— Ты зачем опять пароль на телефоне поменял?! Думаешь, я не узнаю? — голос Галины Степановны звенел так, что дрожали даже ложки в стакане на кухонном столе.
Виктор Андреевич только поморщился. Газета у него в руках пошла гармошкой.
— Галя, ну сколько можно… Я же тебе объяснял, это не из-за тебя, — пробубнил он, не отрывая взгляда от кроссворда. — Вчера смс пришла, какая-то реклама липовая, вот и сменил.
— Ага! Реклама, значит! — Галина ткнула телефоном мужу в нос, словно уликой размахивала. — Ты у меня за рекламой так трясёшься, как за семейными ценностями!
— Да брось ты, — он махнул рукой, но попал по чашке, чашка качнулась и едва не опрокинулась. — Ну вот, чуть не разбил опять посуду из-за твоих допросов!
— Конечно, виновата я! Кто ж ещё, — буркнула Галина, отступая к плите. — Вот объясни мне, Виктор, на кой чёрт ты прячешь телефон, как будто у тебя там план побега?!
— Нету у меня никакого плана… — выдохнул он, складывая газету.
— Ага, конечно, нету! — Галина не унималась, голос её резал воздух, как тупой нож. — Ты мне зубы не заговаривай. Я ж вижу, как ты стал дергаться, когда я к телефону подхожу. Как кошка за молоком!
Виктор стиснул зубы.
— Галя, я тебя прошу, давай завтракать спокойно. — Он указал на остывающую кашу. — Каша стынет, понимаешь?
— Каша стынет! — передразнила она его. — Тебе бы о браке нашем так беспокоиться, как о каше!
Он сглотнул.
— И ты туда же…
— Не туда же, а именно туда! — она плюхнулась на табурет. — Слушай сюда, Виктор. Я тебе так скажу: или мы друг другу честно всё рассказываем, или я вообще руки опускаю.
Он тихо втянул воздух.
— Честно, говоришь? — Виктор прищурился. — Тогда честно тебе скажу: достала ты меня, Галя. Как на привязи живу! Ни вздохнуть, ни чихнуть.
— Ой, как страшно! — фыркнула она, поднимаясь. — На привязи, значит. Зато жив-здоров. Не шляешься, не буянишь. Всё под контролем.
— Вот именно! Всё под твоим проклятым контролем! — он резко встал, стул заскрипел. — Ты же уже не человек, ты охранная система, Галя!
— Зато надёжная! — парировала она и, не выдержав, вцепилась в телефон Виктора. — Раз надёжная, давай-ка посмотрим, чего ты там так оберегаешь!
Он отдёрнул руку, но было поздно. Галина ловко разблокировала экран: привычка знать все пароли давала свои плоды.
— Ну-ка, что у нас тут?.. — Она листала экран с подозрением в глазах. — Сообщения пустые… Звонки стерты… Как удобно!
— Потому что ты меня допекла, Галя, вот и стер всё к чертям! — взорвался Виктор.
— Ага, ага! — она мотнула головой. — Ты меня за дурочку держишь, Виктор Андреевич? Меня?! Меня, которая двадцать лет тебя по полочкам знает?!
— Да уж, по полочкам… — пробормотал он, опускаясь обратно на стул. — Только жить мне когда между этих полочек?
На секунду повисла тишина. Даже часы на стене тикали как-то уничижительно громко.
— Слушай, Галя, я вот что думаю, — Виктор обхватил голову руками. — Давай ты перестанешь меня за живого покойника держать, а?
— Ох, так ты себя уже покойником почувствовал? — ядовито усмехнулась она. — Рановато ты, Витя, себя хоронишь!
— Не ранО, а поздно! — он рванулся к двери. — Пойду хоть свежим воздухом подышу!
— Подыши, подыши! — Галина вскинула телефон. — Только не забудь: двор у нас под камерами!
Он замер в дверях, обернулся медленно, как в замедленной съёмке.
— Камерами? — произнёс он, почти шёпотом.
— А ты как думал? — Она скрестила руки на груди и добавила с леденящим спокойствием: — Безопасность прежде всего, Виктор Андреевич.
Он беззвучно разжал губы, будто хотел что-то сказать, но передумал. Пошарил по карманам, нащупал ключи и вышел в прихожую. Стук двери эхом отозвался в напряжённой тишине кухни.
Галина посмотрела на телефон, медленно набрала в поиске: «скрытые камеры для квартиры». Экран мигнул предложениями.
— Так, надо подороже взять, чтоб надолго, — пробормотала она себе под нос и кинула взгляд на дверь. — Двор-то под камерами, а вот коридор пока нет.
---
Виктор пытается жить, как будто ничего не происходит, но каждый его шаг под контролем.
Галина ведёт себя как "начальник домашнего штаба".
Подчёркиваем через мелочи: подозрения в покупках, перепроверка чеков, комментарии к соседям.
— Виктор, а что это за чек у тебя в кармане? — Галина выудила смятую бумажку и развернула её с таким видом, словно собиралась предъявить улику в суде.
— Да на рынок ходил, купил пару вобл… — он осёкся, поймав её взгляд. — Ну, и селёдку ещё… для закуски. Так, на выходные.
— Закуска?! — глаза Галины налились подозрением. — Ты это с кем собрался закусывать, интересно мне знать?
— Да с тобой же, Галя, — Виктор развёл руками. — Вон как раз по пятницам мы с тобой по чуть-чуть позволяем, помнишь?
— Помню, — отрезала она. — Только ты обычно чек мне показываешь сразу, а тут заныкал. Чего скрываешь, Виктор Андреевич?
— Ничего я не скрываю! — отмахнулся он. — Запихнул в карман, забыл. Возьми себе, на стенку повесь, если хочешь!
Она шумно втянула воздух и аккуратно сложила чек.
— Повешу, Витя. В папочку к остальным. Контролировать расходы семьи — моя обязанность, не так ли?
Он выдохнул сквозь зубы, опускаясь на кухонный табурет.
— Ты же не кассир, Галя… — проворчал он.
— Я казначей! — парировала она. — А тебе, казнокраду мелкому, надо бы это запомнить.
— Да уж запомнил! — Виктор мрачно уставился в окно, где сосед возился с рассадой. — У меня уже все расходы перед глазами мельтешат, как этот Петруха с укропом своим.
Галина щёлкнула языком, как учительница на контрольной.
— Кстати о Петрухе. Ты у него на огороде чего забыл сегодня утром?
— Да болтали просто, Галя! У него помидоры не всходят, спрашивал, как я в том году рассаду тянул.
— Вот пусть с женой своей и болтает! — не унималась она. — Мне что-то не нравится этот Петруха. Слишком он тебе советы раздаёт. Чего доброго, ещё на рыбалку потащит!
— Ох, Галя, Галя… — Виктор покачал головой. — Рыбу-то я давно только на картинках вижу. Вспомни, когда я на рыбалке был последний раз?
— А нечего вспоминать! — отрезала она. — Рыбалка — это как казино. Не поймаешь ничего, а время потеряешь!
— Да ну тебя… — буркнул он, но в голосе его сквозила усталость, не злость.
Галина не услышала или сделала вид. Она уже вытирала стол, натужно тёрла до скрипа, как будто заодно стирала с поверхности следы их разговора.
— Заодно и мусор вынеси, — бросила она через плечо. — А то вдруг там что-то интересное найдётся.
Он тяжело поднялся, взял пакет, глухо проронил:
— Если даже в мусоре покопаться охота — это, Галя, диагноз.
Она ничего не ответила, только стряхнула невидимую крошку с подоконника и прищурилась:
— Пакет завяжи покрепче, Витя. Чтобы сюрпризов не было.
Он вышел, не оглянувшись.
Сосед Петруха, заметив его на лестничной площадке, приподнял кепку.
— Ну, что, Виктор Андреевич, как дела-то?
Виктор вздохнул, как человек, который собирается нырнуть с берега в ледяную воду.
— Как в песне, Петруха, — сказал он глухо. — Под прицелом да под контролем. Только конвоя не хватает.
И, не дожидаясь ответа, понёс пакет к мусоропроводу, сжимая его так, будто в нём была не бытовая шелуха, а последний намёк на личную свободу.
---
— Виктор Андреевич, подвинься-ка! — Галина бодро втолкнула в прихожую новую коробку.
— Что ещё за радость? — Виктор нахмурился, разглядывая надпись: "Видеонаблюдение: полный комплект".
— Для спокойствия, — деловито ответила Галина, оттирая руки о фартук. — Чтоб без сюрпризов.
— Галя, ты из дома крепость делаешь или концлагерь? — устало бросил он.
— Крепость! — согласилась она с неожиданной прямотой. — Дом — полная чаша, как говорится. А полную чашу охранять надо.
Он вздохнул.
— И сколько ты собираешься этих глаз по дому развесить?
— По уму, — пожала плечами Галина. — На кухню, в гостиную… Да везде, где движение фиксировать полезно.
— А туалет, Галя? В туалет камеру не забыла воткнуть? — голос Виктора стал натянутым, как леска на спиннинге.
— Ну ты и юморист, Витя. Хотя… — она нахмурилась. — Подумаю. У нас же бывает: зашёл — и часами там прячется. Вот скажи честно, что ты там высматриваешь по три часа?
— Свою свободу, Галя! — взорвался он. — Хоть в унитаз её смываю!
— Вон оно как! — фыркнула она, как чайник на плите. — Свободу ему подавай! Под одной крышей, а жить как хочешь — так не бывает, Витя.
Он прикусил губу, но промолчал.
— Гляди у меня, — добавила Галина, устанавливая камеру в углу кухни. — Под твоим контролем только ложка. Всё остальное — под моим.
— Ложку ты мне ещё оставила? Благодетельница, — хмыкнул Виктор.
— Благодетельница, — подтвердила она, закрепляя провод стяжкой. — А ты, Виктор Андреевич, не благодари, держи благодарность при себе. Мне она как-то ни к чему.
Виктор встал, посмотрел на камеру — маленькую чёрную точку в белом потолке.
— И что теперь? Я даже за кефиром в магазин не выйду, чтоб не попасть в хронику семейного наблюдения?
— Наоборот, — вскинула голову Галина. — Теперь я всегда буду знать, что ты за кефиром пошёл. И не за кем-нибудь другим.
Он тяжело опустился на табурет.
— Знаешь, Галя, мне в армии спокойнее было. Хоть там враг был снаружи, а не за спиной.
— Не драматизируй, — отмахнулась она. — Поставим камеры — порядок будет. И ты не переживай: в спальне не будет.
— Ого, честь какая, — съязвил Виктор. — Благодарю, барыня, за доверие.
Она бросила взгляд на коробку с камерами, потом на него.
— Пока что доверие. Пока.
Он поднялся с места и тихо произнёс:
— Галя, а если я, допустим, уйду?
Она нахмурилась, сверля его взглядом.
— А я за тобой пойду.
— Как тень, значит? — горько усмехнулся он.
— Как жена, — отрезала она.
Он смотрел на неё долго, словно пытался разглядеть за маской контролёра ту женщину, с которой прожил столько лет. Не увидел.
И только прошептал, чуть слышно:
— Ну, Галя, ну зачем ты так…
Но ответа не дождался. Галина уже возилась с новой камерой, а он медленно, как сквозь вязкий туман, вышел на балкон, выдохнул в окно:
— Свобода... по расписанию.
---
— Виктор Андреевич, а куда это вы собрали чемодан? — Галина стояла в дверях, как застава на пути к свободе.
— В турпоход, Галя, — он даже не повернулся. — По маршруту "кухня — балкон — мусоропровод".
— Шутишь? — её голос стал тонким, как стекло. — Я вижу документы на столе. Разводные бумаги.
— Правильно видишь, — сказал он устало. — Очки протирать не надо.
— Значит, решил меня списать, как старую мебель? — её ноздри затрепетали.
— Галя, хватит. — Виктор ткнул пальцем в камеру над дверью. — Ты меня уже списала. Как человека.
Она сделала шаг вперёд, за ней сверкнула глянцевая поверхность холодильника, отражая перекошенное лицо.
— Так ты чего хочешь? Свободы? — спросила она ядовито.
— Да! — выпалил он. — Глоток воздуха, чтоб не через фильтр твоего контроля!
— Воздуха ему! — взвизгнула она. — Да я тебя этим воздухом накормлю до отвала! Поживёшь один — сам на карачках приползёшь!
Он взял чемодан, тяжёлый, как его решимость, и пошёл к двери.
— Виктор Андреевич! — окликнула она, и в голосе её впервые дрогнула сталь. — Суд завтра. Имей совесть, не позорь семью!
— Поздно, Галя. Семью ты давно сдала в архив.
Судебный зал был тесный, прокуренный бумагами и людскими вздохами.
Судья, строгая Ольга Борисовна, листала дело, как повар рецепты старых блюд: привычно, без эмоций.
— Виктор Андреевич, Галина Степановна. Последний раз спрашиваю: вы действительно настаиваете на расторжении брака?
Галина стиснула подлокотники кресла. Секунду молчала, потом заговорила так тихо, что Виктор не сразу расслышал:
— Я хочу, чтобы он остался.
— Простите? — переспросила судья.
— Пусть живёт, как хочет… Но рядом. — Галина подняла глаза на Виктора. — Только рядом.
В зале повисла пауза. Бумаги перестали шуршать, даже кондиционер, казалось, на миг замер.
Виктор сглотнул.
— Ты что, Галя? — он смотрел на неё так, будто впервые видел.
Она взглянула на него твёрдо, в её глазах промелькнула боль и что-то ещё, смутное, но не жестокое.
— Живи, как хочешь. Я всё равно рядом буду. Не за тем я тебя двадцать лет берегла, чтоб по судам бегать.
Судья чуть вздохнула и опустила глаза в папку.
— Суд берёт перерыв..