Во втором классе "Б" у Томич Людмилы Ивановны шёл второй урок. Завуч вместе со школьной медсестрой вошли в его начале на осмотр учеников.
- Только что были во втором "А", у Валентины Дмитриевны, - обращаясь к учительнице, произнесла молодая медсестра, - пока случаев скарлатины не выявлено... Ребята, у кого горлышко болит? Есть у кого-нибудь сыпь на животе?
Все сидели тихо, никто не отозвался, не поднял руки. За стеной раздался громкий вопль, все напряглись... Так Никандрова в соседнем классе муштровала своих учеников во время контрольной. Томич улыбнулась на это, завуч прикусила губу в который раз решаясь поговорить с директором о вольном поведении старейшего учителя школы, и в который раз уже себя удержала.
- Мы так и будем это слушать каждый раз? - обернувшись к завучу, спросила медсестра. - Я понимаю, авторитет и всё такое, но... разве это дело, когда её ребята бояться? Терпят до конца урока, чтобы выйти в туалет, пугаются даже руку поднять по такому деликатному поводу... Я прошу вас, как медик, поговорите с этой женщиной, пусть она соблюдает свои строгости в переделах нормы. Я пыталась её как-то одёрнуть, но она шипит, как змея... Вот и сегодня толком не дала никого осмотреть, ссылаясь на проведение контрольной работы.
- Но ведь и распускать детей, тоже не дело, во всём нужны разумные строгости, - вступилась завуч.
- Вот именно, разумные! - возразила медсестра.
- Сегодня там контрольная по арифметике, вот она и старается, - снова улыбнулась Томич. - У неё несколько экзальтированный метод работы, не спорю, но каждый волен сам выстраивать отношения с учениками. Хотя, я согласна, что иногда её методы чересчур пахнут палочной дисциплиной, а мы не при царе живём, мы работники советской школы...
В это время в классе у Никандровой уже стояла глухая тишина.
- Я должна слышать, как под потолком муха пролетела, - грозно понукала учеников Валентина Дмитриевна. - Петрищев, что скрипишь ручкой? Почему в не отглаженной форме пришёл, как ещё с твоими родителями разговаривать?
Витька шмыгнул носом, уставился в тетрадку с насупленными бровями. На искосок через ряд от него сидела Наташа в одиночестве, её соседка болела скарлатиной уже вторую неделю.
Сегодня с утра Егорова поднялась с кровати очень вялая, она не стала пить чай, не взяла даже шоколадку, что ей приготовила мама перед школой по совету бабушки "для ума", Наташа вышла с мамой, дошла до остановки, посмотрела, как мама села в трамвай и отправилась в свою школу. По дороге она ощутила, что глазам непривычно горячо, выпавший ночью редкий снежок очень слепил глаза на солнце, теперь он струйками стекал по тротуарам, смываясь в канавы, крутясь спиралью на поворотах дорог. Во время контрольной появилась тупая головная боль, которая распространилась по затылку, голова отяжелела, её хотелось склонить на руки, в самом конце урока, Наташа так и сделала, она опрокинулась на парту, упав на сложенные руки. Классная тут же подскочила к ней и сурово прокричала над ухом:
- Егорова, что за новости ещё?! Может быть ты здесь спать уляжешься во время урока? Хороша!..
Рядом от соседних парт раздался смех учеников. Ребята с ухмылками на лицах, показывали на девочку пальцами. И тут спасительный звонок прозвенел, нет он, буквально, прогремел над ухом, резкой вибрацией отразившись на висках острой болью. Почему? Наташа покрутила тяжёлой головой и протянула свою тетрадь учительнице. Та схватила её, поглядела на Наташино бледное лицо, совершенно не сделав выводы из данной ситуации, потом пробежалась по рядам, собирая контрольные в стопку.
Оставшиеся два урока были настоящей мукой, слабость стала одолевать так, что падала ручка с парты, девочка её дважды наклонялась поднимать с пола, что вызвало сильное раздражение учительницы. В коридор на переменку Наташа не выходила, она ложилась на парту головой, пока Валентина Дмитриевна отправлялась в учительскую. В конце четвёртого урока классная, начавшая проверять тетради с контрольной, снова взглянула на Егорову:
- Ты сегодня сонная, как муха, соберись!.. Опять ошибок нагородила, - она перечеркнула Наташину работу жирной красной ручкой. - Перепишешь сегодня после уроков, я тебя не отпускаю домой. В прошлой четверти еле четвёрку тебе натянули, только из уважения к твоей маме... Ну нет, это уже не на что не похоже! Сядь ровно, что спишь? - она подскочила к девочке, грубо хватая её за плечи, поправляя осанку за партой. - Ровно сиди, что сутулишься?! Ещё потом жалуются, что у них дети такие кривые получаются после окончания школы... Потому что дисциплину не держат, не правильно сидят!.. И не надо на меня обижаться! Я правильно говорю...
Наташа была готова разрыдаться, так ей было плохо, так хотелось поскорее уйти домой, а её оставляли ещё на один урок:
- Я не останусь, не могу! - со слезами на глазах ответила Егорова.
- Что значит "не могу"? Сразу видно, что набаловали тебя до нельзя!.. Конечно, мама там учитель, два папы - неизвестно, какой из них настоящий!.. Семейка!..
Наташа покрутила головой, не понимая сказанного, голова была тяжёлая, глаза горели, кожа на подбородке натянулась, как на барабане. Она хотела встать, ноги подкосились и Егорова снова плюхнулась на скамью за узкую парту.
- Вот что, милая, надоело мне всё это, - классная решительно направилась к двери. - Сейчас же буду вызывать твою мамашу сюда, пусть полюбуется на своё чадо набалованное, - хотя чем именно Наташа была так разбалована, Никандрова не могла сформулировать. Её откровенно бесила та аккуратность, которая была присуща этой девочке, все платьица, кофточки были подобраны идеально и хорошо смотрелись на её худенькой фигурке, отчего казалось, что обыкновенная одежда на ней была всегда нарядной и дорогой. Встречаясь с ней на улице в обычной обстановке без школьной формы, Никандрова окидывала Наташу всегда долгим, ненавистным взглядом. Что побудило её так относиться к этой девочке, ей даже самой было непонятно, но откровенная неприязнь сквозила во всех моментах общения с этой семьёй. - Сейчас позвоню твоей матери в школу, пусть явится сюда, глянет на дочку, как та на парте валяется все уроки подряд и ещё не хочет исправлять свою двоечную работу!
После того, как классная убежала звонить в учительскую, минуты пошли очень медленно. Наташа несколько раз сползала с парты, чуть ли не падая на пол, Петрищев её поддерживал, пересел к ней рядом, чтобы вместе исправить свою контрольную, в которой тоже ошибок нагородил.
- Не боись, - шептал он ей на ухо, - мать твоя очень даже понятливая!.. Мой брательник у неё учиться в школе по русскому, она строгая, но справедливая, никогда так вот не рявкнет! - он кивнул головой на пустой учительский стол, имея ввиду свою классную.
- А почему в той школе он учиться, а не у нас? - наклонился к ним сосед Северин Андрей.
- Там есть спортивный класс, а брательник хочет стать лыжником, - был ответ.
Когда вошла в класс мама, Наташа уже не соображала ничего, её она видела сквозь какую-то красную пелену. Девочка вымученно улыбнулась на её приход. Та бросила взгляд на дочку:
- Что ты такая бледная? Головка болит? - Света подошла к парте, погладила Наташу по голове, потрогала её лоб. - Что это, температура поднимается?
- Симулянтка, - раздался рядом голос Никандровой. - Не написала контрольную, а теперь заболела сразу!..
В класс просунулась голова ещё одной вызванной мамы, ученик Морозов тоже сильно раздражал классную, она хотела именно сегодня перед выходным днём накрутить родителям мозги за нерадивых детей. И это ей удалось на славу!
Егорова при дочери не стала ругаться, помогла ей одеться и отправила домой:
- Я зайду, проверю тебя, а то мне не нравится как выглядишь, - напутствовала её Светлана, вырванная из своего рабочего графика по вызову Никандровой.
Мама осталась стоять у доски рядом с учительским столом. О чём они беседовали, Наташа уже не слышала, она плелась с отяжелевшим портфелем домой, спустилась со второго этажа, вышла на школьный двор и заметила красные тени на подтаявшем снегу, очень удивившись при этом... Наташа перешла проезжую дорогу, свернула в соседний двор мимо спортивной площадки, так было ближе до Почтовой, а дальше... она не могла идти, встала у столба на котором висела баскетбольная сетка, прислонилась к нему горячим лбом, тяжело дыша. Сердце стучало очень сильно, толчками отдавая в виски и затылок нестерпимой болью, глазам стало ещё горячее, тени расползались по снегу яркими ажурными росчерками, образуя непривычную для глаза пёструю вязь. Она оторвалась от столба, бросая вперёд своё непослушное тело, наступая на талый лёд, в лужи, в рыхлый снег, раскисший на солнце. В ноябре эти места редко покрывали зимние метели, вот и вчерашний снег уходил в почву так и не слежавшись до твёрдого наста. Наташа хлюпая ногами по воде, плелась к дому...
Она медленно переступила через порог, толкнула свою дверь, сбросила у входа ранец. Дальше её не хватило, девочка сползла на пол по дверному косяку, сбивая на затылок красную беретку с круглым помпоном.
В таком положении с зелёнкой под глазами, на полу у прикрытой двери, застала её Светлана. Она ахнула, наклонилась к дочке, поднимая её с пола:
- Наташа, детонька, что с тобой? - тормошила она свою дочурку, целуя её в бледные губки. - Ты вся горишь!
Светлана водрузила её прямо в одежде на свою постель, стала раздевать, расстёгивая на ней пальтишко, разматывая шарфик... Через несколько минут она уже стояла в коридоре у висящего телефона, звонила в скорую помощь:
- Ребёнку плохо, - кричала она в трубку, - пришла со школы, упала у двери, даже не смогла раздеться... вся горит!.. Второй класс, четвёртая школа!
- Температура высокая? - спрашивала дежурная.
- Не мерила, но думаю, что очень... Голова горячая, а руки ледяные!..
- Что вы хотите, у них в школе ветрянка и скарлатина ходит... Сейчас свяжусь с вашей районной поликлиникой, пришлю вам детского врача. Все бригады на срочных вызовах, а у вас рядовой случай... Ждите!
Светлана бросила трубку, устремилась обратно в комнату, подошла к постели, на которой лежала Наташа без движения, с открытыми губами, тяжело втягивая в себя горячий воздух. Тело было тяжёлым, веки тоже, хотелось поговорить с мамой всё ей объяснить о своём состоянии, но не было сил даже открыть глаза. Она попыталась приподнять кисть руки, но тут же хлопнула её обратно на простынь. Наташа слышала всё, что происходило в комнате, как вошла соседка Калинина с банкой варенья, как они с мамой обсуждали Наташины промокшие ноги, холодный ветер, как потом пришла детский врач Картавенко. Наташа приоткрыла веки, перед глазами мелькали радужные круги с пышной каштановой причёской молодой врачихи. Та приподняла край её рубашки, в которую её наскоро переодела мама:
- Сыпь на животе, - произнесла она. - Я так и знала, дайте горло посмотрю, принесите чайную ложечку.
Наташу приподняли от подушек, она с трудом открыла рот, показала горло.
- Так и есть, скарлатина, - был вердикт. - Есть ещё дети в доме?
- Тут в бараке маленьких не осталось, все съехали, - ответила испуганная Светлана. - Скоро нас расселят... А что же делать?
Калинина стала пятиться назад к двери, ища рукой на ощупь дверную ручку. Это страшное слово, внушало до сих пор панический ужас у пожилых людей, которые помнили, как тяжело текла эта болезнь в прошлые годы. Женщина вылетела в коридор, забежала к себе в комнату, плотно закрывшись внутри.
В кабинете Лазарева в конце рабочей недели под вечер было очень шумно, спорили до хрипоты о способах решения вопросов взаимодействия экстренных служб города, о формировании новых отделений и отделов в самом УВД, решались практические и базовые вопросы, пока не подошёл следователь областной прокуратуры Логинов. Все понимали, что он пришёл в их ведомство не просто так, требовалась помощь. Ещё раз обсудили пока не разрешённый случай с Вадимом Пискуновым, из-за которого Логинова задержали в городе.
- А что Слуцкий думает по этому поводу? - спрашивал у Логинова майор Рузаев в ходе дискуссии.
- Он сейчас завален проверочными материалами и актами до потолка!.. Он ведь приехал сюда не дело Пискуновское разбирать, а по другому поводу, меня просил разобраться с этим по-быстрому, но видно, что всё получает резкий оборот. Полученные данные от вас, товарищи, говорят, что не всё тут просто, - отвечал Логинов. - Вадима выписывают, сегодня будет дома к вечеру, не хочет оставаться в госпитале на выходные. Не было никаких больше посягательств, пока он был на лечении. И следили за палатой, выставляли там людей дополнительно, хотели взять на живца - не получилось. Вот и ваши оперативники высказывают мнение о том, что не Вадим был объектом внимания, хочется ещё раз с вами это обсудить.
- Всё так, - спорил Лазарев, - но если взвесить фигуру его отца и понять посыл, то опять нет толкового объяснения.
- Что вы имеете ввиду?
- Дорогой Аркадий Сергеевич, неужели Пискунова-старшего будут выслеживать на стройке? Что они не знают, те, кто послал человека для нападения, что он из кабинета своего не выходит?.. Уже проследили, небось!
- Стойте, - вскинул руку Евгений, - давайте эту ситуацию с другой стороны крутить!.. - и он снова взялся за свой излюбленный метод, проигрывать как в спектакле сюжет расследования. - Всем понятно, что начало всему - это краевая проверка. О чём она, нам не докладывали, только можем догадаться. Майору Логинову Слуцкий сообщил вкратце про утечку кадровых данных с одного из военных заводов. А Пискунов-старший - кадровик! Значит он может по своей служебной деятельности, наступить кому-то на больной мозоль. Так?! Ведь это очевидно, что именно он, а не Вадим - старший лейтенант не имеющий должного веса в ведомстве... Идём далее, - Евгений привстал, подтягивая к себе отчёт о телефонном разговоре, зафиксированный в протоколе. - Вот здесь сказано, - открыл он папку с бумагами, - что Варыгин имени не произносил, когда упоминал Пискунова. Он лишь крикнул в трубку, чтобы послали человека на стройку вместо его зама. То есть, слышали все, кто был с ним в кабинете, лишь произнесённую фамилию. И вот представьте себе, что среди бывших там служащих, есть человек, чьими сведениями пользуются заинтересованные лица. Человек этот получил задание докладывать всё, что касается Сергея Ивановича, а тут такой удобный случай - произнесли его фамилию, да ещё послали на стройку. Согласен, что не его это тема, но те, кто был в соглядатаях, не может знать всей важности дела, а вдруг, а если... А если он сам по каким-то причинам туда выезжает поздно вечером? Случай удобный. Вот поэтому и не смогли они во время собраться и узнать всех подробностей, потому что сведения эти нужно было ещё передать. Пока освободились из кабинета, пока этот человек покинул пределы военного завода, вышел через проходную, добрался в город, прошло уже много времени...
- Значит, это уже не Дробышева, - уточнил Логинов. - Её фигуру сразу отметаем, потому как она сама работает на данном предприятии, и уже могла бы найти возможность позвонить с завода своим благодетелям. А так прошло много времени, если всё разложить, как предлагает нам капитан Султанов.
- Это не я предлагал, это сперва предложил Егоров, но ему не хватило умения всё это порядком рассказать. Мы вместе думали не один день и пришли к выводу, - Евгений кивнул головой на Алексея, сидевшего молча рядом, - что дело не закончится одним Вадимом, тревожная ситуация складывается. Ведь если цели не достигли те, кто старался вывести из строя Пискунова-старшего, они будут теперь действовать гораздо изобретательнее, а мы ушами опять прохлопаем, обидно будет... А я думаю, что всё же на Сергея Ивановича был направлен этот акт... Почему же тогда преступник не стал добивать Вадима? У него было много возможностей это сделать, пока прибежала помощь - крепкий сильный мужлан в сравнении с Пискуновым, который даже ножа у него не смог выбить... Давайте ещё раз представим, я вражеский агент, сижу слушаю Варыгина, при мне говорят фамилию, на которую направлено сейчас внимание, но... я агент-то мелкий, иначе мною не стали бы так рисковать, а значит, всех видимых причин я не могу знать, так же как и не разбираюсь до конца в тонкостях служебного коридора. Называя фамилию Пискунова, посылаю человека на стройку, тот прибывает, но уже напав, понимает, что слишком молодая жертва, и потому он не стал добивать Вадима, не к чему!..
- Причина?! - полковник Лазарев поднял на лоб свои очки с толстыми линзами.
- Опять же, проверка! - добавил Логинов. - На авиамоторный завод скоро прибывает новый кадровик, его на прошлой неделе ещё ждали, но он не смог во время передать дела своему приемнику в Воронеже, тот задержался в командировке. А на него рекомендацию давал именно Сергей Иванович, и не только на него... Нет не его это была инициатива, Гринькова рекомендовали в другом ведомстве, но когда узнали, что с ним Пискунов служил, тогда и попросили Сергея Ивановича подключиться к сбору данных. Они в приятельских отношениях, несколько раз уже говорили по телефону в предвкушении встречи. Знают хорошо друг друга... Тут дело не в этих связях, здесь какой-то общий разворот всего совокупного вместе. Вот и я прихожу к выводу, выслушав ваших коллег, что охота идёт именно на Сергея Ивановича.
- Не прохлопать бы ушами, - повторился Евгений. - Предложите тому же Слуцкому разработать наблюдение за ним, только так, чтобы не спугнуть фигурантов и в нужную минуту их накрыть с поличным.
- Там уже есть под подозрением одна дама, - произнёс Логинов. - Наблюдение установлено за всеми, кто был во время телефонного разговора в кабинете у кадровика. И думаю, что это всё же не Дробышева...
- Зуева, надо полагать? Она недавно переведена сюда из Ейска, но к ней никаких претензий при проверке не было, - добавил полковник. - Мы по своей линии тоже её проверяли, передали сведения в область про всех, кто устраивался на завод вновь.
- Там и будет чисто по всем направлениям, - Логинов усмехнулся. - Шпионы не дураки, чтобы посылать людей на заведомый провал! Вот Слуцкий и проверяет сейчас всех заново, ищет возможные лазейки на оформление документов.
- Только теперь стрелять из-за угла, как в Короленко, они не будут, и нападать с ножом тоже... Потому что это будет слишком очевидно, для маскировки используют что-то незаметное в быту, - наконец разлепил губы Алексей, до этого молча сидевший за столом. - Например - яд!
- Всё может быть, - встрепенулся Логинов. - Сам лично буду разговаривать с Сергеем Ивановичем, чтобы носил на работу только свою посуду и еду...
- Мы пришли к выводам определённого рода, цели наметили, пути их достижения, пока только намечаются, - произнёс в завершении совещания Лазарев. - Теперь все службы должны сработать оперативно и чётко, каждый должен иметь представление о своих тактических задачах.
Два часа назад Алексей пришёл домой, Евгений остался на дежурство по городу до девяти утра... Все эти два часа Егоров ходил по комнате с Наташкой на руках. Девочка горела, её то сильно знобило, колотило, как в судорогах, то бросало в жар и тогда она тянула ручки к ковру, висевшему на стене, шепча пересохшими губами:
- Папа... папочка, смотри... они летят! Лебеди по ковру летят... Они улетают... лови, лови! - она вскидывала головку, облизывая сухие губы.
- Плохо ей совсем, - сквозь слёзы говорила Света, стоявшая у постели. - Может быть отвезём её в больницу? Боюсь я...
На слово больница, Наташа открывала глаза, она помнила, что с этим словом связаны страдания её взрослого друга, Саши Терещенко, как он беззвучно плакал в дальней комнате барака, когда лежала на лечении его сестра. Значит - это очень страшно - больница, и она напрягаясь всем телом, хватала отца за шею и просила:
- Папочка... не отдавай меня туда, не надо... в больницу не отдавай... я умру там. Боюсь, папочка!.. Не вызывайте больше никого!..
- Нет-нет, лапонька моя, я тебя никому не отдам! - он прижимался губами к её горячему личику, целовал холодные ладошки, продолжая носить дочку по комнате. - Моя доченька, никому её не отдам!.. Нет-нет, Света, даже не проси!
- Опомнись, Лёша! - молила Светлана. - Может быть так лучше будет?!
- Лучше?! Вспомни моего коллегу Осипова... У него сын умер в больнице от желтухи, не спасли. Нет, никаких больниц нам не надо, - успокаивающе он гладил Натульку по голове. - Мы сами справимся, верно?! - он улыбался на свои слова, а душа горела огнём, как у Наташки тело от температуры.
Она снова вспоминала Сашкино горе:
- А вот Саша, он тоже боялся... Саша... Саша!
- Саша?! - Егоров с улыбкой закивал головой. - Я видел его в Ростове, когда ездил туда по делам в этот раз... передал ему твой привет, доченька. Он очень обрадовался, вспоминал, как вы с ним в кино ходили, как вы его с Элькой с пляжа вытаскивали из под ивы... Обещался приехать на Новый год к нам! - Алексей продолжал ходить по комнате.
- Лёша, ты устал, давай, положи её, надо и ей дать покой... Вот и таблетки пора пить, антибиотики выписали, - Светлана подошла к тумбочке, взяла таблетки и стакан воды. - Ничего, всё пройдёт... всё утихнет. Врач сказала, что самая активная фаза - это пять дней, потом легче будет. Она наблюдала её одноклассницу, та уже пошла на поправку, а у Наташи тяжёлая форма.
- Откуда она поняла, что скарлатина? - спросил Алексей.
- Она врач, знает её симптомы. Провела пальцем по животу где сыпь, и там осталась бледная полоса на коже, потом такая высокая температура в первые дни бывает не часто... Лёша, положи её, надо таблетки дать!
Девочку положили на кровать, укрыли тонким покрывалом, подняли голову, дали выпить таблетки.
Когда утром с дежурства пришёл Евгений, первым делом, как вошёл в комнату, увидел непривычную картину: Алексей сидел с красными глазами, видимо, всю ночь провёл без сна, на краю своей кровати, Света прикорнула рядом с лежавшей под покрывалом бледной Наташкой. В нос шибанул резкий запах лекарств и микстур. Печка в углу, плоская, кирпичная, которую использовали для готовки в зимнее время, была сильно натоплена, створка её распахнута настежь, прогоревшие дрова с треском отбрасывали голубоватые искры.
- Что... что случилось?! - спросил он упавшим голосом.
Алексей повернул к нему голову, разлепляя припухшие губы:
- Наташка заболела сильно... скарлатина у неё!.. В больницу не отдали, сами справимся... Я её никому не отдам! - он наклонился над своей дочкой, разглядывая её спокойные черты. После таблеток, она уснула уже без бреда.
Температура спала лишь через четыре дня, всё это время Егоров не отходил от кровати дочки, Света взяла больничный, Алексей позвонил на работу, но там были уже осведомлены о тяжёлой ситуации в их семье. Евгений пришёл в УВД в понедельник весь тревожный, сам не свой и рассказал о тяжёлом Наташином состоянии, что Егоров буквально не спускает своё дитя с рук.
- Конечно, какой из него теперь работник после бессонных ночей, - говорил полковник. - Да и мысли никакие больше в голову не придут, как только о здоровье дочери... Бедный ребёнок, где же она схватила эту гадость?
- В школе, - ответил Евгений. - Елизавета Юрьевна ругается на чём свет стоит, говорит, что упустили девчонку! Бегает, мол, одна с ключами на шее целыми днями, а мы на работе совсем о ней забыли... Правильно ругается!.. Она совсем малышка ещё, ей бы в куклы играть!.. Хочет бабушка её к себе увести, чтобы в шатровскую школу ходила. Там она при деле будет, ведь Елизавета Юрьевна работает не каждый день в спортшколе у гимнасток, и к тому же во второй половине дня. Всегда сможет привести Наташку со школы, а потом с собой её возьмёт на занятия... Целый день ребёнок будет под присмотром.
- Гимнастку из неё будет делать? - улыбнулся Рузаев.
- Какое там?! - рассмеялся Евгений. - Она маленькая и хрупкая, ей надо в детском садике работать, когда вырастет, или быть домохозяйкой-белошвейкой, вот это её настоящее занятие!
Он не мог даже предположить, какая ей достанется в итоге судьба!
Тем временем наблюдения за подозреваемыми продолжались, особый интерес у Слуцкого вызывала Настя Зуева. Ему докладывали каждый день о её странном поведении. Вот уже несколько раз подряд она подходила к зданию центрального аппарата, крутилась возле административного корпуса, а потом не входя туда, быстро уходила на почту. Оттуда она звонила всегда по одному и тому же номеру в Ейск из будки автоматической связи. Этот номер был закреплён за гостиницей "Звёздная".
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.