, был лучшим плотником в деревне. Все к нему обращались, если нужно было что-то из дерева сделать. И Илья, мой младший брат, пошёл по его стопам — такой же рукастый. А я... я телят люблю.
— Ладно, Катюша, — сказала мама, выпрямляясь и разминая поясницу. — Думаю, на сегодня хватит. Мне ещё обед готовить, а тебе на дежурство к шести.
Мы собрали наши пожитки и вязанки коры. Мама решила идти напрямик через деревню, а я вызвалась вернуться полевой дорогой — хотела успеть забежать на ферму, проведать новорождённого телёнка от нашей Зорьки.
— Только осторожнее, — предупредила мама. — Быки сегодня на дальних выпасах пасутся.
— Знаю я, — отмахнулась я беспечно. — Не в первый раз.
Солнце палило нещадно, когда я шла через поле, сжимая связку коры подмышкой. Вдалеке виднелись чёрные и рыжие точки — колхозное стадо. Редкие берёзки, разбросанные по полю, не давали почти никакой тени, и я мечтала быстрее добраться до фермы, где можно было умыться холодной водой из колодца.
Погружённая в свои мысли, я не сразу заметила движение справа. А когда подняла голову, обмерла — прямо на меня, опустив массивную голову с загнутыми рогами, нёсся огромный бык Гром. Его бока блестели на солнце, а из ноздрей вырывались клубы пара.
Сердце моё замерло, а потом заколотилось как сумасшедшее. Не помня себя от страха, я бросилась бежать.
— Помогите! — закричала я, хотя прекрасно знала, что никто не услышит.
Бык набирал скорость, земля дрожала под его копытами. Я слышала его тяжёлое дыхание за спиной и понимала, что не успею добежать до фермы. В отчаянии я бросила свою связку коры ему под ноги и метнулась в сторону.
Гром затормозил, заинтересовавшись упавшей вязанкой, начал топтать её, разбрасывая куски коры во все стороны. Выигранные секунды дали мне шанс. Впереди виднелась старая берёза, та самая, под которой мы с ребятами часто отдыхали после работы. Её нижние ветви склонялись почти до земли, создавая природную лестницу.
Я услышала злобное мычание — бык снова заметил меня и бросился в погоню. Из последних сил я добежала до берёзы и, схватившись за нижнюю ветку, подтянулась. Кора царапала руки, но страх придавал мне сил.
— Но-но, Гром! Уйди! — кричала я, карабкаясь всё выше и выше.
Бык добежал до берёзы и начал яростно бодать ствол. Дерево содрогалось, но держалось. Я обхватила ствол руками и ногами, прижимаясь к нему всем телом.
— Катька! Ты чего там делаешь? — услышала я знакомый голос.
К берёзе шёл Василий, наш колхозный пастух, размахивая длинным кнутом.
— Вася! — закричала я, чуть не плача от облегчения. — Гром на меня напал!
— А я-то думаю, куда он подевался, — проворчал Василий, подходя ближе. — Эй, Гром! А ну назад!
Он щёлкнул кнутом, и бык, недовольно мыча, отступил от дерева. Василий подманил его куском хлеба и аккуратно взял за кольцо в носу.
— Слезай давай, трусиха, — крикнул он мне. — Я его держу.
Дрожащими руками я начала спускаться. Ноги не слушались, и я едва не упала с последней ветки.
— Ты чего через поле пошла? — спросил Василий, когда я наконец встала на землю. — Знаешь же, что Гром не любит чужаков на своей территории.
— Я думала, вы на дальних выпасах сегодня, — пробормотала я, отряхивая юбку. — Мама так сказала.
Василий покачал головой:
— Поменяли планы из-за жары. Тут тень от лесополосы, прохладнее скотине.
Я посмотрела на быка, который теперь спокойно щипал траву, словно ничего и не было.
— Спасибо тебе, Вася. Если б не ты, так и сидела бы на дереве до вечера.
— Да ладно, — улыбнулся он. — Проводить тебя до фермы?
— Не надо, — я покачала головой. — Я быстро побегу. Мне телят проведать нужно.
— Ну смотри, — сказал Василий, поглаживая Грома по шее. — А я этого буяна отведу подальше от дороги. Неровен час, ещё на кого-нибудь бросится.
Я поблагодарила его ещё раз и побежала в сторону фермы. Сердце всё ещё колотилось, но теперь от радости — я была жива и цела.
Когда вечером я рассказала о своём приключении родным, отец нахмурился:
— Эх, Катерина, Катерина, — покачал он головой. — Сколько раз тебе говорил — с быками шутки плохи. Особенно с Громом, он с характером.
— Она у нас храбрая, — усмехнулся Илья, нарезая хлеб. — Не каждый так быстро на дерево залезет.
— Да ладно вам, — я слабо улыбнулась. — Всё же хорошо закончилось. И кору я не всю потеряла, немного в кармане осталось.
Мама только вздохнула и поставила передо мной полную тарелку:
— Ешь давай, героиня. Завтра тебе рано вставать, телят кормить.
Я кивнула и взялась за ложку. В голове всё ещё стояла картина несущегося на меня быка и покачивающихся берёзовых веток. Но странное дело — вместе со страхом я ощущала какую-то гордость за себя. Я не растерялась, нашла выход. Может, я и правда храбрее, чем думала?
— Папа, — сказала я, — научи меня завтра, как правильно быкам в глаза смотреть, чтобы не боялись.
Отец рассмеялся и потрепал меня по волосам:
— Научу, Катюша, научу. Только уговор — больше одна по полям не ходишь.
— Обещаю, — серьёзно кивнула я.
За окном темнело, а в нашей избе было тепло и уютно. Мы пили чай и много шутили.
А с плетением корзин можно и подождать. У меня, в конце концов, есть настоящий талант — находить общий язык с животными. Ну, почти со всеми. С Громом нам еще предстоит подружиться.
***
Прошла неделя после моего приключения с быком. Синяки на ладонях почти зажили, а история с Громом стала любимой байкой на ферме — каждый встречный считал своим долгом подшутить:
«Ну что, Катерина, на какую берёзу сегодня полезешь?»
Был воскресный полдень, когда я закончила утреннюю смену и шла домой через центр деревни. День выдался не по-весеннему жаркий, и большинство сельчан отдыхали в тени своих дворов. Только ребятишки носились от колодца к пыльной дороге, обливая друг друга водой.
— Катюша! — окликнула меня баба Тоня, сидевшая на лавочке возле своего дома. — Подойди-ка на минутку.
Я подошла, вытирая потный лоб. Антонина Егоровна была старейшей жительницей нашей деревни, знахаркой и мастерицей. Её уважали все, даже председатель колхоза.
— Здравствуйте, баб Тонь, — улыбнулась я. — Как ваше здоровье?
— Да какое там здоровье в моём возрасте, — отмахнулась старушка. — Вот, внук ко мне приехал, из города. Может, поможешь ему речку нашу показать? А то он всё по двору слоняется, книжки читает. Молодой парень, а всё в одиночку.
Я хотела было отказаться — после смены хотелось только домой, умыться и поесть маминых щей. Но тут дверь избы открылась, и на крыльцо вышел высокий парень с растрёпанными тёмными волосами и в очках, которые он смущённо поправил, увидев меня.
— Вот, Митя, — обратилась к нему баба Тоня. — Это Катя наша, телятница. Она тебе все окрестности покажет.
Парень смутился ещё больше:
— Бабушка, не нужно... У девушки наверняка свои дела.
Его голос был тихим, но приятным. И сам он был какой-то... не похожий на наших деревенских ребят. Худощавый, с тонкими чертами лица и внимательными серыми глазами за стёклами очков.
— Да какие у неё дела? — не унималась баба Тоня. — Сходите на речку, искупайтесь. День-то какой жаркий.
Я поймала взгляд Мити и увидела в нём смесь смущения и надежды. Почему-то вдруг подумалось, что отказать будет неправильно.
— Ладно, — сказала я, удивляясь сама себе. — Давайте сходим к реке, покажу, где она находится.
— Вот и чудесно! — обрадовалась баба Тоня. — Митя, не стой столбом, проводи девушку.
Так мы и пошли — я впереди, Митя на полшага позади, неловко пытаясь поддерживать разговор.
— Вы давно работаете телятницей? — спросил он.
— Третий год уже, — ответила я. — А ты чем в городе занимаешься?
— Учусь в педагогическом, — сказал он. — Буду учителем математики.
— Математики? — я невольно поморщилась, вспомнив школьные годы. — Это ж самый скучный предмет.
Митя остановился, и в его глазах вспыхнул огонёк:
— Скучный? Математика? Да это же самая удивительная наука в мире! Она везде — в природе, в музыке, в архитектуре...
Я с удивлением смотрела на его внезапное преображение. Куда делась его застенчивость? Он говорил увлечённо, размахивая руками, рисуя в воздухе какие-то фигуры и графики. В его словах была такая страсть, что я невольно заслушалась.
— ...и даже в том, как растут твои телята, есть математические закономерности, — закончил он и вдруг осёкся, заметив мой взгляд. — Прости, я увлёкся.
— Ничего, — улыбнулась я. — Просто никогда не встречала человека, который бы так говорил о математике. У нас в школе учительница просто заставляла зубрить формулы, и всё.
— Это неправильно, — покачал головой Митя. — Математика должна быть живой.
Мы подошли к реке. На берегу было безлюдно. Мы расстелили на траве моё полотенце и сели в тени старой ивы.
— Красиво здесь, — сказал Митя, глядя на сверкающую гладь воды. — В городе такой красоты нет.
— А в городе что? — спросила я с любопытством.
— Шум, суета, много людей, — он пожал плечами. — Есть свои преимущества, конечно. Театры, музеи, библиотеки. Но природы не хватает.
Я достала из узелка хлеб, сыр и яблоки, разложила на полотенце:
— Угощайся. Это наше, домашнее.
Митя взял кусочек сыра, попробовал и закрыл глаза от удовольствия:
— Невероятно вкусно. В магазинах такого не купишь.
Мне стало приятно от его похвалы. Мы ели, разговаривали, и я вдруг поймала себя на мысли, что мне легко с ним. Он не пытался казаться важнее, чем есть, не хвастался, как многие городские, которых я встречала. Он просто делился тем, что знал и любил.
— А ты что любишь? — спросил он внезапно.
Я задумалась. Никто никогда не спрашивал меня об этом так прямо.
— Люблю животных, — сказала я наконец. — Особенно телят. Они такие... доверчивые. И каждый со своим характером, представляешь? Вот Звёздочка — дочка нашей Зорьки — она любопытная, всё время норовит из загона выбраться. А Бурка — тот спокойный, только поесть любит.
Митя меня очень внимательно слушал и не перебивал.
— А ещё я люблю рассветы, — призналась я. — Когда иду на утреннюю смену, и солнце только-только встаёт из-за леса. Всё вокруг розовое, и туман над полем, и так тихо...
— Я бы тоже хотел увидеть рассвет, — сказал Митя тихо.
— Завтра можем вместе сходить и посмотреть, как ты на это смотришь? — предложила я неожиданно для самой себя.
— С удовольствием, — улыбнулся он.
Позже мы купались в реке — я в своём месте, он в своём, за поворотом.
Мы возвращались в деревню, когда солнце уже клонилось к закату. По дороге встретили Василия, который вёл стадо с выпаса.
— Оп-па, Катерина! — воскликнул он, увидев нас. — Гляди-ка, и Гром тут. Не боишься?
Я заметила среди коров знакомую массивную фигуру быка и невольно схватила Митю за руку. Тот удивлённо посмотрел на меня.
— Это тот самый бык, который на тебя напал? — спросил он.
— Да, — кивнула я. — Гром.
К моему удивлению, Митя отстранил мою руку и сделал шаг в сторону быка. Я хотела его остановить, но Василий опередил меня:
— Э, парень, ты куда? Не подходи к нему, он чужих не любит.
Но Митя уже стоял перед быком, глядя ему прямо в глаза. Гром остановился, наклонил голову, принюхиваясь. Я затаила дыхание, готовая в любой момент бежать к ближайшему дереву.
А потом произошло невероятное: Митя медленно протянул руку и погладил быка по морде. Гром только фыркнул и продолжил свой путь, даже не попытавшись боднуть городского парня.
— Ничего себе! — присвистнул Василий. — Первый раз такое вижу. Он у тебя что, дрессировщик?
Митя вернулся к нам, поправляя очки:
— У меня дядя — ветеринар. Я часто ездил с ним по хозяйствам. Научился находить подход к животным.
— Ну ты даёшь, — покачала я головой. — Я три года на ферме работаю, а с Громом до сих пор общий язык не нашла.
— Значит, завтра научу тебя, — улыбнулся Митя. — Если хочешь.
— Хочу, — кивнула я, глядя на него с восхищением.
Ночью я не могла уснуть. Перед глазами стоял образ Мити - такой добрый и милый.
«Он уедет через пять дней», — думала я, глядя в потолок. И от этой мысли становилось тоскливо.
Утром я проснулась ещё до рассвета. Быстро умылась, заплела косу и выскользнула из дома. Митя уже ждал у калитки, такой же растрёпанный, как вчера, но с каким-то особым блеском в глазах.
— Думал, ты передумаешь, — сказал он.
— Я своих обещаний не нарушаю, — ответила я, и мы пошли через поле к холму, с которого открывался лучший вид на восходящее солнце.
Туман стелился по земле, и наши ноги словно утопали в молочно-белом облаке. Было тихо, только где-то далеко пели ранние птицы. Мы поднялись на холм и сели на траву, покрытую росой.
— Сейчас начнётся, — шепнула я, указывая на горизонт, где небо уже светлело.
Первый луч солнца прорезал туман, и всё вокруг окрасилось в нежно-сиреневый цвет. Я повернулась к Мите и увидела, что он смотрит не на рассвет, а на меня.
— Катя, какая же ты красивая, — сказал он просто. — Прости меня, если смутил…
— Ничего, — пробормотала я. — Просто... не привыкла к комплиментам.
Через несколько дней Митя должен был уехать. Но за эти пять дней многое могло произойти. И я была готова узнать, что именно.
Пять дней промелькнули как один. Каждое утро, до начала моей смены, мы с Митей встречали рассвет на холме, а вечерами гуляли по окрестностям деревни. Он рассказывал мне о городе, об институте, о книгах, которые читал.
Я показывала ему свои любимые места — старый яблоневый сад за деревней, тихую заводь на реке, где водились самые крупные караси, берёзовую рощу, где мы с мамой собирали кору.
На третий день мы пошли на ферму, и я познакомила его со своими телятами. Митя, к моему удивлению, легко нашёл общий язык с молодняком. Даже самые пугливые тянулись к нему, обнюхивали его ладони.
— У тебя талант, — сказала я, глядя, как он гладит новорождённого телёнка от Зорьки.
— Нет, — покачал он головой, — просто животные чувствуют, когда их не боятся и не хотят обидеть. Они намного умнее, чем многие думают.
В тот же день он, как и обещал, научил меня подходить к Грому. Оказалось, всё дело было в уверенности и спокойствии.
— Не смотри ему прямо в глаза, это вызов, — объяснял Митя, медленно подводя меня к быку. — Но и не отводи взгляд совсем — это признак страха. Смотри чуть в сторону, на его плечо.
Я следовала его советам, дрожа от страха, но стараясь не показывать этого. И, к моему изумлению, Гром позволил мне прикоснуться к себе. Больше того — он как будто признал во мне друга, тихо фыркнув и наклонив могучую голову.
— Видишь? — улыбнулся Митя. — Мы теперь квиты.
Вечерами мы часто сидели на лавочке у дома бабы Тони, глядя на звёзды. Митя показывал мне созвездия и объяснял, как они движутся по небу. Я слушала, прижавшись к его плечу, и думала о том, как много в мире вещей, о которых я даже не подозревала.
На четвёртый день пошёл дождь — сильный, грозовой. Мы укрылись в старом сарае на краю поля и смотрели, как потоки воды превращают дорогу в бурлящий ручей.
— Жаль, что ты уезжаешь завтра, — сказала я, глядя на капли, стекающие с крыши.
— Я вернусь, — ответил он, взяв меня за руку. — В июле, как только начнутся каникулы. И ещё я подумал... Может, ты приедешь ко мне в город? На несколько дней? Я покажу тебе музеи, театры.
Я представила себя в городе — растерянную деревенскую девчонку среди высоких зданий и шумных улиц. Страшно, но... заманчиво.
— Не знаю, отпустят ли меня родители, — сказала я неуверенно.
— Я поговорю с ними, — серьёзно сказал Митя. — И с твоим председателем тоже. Всего на неделю, в августе, когда у тебя будет отпуск.
В его голосе было столько уверенности, что я невольно поверила — всё получится.
Последний вечер перед его отъездом мы провели у реки. Ночь была тёплой, на небе мерцали звёзды, отражаясь в тёмной воде. Мы сидели на берегу, и Митя рассказывал мне о своих планах на будущее.
— После института я хочу вернуться в родной городок и преподавать в школе, — говорил он. — Не в столице, там учителей хватает. А в маленьких городах нужны хорошие педагоги.
— И ты будешь учить детей любить математику? — улыбнулась я.
— Буду, — серьёзно кивнул он. — Математика — это не просто цифры и формулы. Это способ мышления, способ видеть мир.
Я смотрела на его одухотворённое лицо и думала, что его ученикам повезёт. Такой учитель сможет влюбить в свой предмет даже самых отъявленных двоечников.
— А ты? — спросил он вдруг. — Какие у тебя планы?
Я задумалась. Раньше моё будущее казалось ясным и предопределённым — работа на ферме, может быть, замужество за кем-то из местных парней, дети, дом... Но теперь всё выглядело иначе.
— Не знаю, — сказала я честно. — Раньше думала, что всегда буду здесь, на ферме. Но сейчас... Может, стоит попробовать что-то ещё. Выучиться на ветеринара, например.
— Из тебя получился бы отличный ветеринар, — Митя сжал мою руку. — У тебя есть дар понимать животных.
— Но для этого нужно ехать в город, учиться...
— И что? — он посмотрел мне в глаза. — Ты боишься?
— Немного, — призналась я. — Здесь всё знакомо, понятно. А там...
— А там целый мир, — закончил он за меня. — И ты сможешь его покорить, Катя. Я в тебя верю.
В его словах было столько убеждённости, что я невольно поверила — может, действительно смогу. И от этой мысли стало тепло и немного страшно.
Мы долго сидели молча, глядя на звёзды и реку. Потом он повернулся ко мне и тихо сказал:
— Я не знаю, как это случилось, но за эти пять дней ты стала для меня очень важным человеком, Катя.
— И ты для меня, — шепнула я в ответ.
Он наклонился и осторожно поцеловал меня. Это был мой первый поцелуй — неловкий, трепетный, но такой важный, что сердце, казалось, готово было выпрыгнуть из груди.
— Я напишу тебе, как только вернусь в город, — сказал он, отстраняясь. — И мы точно увидимся в июле.
— Обещаешь?
— Обещаю.
На следующее утро я провожала его до автобусной остановки. Баба Тоня всхлипывала, обнимая внука, соседки шушукались, глядя на нас, но мне было всё равно.
— До июля, — сказал Митя, уже стоя на ступеньке автобуса.
— До июля, — эхом отозвалась я.
Автобус тронулся, унося его прочь, и я стояла, глядя вслед, пока красные огоньки не скрылись за поворотом.
Прошло три месяца.
Июль выдался жарким и суетливым — сенокос, заготовки на зиму, работа на ферме. Но самым важным событием стал, конечно, приезд Мити.
Он сдержал обещание — приехал в первый же день каникул и пробыл в деревне почти месяц. За это время многое изменилось. Я твёрдо решила поступать в сельскохозяйственный техникум на ветеринарное отделение и усердно готовилась к экзаменам. Митя помогал мне с математикой и биологией, которые были основными предметами для поступления.
Родители сначала отнеслись к моим планам настороженно. Особенно отец — он считал, что женщине лучше оставаться в родной деревне, ближе к семье.
Но когда председатель колхоза, с которым поговорил Митя, поддержал идею и даже пообещал направить меня на учёбу от колхоза с перспективой возвращения уже дипломированным специалистом, родители сдались.
Брат Илья только посмеивался, глядя на наши с Митей занятия:
— Гляди-ка, Катька, ещё немного — и полюбишь математику больше своих телят.
А я и правда начала находить в этом предмете что-то интересное. Особенно когда Митя объяснял, как математические принципы работают в природе, в росте растений и животных, в движении планет.
В августе, как мы и планировали, я поехала к Мите в город. Это было удивительное путешествие — музеи, театры, широкие улицы, высокие здания. Сначала я чувствовала себя потерянной среди шума и суеты, но Митя всегда был рядом, всегда держал меня за руку, и постепенно город перестал казаться таким пугающим.
Особенно мне запомнился зоопарк — никогда раньше я не видела столько разных животных. И планетарий, где на огромном куполе показывали звёзды и планеты, а голос диктора рассказывал о далёких галактиках.
В конце августа я сдала вступительные экзамены в техникум и, к моему удивлению, прошла. Теперь мне предстояло провести в городе три года, учась на ветеринара. Страшно, но я знала, что справлюсь. У меня была цель и была поддержка.
Осенью, когда я уже училась в техникуме, а Митя в своём институте, мы продолжали видеться. По выходным гуляли по городу, ходили в кино, просто разговаривали часами. А иногда выезжали на электричке за город, чтобы посмотреть на звёзды — вдали от городских огней они казались ярче и ближе.
Однажды вечером, сидя на лавочке в маленьком парке недалеко от моего общежития, Митя сказал:
— Знаешь, я всё думаю о том дне, когда мы познакомились. Если бы бабушка не попросила тебя показать мне окрестности, если бы ты отказалась...
— Но я не отказалась, — улыбнулась я.
— И я благодарен судьбе за это каждый день, — серьёзно сказал он. — Встретить тебя — лучшее, что случилось со мной.
Я смотрела на его лицо, такое открытое и искреннее, и думала о том, как изменилась моя жизнь за несколько месяцев. Из деревенской девчонки, которая никогда не выезжала дальше районного центра, я превратилась в студентку, живущую в городе, изучающую новые предметы, мечтающую о будущем, которое раньше казалось недостижимым.
И всё началось с того дня, когда я убежала от быка. Если бы не это происшествие, я бы, наверное, продолжала жить как прежде, не задумываясь о том, что мир гораздо шире, чем наша деревня и ферма.
— О чём задумалась? — спросил Митя, заметив выражение моего лица.
— О том, как странно всё складывается, — ответила я. — Знаешь, в тот день, когда я залезла на берёзу, спасаясь от Грома, я была так напугана. А теперь думаю, что это было к лучшему. Бык заставил меня посмотреть на мир по-другому.
— Нужно будет поблагодарить его при случае, — засмеялся Митя.
— Обязательно, — кивнула я. — Когда приедем в деревню на Новый год.
Мы построили планы на зимние каникулы — вернуться в деревню, навестить бабу Тоню, моих родителей, сходить на ферму. И, конечно, найти тот самый холм, с которого мы впервые смотрели на рассвет.
Жизнь расстилалась передо мной как бескрайнее поле — полное возможностей, дорог, встреч. И теперь я знала, что не буду бояться идти вперёд, даже если на пути встретится очередной бык.
Ведь самое главное я уже поняла: иногда нужно убегать не от опасности, а навстречу своей судьбе.