Подумал о памятниках, ребят... Что-то с ними не так. Ну вот любите вы писателя, композитора, там, певца или ещё какого деятеля. Сильно любите, жизнь он вам раскрасил и на нужные мысли навёл. Но вот вы встречаете этого человека в камне. И что? Должно это вызвать у вас восторг? Слёзную радость? Экзальтацию и звонко-красные ладошки? Как-то, наверное, нет. Мёртвая глыба холодного камня останется мёртвой глыбой.
Всё-таки помнишь же ты, что памятники ставятся на могилах и вообще — в ногах. Утверждают смерть, формализируют и припечатывают к земле. Какие уж тут ладошки?
И разве хочется тебе нести цветы к свидетельству о смерти?
Скульптура, говоришь? Ан тут вот — нет. Скульптура — это другое. Возьми вон Давида или Экстаз святой Терезы. Да того же Мыслителя возьми. Пиету... Скульптура — произведение искусства, а значит она являет вспышку мифологического, вечного, свободного от времени и причин. Тут можно и экзальтироваться, и ладошки побить, и в Стендалев синдром слёзно окунуться. Тут — основа жизни, самый её каркас и свет.
А памятник — торжество смерти. Причём, не в смысле даже венчания с вечностью, но как заколоченная крышка, отменяющая жизнь. Надгробный камень, стелла, монумент...
И всё-таки их ставят. Ведут к ним людей с башками, развёрнутыми назад, в память. Ведут парочками несмышлёнышей-дошколят — дабы привыкали смотреть назад и там, сзади, любоваться смертью. Ведут молодожёнов перед самым счастьем — чтобы помнили. Назначают встречи влюблённым... Что это тогда — индустрия некротики? Торжество Танатоса? Смерть, догнавшая жизнь?
Странновато, ребят...