Табличка гласила: «Санаторий имени Горького». Она была вся в лёгкой наледи: план расположения троп видно, будто сквозь стеклянную призму. Мария моргнула: снежная крупа сыпалась на маленькие глаза, как дивный жемчуг. Она стала пристально рассматривать то, на что раньше не обращала внимания. Извилистые тропы напоминали серебряные цепочки, спутанные в мешочке. Рядом пробежал белый заяц, будто спасаясь от волка. Мария испугалась и решила вернуться в санаторий.
Она вернулась на старую тропинку, не заметённую снегом. Тут виднелись следы и лап, и ботинок. Мария старалась наступать в них, как опытный следопыт. Лично такого ещё не испытывала — не была на охоте, — но врождённая чуйка подсказывала действовать именно так. Чем дальше она шла по следам, тем больше она погружалась в атмосферу уже ставшего родным леса.
Могучие дубы горделиво возвышались над соснами, испещрённые морозобойными трещинами. Снег валил обильно, он шёл с шести утра. Большие голые кроны позволяли снегу проникнуть ближе к корням, заставляя конечности всех живых существ мёрзнуть. С ветвей при ветре сыпались кучки снега и небольшие щепки. Белоснежную пыльцу метало по всему пролеску. Синички то и дело подлетали и садились на ветки. Даже в такую ненастную погоду Мария старалась сохранять душевное спокойствие.
А что ещё ей оставалось? Уже вторая неделя за плечами, а поджелудочная стала болеть лишь чуточку меньше. Иногда Мария чувствовала, будто она то сжимается, то взрывается, заставляя хозяйку испытывать судороги в ноге, доходившие до паралича. В такие моменты богатство, которым она была окружена в повседневности, ничего не значило.
В санаторий её положил Николя Андерлот, человек весьма заботливый, деловитый и впечатлительный с виду. Его железная хватка, проницательный ум и склонности к финансовым авантюрам позволяли ему иметь хорошую машину «Рено Сеник Ай-Тек» и оплачивать жене лечение. Мария вспоминала его добрую улыбку, но на душе от этой вечной заботы становилось грустно и холодно. Муж относился к ней как к хорошему другу, которого уважал и лелеял. Он переводил деньги на карту в таком объёме, что она могла не готовить, вызывать маникюрщиц и врачей на дом и попросту жить, ни в чём себе не отказывая. Да, иногда у Николя случались финансовые трудности, например прогорел бизнес по постройке отеля или срывались отношения с инвесторами. Но мистер Андерлот, как его вежливо называли коллеги и партнёры, всегда старался заводить себе больше знакомых, чем кровных врагов. Он располагал к своей персоне неким отсутствием агрессии и воинственности. Вскоре Мария вновь получала всё необходимое, на что в глубине душе уже несколько лет не претендовала. Она искала иные смыслы, кроме роскоши, сводящей с ума Ротшильдов.
Тропинка, узкая из-за снега, привела путешественницу к терренкуру. Снежные дюны простирались вдаль. Замёрзшая, она с восторгом смотрела на прыгающих белок, одетых во всё те же рыжие шубы. Маленькие лапки, чёрные глазки и кисточки ушей. Воробушки садились на плечи и жалобно пищали. У Марии в карманах завалялись очищенные семечки. Она извлекла горсть и бросила в ближайшую кормушку на дереве. Продрогшие молодые хулиганы прекратили осаду и ринулись к еде. Мария посмотрела на них с подлинным великодушием и пошла дальше. Могучий дуб, с ветки которого свисала напоминающая избу деревянная кормушка, был весь изрезан морозными ранами. Рядом с крепким деревянным подножием стремительно пробежал пушистый заяц.
Мария вышла на основную тропу. Каждый выдох порождал облако холодного воздуха. Она чуть пробежала рысцой, пока зима словно вгрызалась ей в лицо. Метрах в двадцати заметила оживление. Старики кормили белок жёлтыми орешками из карманов. «Престарелая пара, которая занимается благим делом», — с теплотой подумала Мария. Она решила подойти к ним. С ветки срывались комья мокрого снега.
На крупной пожилой женщине были шерстяное платье, тёмные галоши и красный платок с цветком. На широкие плечи накинута серая болоньевая куртка. Её спутник по-доброму улыбался старческой ухмылкой. Он был в кепке «Кито», шею, как змея, обвивал чёрный шарф. Серое пальто висело на нём как на вешалке, на локтях красовались заплатки из фуфайки. Штаны свисали на коленях, образуя складки, как на старческом подбородке.
— Какие они пушистые! Кушайте, кушайте! Милый, погляди, как они смотрят на нас! Прямо как Тонечка в детстве, — с добротой приговаривала бабушка, лаская хитрую голодную белку. Та то крутилась, то карабкалась, как кот, соскальзывающий с гладкого ствола на большой высоте. Бабушка прижимала её к куртке, когда белка застывала на месте.
— Эта вылитая Тонечка. Не может усидеть на месте и вырывается из твоих объятий, — протянул хриплым голосом дед, доставая из нагрудного кармана пальто арахис с солью. Белка принюхивалась и вырывалась из тёплых объятий.
Бабушка улыбалась и тёрлась лицом о чёрные кисточки, едва мелькающие около грустных глаз. Она сделала вид, что ничего не слышала.
Мария подошла вплотную к парочке, но никто из них не обратил внимания. Она бросила короткую фразу:
— Мороз нынче сковывает всё живое. Однажды холод обратит всё живое в кромешный покой. — Эту мысль она уловила в стихах Алексея Почётного, которые он декларировал даже в тихий час.
— Да, — ответил повидавший многое старик, — в музее восковых фигур нам понравилось, да, Рита? Брэндон Ли, Ален Делон, Жан-Поль Сартр. Стоят такие тихие, покорные своей судьбе.
Бабушка ничего не слушала. Она лишь тискала белку, жадно поглощавшую солёный арахис. Мария встрепенулась от необычной метафоры и попрощалась с ними. Сугробы продолжали обрастать белым жиром, подпитываясь от природных элементов. Ветерок стал уже не таким сильным из-за лесного массива; над головой слышался механический гул от низко пролетавшего самолёта.
«Мороз нынче сковывает всё живое. Однажды холод обратит всё живое в кромешный покой». Эта фраза засела в голове Марии. Алексей произносил её полушёпотом и, напряжённый, слегка поглаживал свои локти. Марию это завораживало, путало и интересовало. Хруст тонкого льда под ногами возвращал её из причудливых грёз об одиноких и холодных мирах.
Впервые Мария увидела Алексея на минеральных ваннах. Он приехал в санаторий для лечения остеохондроза и артрита, полученного от нервного перевозбуждения и плохого сна. Одет небрежно, волосы падают на лоб ассиметричными прядями, меланхоличный взгляд, пронизывающий всё: от пят до пробора в волосах, губы имеют прелестный изгиб. Среднего телосложения, руки часто помогают передавать мысль, на ботинках красуются слой пыли и комочки пепла.
Алексей, или, как сам себя называл, Алеша, через «е» старался придать себе интеллигентный вид, чтобы прибиться к интеллектуалам. Неопрятность, по его словам, — часть творческого замешательства, свойственного людям одарённым. Стрижка самая лучшая из дешёвых. Подрабатывал Алеша в зоомагазине продавцом и охранником одновременно. Любил красноречиво рассказывать о причине своего выбора: так легче всего отдыхать от постоянного общества людей. Животные не умеют читать книги, делиться впечатлениями о фильмах или собственными переживаниями. Но, по его мнению, они смотрели с особым интересом на бедного оборванного человека, желающего бросить своё слово в общий котёл смыслов из произведений гениев. Алексей иногда выдвигал несколько бредовые идеи о том, что кролики и хомяки после приёма пищи становятся отличными слушателями.
В тот день Мария была в унынии от неприятного инцидента: в столовой: её намеренно задела плечом замужняя женщина и хищно сверкнула глазами. Стакан с вишнёвым компотом вылетел из рук Марии, и его содержимое растеклось густым тёмно-красным пятном по белой плитке, заполняя прожилки между квадратами. Женщина лишь промолвила: «Потаскуха» и вышла из столовой без завтрака, словно пришла только ради этого слова.
Мария обиженно посмотрела вслед даме, не представляя, зачем она так сделала. В голове роились разные мысли: женщина перепутала или сделала это с полной уверенностью? Причём сделала это публично, словно ревнуя своего мужа, которого Мария даже не знает. Может, они встречались глазами. С мужчинами мисс Андерлот общалась редко. Здесь было мало людей, которых в перспективе она видела своими друзьями. Только братья и сёстры по несчастью и болезни, которые склонны к праздности, веселью или одиночеству.
В основном санаторий населён престарелыми женщинами и мужчинами. К персоналу они относятся то с добродушием, то с чванливым раздражением. На молодость они смотрят либо с добротой, либо с завистью и пренебрежением. Мария не стала исключением: бабушки часто помогали ей, рассказывая об играх в домино, конкурсах по пению. Даже проводили экскурсии по местным достопримечательностям. Но некоторые старушки становились настоящими фуриями, которые готовы обнажить когти и растерзать милое личико жены финансиста.
Была ли эта женщина одной из них? Мария не знала и могла только предполагать. По своей натуре она была лишена мстительности, чем располагала к себе окружающих. Но осадок на дне чистого сосуда зачастую наиболее заметен и наименее лицеприятен.
Она продолжила размышлять и в очереди на ванны. Доктор Сидоров прописал неделю водных процедур для поддержания тонуса. Мария покорно согласилась и прозябала на криво обтянутом кожей стуле. Через несколько минут к стене напротив прислонился молодой поэт, на вид ему было около тридцати. Он окинул всех грустным взглядом, который не вызвал у Марии никаких эмоций. Настала её очередь. Тёплые ванны с молочными пузырями пены имели синеватый оттенок, руки медсестры отливали нежным блеском в прозрачных перчатках, раковины напоминали белые ракушки, из которых может вылезти рак-отшельник. Мария прошла и сняла свою блузку и бирюзовое платье около шкафа для личных вещей. Медсестра приветливым жестом пригласила её принять ванну.
Тёплые воды благотворно действовали на Марию. Она могла расслабиться, скрестив руки на груди, словно стыдясь наготы даже перед женщиной, видавшей много спин, плеч и ног. Медсестра подкрутила кран и вышла из помещения. Мария предалась воспоминаниям. Её сердце заново переживало моменты до брака, когда их отношения с Андерлотом ещё были полны тёплых ласк и мечтаний. Молодой и солидный мужчина, полный амбиций, стремлений покорить финансовый рынок и купить себе красное дерево во двор будущего роскошного поместья на берегу водохранилища. Юная девушка, выпускница факультета психологии, полная романтики, надежд, желавшая испытать все радости и тяготы любви. Как мило они гуляли по набережной водохранилища, когда Андерлот показывал домики, которые хотел купить для исполнения своей мечты. Как нежно он брал её за руку и целовал милыми губами в средний и безымянный пальцы. Как Мария представляла себе красное дерево, на котором сидят воробушки, воркующие о приходе весны. А рядом стоит Андерлот, поливающий из лейки могучие корни. Эти воспоминания вызывали у Марии и радость, и грусть. Это было чудное время, которое прошло так быстро.
Андерлот отказался от красного дерева, так как за ним требовался большой уход. Домохозяйка Елизавета, которую тепло называли Лизон на французский манер, и так жаловалась на большую загруженность по работе. Она также следила за порядком в особняках друзей Андерлота, поэтому не успевала, как хорошая мать бы равноценно уделяла время каждому своему ребёнку. На Лизон не обижались. Но Мария была опечалена решением Андерлота. Муж просто объяснился, что это невыгодно на данном этапе и что лучше заниматься насущными делами. Мария нехотя кивнула и продолжила читать книгу по психологии о взаимоотношениях отцов и детей.
В этот момент дверца в кабинет осторожно приоткрылась, чего Мария не заметила под шипение пузырьков и шум воды из крана. Её обнажённое тело в ванне стало предметом созерцания. Юный поэт Алексей удивился, что медсестра вышла, так как имел намерение отказаться от процедуры. Алексей глаз не смог оторвать от чудной нимфы, нежащейся в тёплом кусочке Мирового океана. Через мгновение медсестра вернулась и взяла за плечо Алексея — тот почти подпрыгнул от страха. Мария вскрикнула и выплеснула кучу солёной воды на кафель. Алексей принялся оправдываться перед медсестрой, а не перед дамой, принимающей ванну. Неискушённого наблюдателя силой выпроводили из кабинета.
Дорога словно растягивалась в пространстве, подобно длинной шёлковой нити. На ней больше не встречалось никаких людей, словно они покрылись сугробами, как доисторические животные. Мария начала замерзать: шею продувало сиплым ветром. До места встречи оставалось каких-то десять минут. Вот поваленное дерево, которое сразило молнией в грозу в прошлом году. Здесь улыбается дуб, на трещине которого нарисовали красной краской губы, а потом вставили сигарету из берёзовой щепки. Каждый момент вызывает те самые ностальгические воспоминания, которые пробуждаются при виде знакомого, но забытого в общем потоке мыслей объекта.
От тропинки, ведущей к белым безжизненным помещениям санатория, влево находилась самодельная лесенка. Спущенные брусья втиснуты в почву. Мария проходила этот участок, оглядываясь на территорию прибежища больных. Здания с этой стороны не видно, и лишь огороженная железной решёткой свалка мусора оставалась неизменной по своей высоте. Мария лишь грустно вздохнула и пошла дальше.
Алексей ждал её у назначенного места. Местные называли его «привалом надежды». Самодельные лавочки на ножках в виде дубовых бочонков, стол с гладкой шёлковой скатертью находился в центре, место для костра — за кустом бузины. Зимой оно превращалось в место стоянки беженцев. Всё смастерили сами отдыхающие для сборищ вдали от администрации, которая довлеет над больными, как караул над складом боеприпасов. «Привал надежды» был в глубине леса, если свернуть с нижней тропинки. Один конец ведёт в сторону пляжа, напоминающего в это время года побережья Гренландии, а другой — вглубь чащи леса. Мария спустилась по лесенке и осмотрелась. Никого на тропинке не было, вдали сквозь ворота на пляж она видела пару мужчин в тёплых шарфах и пальто, они грели ладони своим дыханием и общались.
Мария перешла на гусиный шаг, свернула и пошла на рандеву. Алексей вызывал противоречивые эмоции. Отвратительное чувство любознательности сочеталось с поэтической душой, которая может разглядеть красоту даже в тускло-лиловом цвете губ покойника. Он был мрачен, очарователен в своей грусти и умел поддержать любую беседу. Местные бабушки уже начали судачить, что поэт нашёл свою музу в замужней женщине, что, безусловно, вызывало отторжение у Марии. Как они могли подумать, что она его любовница?! Невыносимо! Тем не менее Алеша сам предложил ей встречу в лесу, вдалеке ото всех. Для неё это был лишь способ забыть, что вокруг на самом деле холодно и жизнь решила остановиться.
Когда она пришла к «привалу надежды», Алексей сидел задумчивый к ней спиной. Женская фигура то и дело чуть двигалась вверх, лёгкие были этим механизмом движения. Серая куртка с изображением заснеженных горных вершин уже успела покрыться снегом. Указательный палец поэта рисовал причудливые фигуры на природных белилах стола. Одна из них была наподобие лошади, нарисованной детской рукой, рядом красовалась планета, похожая на Луну. Мария улыбнулась и окликнула своего визави:
— Приветствую! Вы уже творите, мистер Алеша?
— Привет, Мэри. Ваши манеры чудны. Мы же уже перешли на «ты», — протяжно сказал Алексей, в голосе которого чувствовалась властность.
Мария обошла его и принялась расчищать лавки от снега. Красные ладони, как сани, бороздили берега соли и спускались до деревянного дна. Безымянный палец поймал маленькую занозу, отчего Мария пикнула. Затем осторожно села рядом, словно её заперли в клетке с тигром. Алексей лишь промолвил:
— Всякая радость встречи тянет за собой вереницу печальных моментов и больных воспоминаний. Дай посмотрю палец.
Мария сжала губы и исполнила просьбу.
— Неглубоко вошла. У меня есть щипчики.
— Тем не менее больно.
— Потерпи, наяда.
Одно движение — и занозы как не бывало. Она осталась меж лезвий маленьких щипчиков. Мария с трепетом посмотрела на виновницу своей боли и попросила убрать её. Заноза скрылась в снежной ямке, из которой выползал змеиный корень липы. Алеша лишь щёлкал пальцами, привлекая внимание.
— Знаешь, сколько нужно гусенице, чтобы превратиться в элегантную бабочку? Этот миг может продлиться ровно столько, сколько необходимо алмазу, пока его огранит ювелир в бриллиант. Ты чем-то опечалена, Мэри? Неужели этот санаторий правда наводит на тебя тоску? Где же твоя детская озабоченность и энергичность?
Она моргнула и попросила:
— Алексей, ты можешь прекратить рассуждать об этом? Мне не по себе.
— Неужели жизнь, молящая и скорбящая о любви, может продолжить или закончить рассуждения о собственном отражении? — Затем сменил голос, как актёр на репетиции в антракте: — Мэри, я могу закончить. Раз ты просишь. Прошу меня простить. Я лишь подумал, что ты испытываешь то же самое, что и моя скромная персона.
Вокруг начали садиться воробьи, они пугливо смотрели чёрными бусинками глаз на причудливых существ. Мари с жалостью смотрела на малышей, которые начали пищать. Она достала из кармана хлебные крошки, которые прилипали к кончикам пальцев. Их мисс Андерлот ссыпала в карман после завтрака, на котором наслаждалась белой булкой, намазанной сливочным маслом и красной икрой.
Крошки лежали на снегу. Воробушки дрались за свой кусочек хлеба. Алексей лишь зевнул и уныло сказал:
— Великодушный поступок. Брось им ещё — они будут благодарны, станут прилетать снова и снова. Но рано или поздно они улетят и не вернутся. А ты останешься здесь, среди этого чудного леса.
Мария была удивлена поведением Алексея, так как до этого он светился доброжелательностью и заинтересованностью. Сам назначил свидание, а теперь выражает скуку и тихое раздражение.
— Они всегда возвращаются. А твоя чёрствость меня удивляет, — после недолгой паузы ответила Мария.
— Мэри, не знаю, почему ты так думаешь. Я просто констатирую истину. Эти воробьи, мёрзнущие и голодающие, то благодарные, как спасённые от смертной казни, то считают тебя очередной рукой, сыплющей с неба крошки. Они так похожи на всех этих серых крыс, которые забились в тёплые ванны с нейлоновыми чулками, надетыми на морщинистые голые лапки. Тут нет ничего противоречивого, Мэри, — с горечью и усталостью в голосе произнёс Алеша, опустив взгляд на старый пень.
Мария слушала внимательно, в её голове рисовались яркие фигуры огромных крыс, которые толкают, обсуждают, снуют и ищут пропитания во влажных стенах холодного санатория. Она сузила глаза и старалась не думать о мерзких пушистых созданиях.
— Я сегодня цитировала твою фразу. Встретила по дороге двух милых стариков. «Мороз нынче сковывает всё живое. Однажды холод обратит всё живое в кромешный покой». Эта фраза блистательна в своей горечи, прекрасна в безмолвии, что ждёт каждого потерявшегося в лесу. — Мария успокоилась и начала дышать ровнее. Алексей положил ладонь на холодные женские пальцы. Он прожигал взглядом свой объект обожания. Она же чувствовала лишь холод, словно рыбная консерва в холодильнике.
— Есть цитаты нарицательные и простые, но на них лишь хочется отвечать, как на вопросы гипнотизёра, — односложно и плоско. А есть тот кладезь сокровенных мыслей, разматывающихся, как красный шёлковый клубок, что стоит самых пагубных минут нашей жизни, — пролепетал Алеша и поднёс белоснежную ручку Марии к своим губам. Её лицо выражало покорность и уверенность. Обветренные губы кольнули гладкую кожу. Глаза, полные обожания и нежности, смотрели из-под тёмных прореженных бровей на шею, прикрытую зелёным шарфом.
— Да, но самые лучшие цитаты рождаются из живого ума. Только подлинное ощущение рождает цепкую связь явлений и вещей, а подлинная идея воплощает эту закономерность в самом настоящем холсте. Ведь портрет самого себя мы видим лишь через собственный разум. Но эта фраза под стать настоящему поэту!
Алексей улыбнулся и приобнял Марию за талию. Аккуратно, без всякой похоти и нарушения границ. Ей стало слегка не по себе, но она подавила это чувство. Марии было понятно, что самые умные мужчины вынуждены проявлять свою мужественность по отношению к женщине. Они просто не справляются с внутренними аффектами и ведомы внутренним зверем.
Алеша был чудный, интересный и чувствительный по своей природе, что и привлекало её. Но Андерлот её муж, который пускай и теряет с ней связь, но тем не менее заботится. Алексея она воспринимала как хорошего друга и «сострадальца» в местной лечебнице. Поддержка и помощь ей сейчас необходимы, как мёд для пчелы. Холодная атмосфера непринятия, странная болезнь и окружающие старожилы, только и мечтающие придумать очередную небылицу по поводу своего здоровья или звуков, доносящихся из-за стен соседней комнаты, — всё это ранило Марию. Она видела в Алексее что-то родное, как видишь ту самую вещь из детства, о которой не вспоминаешь, пока не увидишь вновь.
— Ты особенно умна в такие моменты, когда уже твой, да, твой генератор рождает те токи, которыми будут заряжены завтра такие, как я. Это чудное место, но в нём не хватает чудес. Верить или не верить — это не важно. Ведь чудо — продукт нашего восприятия.
Мария призадумалась.
— Но подлинное чудо будет лишь в Варфоломеевскую ночь, когда мы сможем увидеть то, что похоронили внутри себя. Раскопка экзальтации.
Мария закрыла глаза, желая раствориться в мыслях, доносимых мелодичным, как у соловья, голосом. Как вдруг мужская рука сползла с тонких хрупких пальцев с серебряными кольцами, а полумесяц его рта соприкоснулся с её губами. Мария не поняла, что произошло, но затем, увидев страстные глаза, отпрянула от обветренных губ. Алексей недоумённо посмотрел на неё и постарался ещё раз притянуть, но дама отскочила к столу. Он заговорил, будто одержимый тёмной силой:
— Мэри, ты знаешь, что есть лишь один способ противостоять хладу! Огонь, тепло и прелесть морозной ночи. Ты же знаешь, что я и прав, и неправ одновременно! Иди ко мне, Мэри! Не просто так мы оказались на мысе Доброй Надежды!
Алеша в исступлении опёрся на стол, чуть присыпанный снегом. Мария ужаснулась, перебирая в кармане орехи, словно ища какой-то предмет, который разгонит наваждение. Но Экскалибура не было. Только арахис, который отдала бабушка, любящая белку, как внучку. Только орехи против страшного Нарбута!
— Мария! Слушай, давай успокоимся. Не знаю, что на меня нашло, избавьте! Я... Мария! — умоляюще взревел он. Черты приобрели более человеческое выражение, которое так нравилось мисс Андерлот. Но паника охватила её, ноги сами сорвались на бег. Снег хрустел под ногами, сзади доносились оправдания Алеши, страстного и страшного поэта. Мария бежала в сторону пляжа к мужчинам, которые о чём-то рассуждали. Перед ней прыгнул заяц, улепётывая в белые бархатистые кусты. Дорога казалась ей белой нитью паутины, за ней крадётся чёрный паук с ядовитыми жвалами. Мороз щипал ей скулы и нос. Никогда больше ей не захочется идти в лес. Там полно страшных существ, ласковых с виду.
Она добежала до зелёных ворот с облупившейся краской и чуть не упала. Один из мужчин попытался поймать её, но не смог. Тяжело дыша, Мария упала рядом на лёд. Мужчины подбежали осмотреть её и проверить пульс. Тело было холодное.
Перед тем как глаза непроизвольно закрылись, в её голове пронеслась фраза:
«Мороз нынче сковывает всё живое. Однажды холод обратит всё живое в кромешный покой».
Теперь покой стал небольшим проблеском солнца, бившего в глаза. Ледышки, посыпанные перхотью снега, соприкасались с носом и губами.
* * *
Представительный мужчина проверил время на телефоне. Ему названивали с утра, но клиенты были слишком навязчивые. Движением пальца он отклонял вызовы. Самым важным Андерлот отписал, что лучше отправлять ему сообщения. Голос сел, стал приглушённым, он чувствовал режущие боли в горле, как при ангине. Он жалостливо посматривал на хрупкое тело жены. Мария была укрыта тёплым одеялом, батарея излучала жар. Грудь опускалась и поднималась, дыхание было неровным. Температура в комнате была 39 градусов, личный же термометр Марии показывал 37,6.
Андерлот нервничал, пока ехал в санаторий. Доктор Меняйло, его знакомый ещё с футбольной команды «Факел», пришёл с опозданием. Жёлтые руки источали зловоние табака, стетоскоп опоясывал спину, как наградная лента для медалей, белый халат плотно прилегал к телу. Его правая нога не сгибалась в колене из-за футбольной травмы. Взбудораженный взгляд доктора наводил на печальные мысли. В его руках было свидетельство о болезни, большие пальцы слегка обстукивали пластиковый планшет.
— Привет. — Они обменялись рукопожатиями.
— Сразу к делу: ситуация поправимая. Нервное расстройство, переохлаждение и частичная закупорка сосудов в кисти, образование пары тромбов, — сразу же начал Меняйло, зная возможные вопросы своего старого товарища. Деловые люди всегда спрашивают одно и то же.
— Как это произошло? Мне позвонила сестра Анна Миланова с пункта. Сказала, что синюю, как сапфир, женщину доставили сюда в онемении. Мне сразу же стало не по себе... — С жаром подхватил циничный тон доктора Андерлот, предполагая, что тот что-то недоговаривает.
— Да, это вечная дилемма. Женщины так любят трагедии, что забывают даже о ревности и зависти в минуты сострадания...
— О чём это ты? Неужели Миланова и другие так считают? Я в это не верю. Мария и мухи не обидит, — вспылил Андерлот, сжав кулаки. Он не мог представить, что все девушки, относившиеся к их семье с почтением, могли быть такими лицемерками. Но от людей жди беды, на копейку можешь лишь надеяться. Это правило финансового мира он хорошо усвоил.
— Нет, Миланова как раз относится нормально. Просто сам пойми: тут лежат люди небогатые, кто по путёвке, кто по направлению. Зимой цены для приезжих повышаются, особенно после смены руководителя нашего ООО. Сейчас вводятся новые программы для реабилитации после Ковид-19, лечения стресса и депрессии. Такие люди с опаской относятся к богатым пациентам, которые имеют тут право на счастье, — поправил очки Меняйло. Радужки его глаз были безжизненного серого цвета. Подбородок выражал непоколебимость.
— Цены всегда растут, Толя. Поэтому приходится крутиться, как сок в соковыжималке, чтобы хватало на базовые вещи и чуть-чуть роскоши. Я стараюсь ради неё больше, чем ради себя. Поэтому я задам ещё вопрос: она поправится? И через сколько?
— Твоя правда. Забота о ближних и создаёт такие санатории, Коль. Или тебя теперь зовут Николя? Но неважно. У неё всё будет хорошо. Ты рано приехал, мог бы позвонить мне. Тогда бы было меньше суеты. Мэри дали успокоительное, вкололи антибиотики и укрыли одеялами. Как она проснётся, наша докладчица Миланова принесёт ей тёплый чай и овсяное печенье. Тогда уже и можно будет говорить об окончательном диагнозе. Скорее всего, один из постояльцев нашего лечебного дворца просто испугал её, — безжизненным голосом ответил Анатолий Меняйло, подойдя к кушетке. Мария всё так же лежала, укрытая пуховыми одеялами. Он потрогал своими желтоватыми, как сера, пальцами пульс. Затем развернулся к своему гостю.
— Есть подозрения, кто это мог быть? Может, с кем-нибудь из них у Марии были конфликты? Что вообще может произойти в этом спокойном месте? — недоумевал Андерлот, проверяя сообщения на телефоне. Его телефон разрывался от сообщений компаньонов. Намечалась презентация облигаций в фонд социальной помощи.
— Есть догадки, но нет доказательств. Местные смотрят на роскошь как на признак несправедливости и греха. Тут много таких как ты, но к ним отношение всегда одинаковое. По мнению местных, вы владеете чужим и пытаетесь бросать пыль в глаза.
Увидев, что Андерлот покраснел и был готов взорваться, Анатолий решил успокоить друга. Внутри он корил себя за эту правду, которую сообщил не вовремя.
— Послушай. — Доктор положил свою руку в синей перчатке на плечо Андерлота. — Сейчас самое главное — это поддержать её, согреть. Одиночество, холод — неотъемлемые части самой сути русской зимы. Когда Марию принесли мужчины, обнаружившие её у пляжа, она бормотала в бреду что-то про хлад и покой. В такие моменты мозг отчаянно борется, скорее всего, просто мороз и снег так на неё подействовали. Мария бежала — горло, нос и лёгкие испытали перепад температур. Пока что нужно успокоиться. Она проснётся часа через три.
— Да. Да, ты прав. Я могу заехать вечером — примерно часов в семь, может, позже. У меня сегодня день какой-то сумасшедший! Мой помощник работает так, что не ленись за плужком — будешь с пирожком. Поэтому отлучиться — терять коней, а возница стоит денег. Мне важнее жизнь Марии, чем эти монеты. Но сейчас именно эти бумажки и работают на неё, как скакун на ипподроме.
— Вот и хорошо. Я задержусь, достану грузинского коньячка. И мы вместе с ней поговорим и всё выясним. Аня Миланова присмотрит за твоей женой.
— По рукам.
Снова обменялись рукопожатиями. Андерлот бросил последний взгляд на закрытые глаза своей жены. Затем приподнял шляпу в прощальном жесте и вышел из палаты.
Спустя день
Мошка бегала по белому пластиковому потолочному плинтусу. Из угла на неё взирал чёрный паук с длинными лапками. Мария хотела крикнуть, но воздуху не хватало. Верхнее одеяло с геометрическим рисунком спустили к ногам, так как на груди уже выступил пот.
Мошка взлетела до того, как паук сделал рывок. Он удалился в свой угол в ожидании новой жертвы.
Холод внутри уравновешивался теплом снаружи. Мария попивала чёрный чай. Пар ласкал её щёки, пока содержимое стакана наполняло горло. Нёбо слегка обожглось, отчего Мария поёжилась. «Холод внутри уравновешивается теплом снаружи». Вот что теперь крутилось у неё в голове.
Из белых роскошных стен больницы она мыслями перенеслась на охоту, где гончие, брызжа слюной, догоняли кроликов на равнине. Ушастые нервно прыгали по кочкам, словно пытаясь достать до самого неба. Затем Мария уже бежала вместе с ними по сырой земле. Вдыхаемый воздух отдавал сыростью и смрадом. Ушастые пытались скрыться за каменными плитами, но падали в ямы. Мария же озиралась по сторонам, но видела лишь пасти и лиловый от падающего солнца цвет острых зубов.
— Ещё раз здравствуйте, Мария. Мэри, так же? Как ваша температура? Судороги в руках? — В дверь протиснулась голова весёлой Ани Милановой, она дружелюбно улыбнулась пострадавшей.
— Всё хорошо. Мне нужен лишь покой, — проговорила Мария, не оборачиваясь на голос медсестры.
Она смотрела на мир через окно санатория. Мороз рисовал хитроумные узоры на стекле, похожие на трещины на тонком хрустале. Небо было то ли фиолетовое, как лилия, то ли тёмно-голубое, как озёрная котловина.
Она перевела взгляд на угол потолка. Отвратительного членистоногого не было и в помине.
Редактор: Александра Яковлева
Корректор: Вера Вересиянова
Другая современная литература: chtivo.spb.ru