Даже после 20 лет употребления можно заново построить свою трезвую жизнь, стать экспертом, счастливым семьянином и вообще лучшей версией себя.
- Роман, расскажи немного о себе. Сколько тебе лет, из какого ты города, где проходил реабилитацию?
- Я родился и вырос в Подмосковье. Сейчас мне 37 лет. В реабилитацию «Верный шаг» в Москве я попал в возрасте 33 лет. Для меня это вторая реабилитация. Первая проходила полгода в другом центре. Тогда я выздоравливал не для себя, больше для родных, для близких, для друзей, чтобы восстановить доверие. В итоге вышел и меня хватило на 2,5 месяца, я сорвался.
- Как этот срыв повлиял на твою жизнь?
- Я очень навредил себе за это время. Сильнее, чем за несколько лет употребления. От меня отвернулись буквально все, со мной не хотели разговаривать, избегали встреч. Даже двоюродный брат, который воспитывал меня как отец. Он всю жизнь решал за меня какие-то проблемы, вопросы. А тут всё.
Я позвонил ему в употреблённом состоянии, и он сказал: «Я тебе не брат, не звони мне больше, не хочу тебя слышать».
Только мама от меня не отказалась. Во-первых, она созависимая. Во-вторых, я у неё единственный ребёнок. И это в том числе спасло мою жизнь. В Рождество, когда я сидел у соупотреба дома, мама произнесла по телефону: «Слушай, ничего не говори, просто езжай домой, мы всё решим».
Мне было страшно. У нас две квартиры на одной лестничной площадке друг напротив друга. В одной все отмечали Рождество, а я приехал к себе. Аккуратненько открыл дверь, кинул вещи в стирку, сам залез под одеяло и ждал. Ждал, наверное, какого-то чуда, решения моего вопроса. Потому что я уже и с наркотиками не мог жить, и без наркотиков. Даже когда всё было – в плане веществ, финансов – меня это не радовало.
Более-менее я пришёл в себя. Мне никаких врачей не вызывали. Я на сухую перекумаривался от наркотиков две недели дома. Мама созвонилась с братом, не знаю, как она его уговорила, но он согласился найти реабилитационный центр для меня. Так я поехал в «Верный шаг».
Брат был настроен жёстко. Он сразу предупредил консультантов: «Если будет моросить, мне можете не звонить, применяйте физическую силу». На что консультанты ответили: «Ты уже пытался повлиять на брата такими методами, и у тебя ничего не получилось. Значит мы будем применять другие методы. Без физического воздействия, но будем разбирать его морально».
Меня привезли мама, брат и моя дочка. Дочке на тот момент было 11 лет. С восьми лет она знала, что папа либо в тюрьме, либо в реабилитации. Она прекрасно понимала, что происходит.
- На сколько месяцев ты согласился ехать изначально?
- С мамой была договорённость, что я еду выздоравливать на полный курс. И подсознательно я понимал, что меньший срок мне не поможет. Но в моей голове почему-то остался срок два месяца. Думал, восстановлюсь за это время и спокойно поеду домой.
По истечении двух месяцев, когда я писал технологию звонка, я описывал, как буду добираться до дома на Убере или на Яндексе. Меня позвали в консультантскую и сказали:
- Ром, мы, возможно, чего-то не знаем?
- В смысле? – ответил я.
- Ну ты описал, как будешь добираться до дома.
- Да, я собираюсь домой.
- Ром, успокойся, иди выздоравливай, - сказали мне консультанты. – Прими ситуацию такой, какая она есть.
- После этого разговора ты решил остаться в центре?
Когда я собирался домой, это моё заболевание диктовало свои условия. Но после разговора с консультантами я позвонил брату, позвонил маме и попросил оставить меня на полный курс, что бы я ни говорил. Мне нужно было пройти этот путь от начала до конца, потому что я устал. Возраст не маленький, надо жить, а не существовать. У меня ребёнок, а работы нет, вообще ничего нет под ногами. Поэтому я остался выздоравливать.
- Долго ты находился в центре?
- Полный срок выздоровления составил 18 месяцев. 15 месяцев я был в реабилитации и три месяца проходил программу ресоциализации. Это когда пять дней в центре и пять в городе.
В городе я выполнял точно такие же мероприятия, как и в центре – умывался, заправлял кровать, принимал холодный душ, молился, завтракал и т.д. Жил по расписанию. Плюс посещал анонимные группы и встречался с куратором. Я и по сей день выполняю действия, которые выполнял во время реабилитации.
Потом, после пяти дней проживания в городе, я возвращался в центр, волонтёрил, передавал свои знания, делился опытом с ребятами. Я никуда не торопился, все шаги сдавал одному человеку – программному директору. Считал, если уж разбирать, то разбирать до конца и детально.
- Роман, как ты относишься к молитве?
- Если раньше я ходил в церковь просто так, потому что вся семья идёт, то сейчас я проваливаюсь в какое-то трансовое состояние и разговариваю с Богом как я его понимаю в своей душе. Мне это очень комфортно и помогает. Такой навык я приобрёл в реабилитации.
– Роман, с какими ещё сложностями ты столкнулся на первых этапах выздоровления?
До четырёх месяцев я ходил улыбался, засмеивал всё. При этом просто считал себя позитивным человеком. После применения определённых «санкций» в отношении меня – когда убрали ритуалы, которыми я пользовался: зарядку, спорт, обливание – мне стало плохо, я срывался, кричал. Специалисты донесли до меня, что весь негатив, накопленный внутри, я прорабатывал через один инструмент, не применяя остальные инструменты программы, которые давались зависимым людям в процессе выздоровления.
Месяца два у меня не было спорта, я научился пользоваться другими инструментами. Также я нашёл время помогать группе, и у меня появилось личное время – я начал читать. Таким образом моё выздоровление вышло на новый уровень.
- Роман, ты говорил, что употреблял наркотики. Были ещё какие-то зависимости?
Игромания, алкоголизм, наркомания, сексоголизм. С каждой зависимостью я разбирался в центре. Раньше я вообще не считал, что мне вредят алкоголь и марихуана, например. Но персонал давал мне определённые проработки, после которых я увидел, что к употреблению тяжёлых наркотиков пришёл поэтапно, начиная с тех самых алкоголя и марихуаны.
Марихуану я курил с 13-14 лет. Мне нравилось. Алкоголь тоже в классе восьмом попробовал. Но не скажу, что он меня сильно прельщал. Я слабый на алкоголь, и вот это состояние опьянения меня не привлекало. В 17 в моей жизни появились кокаин и клубные наркотики, мефедрон, соль, с 19 я периодически употреблял героин. В 21 год уже плотно на нём сидел.
- Ты считал себя зависимым человеком?
- В общей сложности я употреблял 20 лет, но признать, что я человек зависимый смог только в реабилитационном центре. Когда раньше мне говорили, что я наркоман, это вызывало во мне большую бурю негодования. Я эмоционально реагировал.
- Были какие-то попытки завязать с веществами самостоятельно?
- Когда первый раз мне стало плохо и меня закумарило, я поехал прокапываться. Сейчас я считаю это ошибкой. Мой больной мозг запомнил, как простым способом можно купировать болезнь и ту боль, которую приносит отказ от употребления.
Трижды я сидел на цепи и все три раза убегал оттуда. Причём, две недели сидел на цепи, уже кумары прошли, а я всё равно почему-то убегал. Это моё больное зависимое мышление. Мог легко спуститься с окна третьего этажа, прихватив с собой ценные вещи, чтобы сдать их в ломбард.
За 20 лет я принёс много горя своей семье. Эмоциональной боли, финансовых потерь. И всё, что для меня делали близкие, никак не помогало. Моя болезнь брала надо мной верх и вытворяла что хотела.
Был опыт с наркологиями. Первый раз отдал 2000 евро за анонимность в 2010 году. Я тогда ничего не почувствовал. Приехал, меня обкололи, я лёг спать. Работа была такая себе. А в обычной городской наркологии, где я сам встал на учёт, потому что мне было очень плохо, больно и денег я уже нигде не мог найти, меня тоже просто закалывали препаратами. Я был привязан, у меня текли слюни. Такой себе опыт. Сомнительный.
Кодировок у меня не было. И я никогда не вшивался.
- Сколько длился самый большой период трезвости до реабилитации?
- У меня было несколько ремиссий до реабилитации. Одна из них полуторагодовая, когда я переключился на спорт. Вообще я мастер спорта по боксу, перворазрядник по боевому и классическому самбо, вёл тренировки. У меня были взрослые группы по боксу, детские, женские. В окружении много спортсменов. Но, как говорится, в семье не без урода. Я всё равно сорвался.
- Роман, когда ты почувствовал первые изменения в себе?
- Моё выздоровление началось после третьего шага, то есть после восьми-девяти месяцев с начала реабилитационной программы. Хотя не было такого, что я как-то некачественно разбирал задания до этого. Но по моим ощущениям, внутренние изменения у меня начались именно после третьего шага.
Был такой случай. Нам можно было писать записки домой с просьбой что-то прислать. И я сижу в кабинете программного директора, объясняю, что понимаю, как тяжело моей маме. Она платит за мою реабилитацию, хотя уже пенсионерка. И тут же параллельно пишу в записке, чтобы она прислала мне протеин. Изначально я не придал этому значения. И после разговора у нас началась лекция по расписанию. Я всегда сидел у доски, всё конспектировал слово в слово, иногда и больше. И тут лектор на всю группу говорит: «Возьмём Романа. Он понимает, какие трудности и переживания принёс в семью. И тут же пишет в записке, что ему нужен протеин». Я хотел провалиться сквозь землю и с того момента перестал писать записки с просьбами что-то передать. Я понял, у меня и так есть всё для выздоровления. В самом центре.
В процессе реабилитационной программы я прошёл все функции, в том числе волонтёрские. Мне нравилось применять полученные знания на практике, чтобы развиваться в различных сферах и подготавливать себя к выходу в город.
Когда я стал выездным волонтёром, я наполнялся в городе позитивом, разными эмоциями и возвращался с улыбкой на смену. Ребята, которые ещё не были волонтёрами, смотрели на меня и говорили, что хотят так же.
Иногда в городе становилось страшно. Я не экспериментировал, просто отслеживал свои состояния и выносил это на группу, когда возвращался в центр, для разбора и обратной связи. Чтобы детально понять, что со мной происходит, чего именно я боюсь, где я не проработался и что нужно сделать, чтобы себя усилить.
Я очень хорошо впитывал информацию, которую давали специалисты в центре. Применял её в своей жизни и сам делился знаниями с резидентами. Прошёл школу консультирования Руслана Молодцова и после реабилитации остался работать в центре «Верный шаг».
- До сих пор работаешь в центре консультантом?
- Сейчас уже нет. Но я провожу спортивные мероприятия в разных филиалах «Верного шага», даю лекционные материалы. Приезжаю к ребятам разбирать задания. Кто-то из клиентов просит, чтобы после выпуска из центра я стал их спонсором, помогал работать по шагам.
У меня немножко своеобразный подход к программе. Я согласен, что зависимый человек должен быть частью сообщества, но рано или поздно ему придётся понять, что вокруг есть также обыкновенные люди, которые никакого отношения к реабилитационной программе не имеют. Не являются зависимыми или не признают этого, и с ними в любом случае придётся в каких-то ситуациях контактировать. И там будет совершенно иной разговор, нежели с людьми из сообщества. Выздоравливающим ребятам такой подход нравится. А я считаю, главное, чтоб это приносило пользу, поэтому готов делиться своим опытом.
- С братом получилось наладить отношения после реабилитации?
- Был трогательный момент после центра у брата на дне рождении. Я поднял стакан с компотом, произнёс тост, посвящённый брату. Он выслушал и ответил, что гордится мной, каким я стал, как прошёл весь этот путь и являюсь теперь лучшей версией себя. Я в этом плане с ним полностью согласен.
- Роман, спасибо, что поделился своей историей прохождения реабилитационной программы «Верный шаг». Она действительно вдохновляет и вызывает интерес. Тем более, именно в центре ты не только обрёл трезвость, но и встретил свою будущую жену. Об этом как раз и поговорим в следующий раз.
Продолжение следует.
Все фото в материале опубликованы с согласия Романа.
Напоминаем, наркотики и алкоголь вредны для здоровья и психики. Администрация канала «Федеральная сеть центров реабилитации «Верный шаг» против употребления любых запрещённых в РФ веществ.