Метка времени: 14:07:22:18
Кают-компания «Велеса» теперь пахла жареным картофелем — точнее, его сублимированной версией, которую Алёна щедро сдобрила ароматизатором «деревенский дымок». На столе, притянутые к «полу» слабым ускорением, плавали крошечные шарики специй, цепляясь за тарелки. Александр, вверх ногами относительно всех, тыкал вилкой в пачку с надписью «Куриный суп-лапша», пока Евгений не отобрал её:
— Хватит издеваться над едой. Лучше скажи, какую книгу будем слушать сегодня.
— «Марсианские хроники», — Алёна подбросила в воздух флешку с золотой обложкой. — В честь юбилея Брэдбери.
— Опять? — Андрей закатил глаза, но улыбался. — Две недели назад же был юбилей.
— Зато теперь слушаем с комментариями, — Сергей, устроившись в углу с планшетом, поднял палец. — Я нашёл записи лекций литературоведов.
Медиатека, напоминала алтарь поп-культуры: сотни фильмов, от «Космической одиссеи» до «Кин-дза-дза», аудиокниги от Толстого до Стругацких, плейлисты с классикой и электроникой. Елена, как главный архивариус, строго следила, чтобы никто не перезаписывал её подборку релакс-треков с пением китов.
— Вчера загрузил новый сериал с Земли, — Евгений прокручивал список на экране. — «Созвездие Ориона». Про колонистов-неудачников.
— Запрещаю, — Алёна схватила его за руку. — Нам хватит своих неудачников.
Метка времени: 14:12:45:55
Сеанс связи с Землёй всегда начинался с помех. Сегодня на экране возникла мать Андрея, её лицо, искажённое трёхсекундной задержкой.
— Андрюша… — голос донёсся позже, будто эхо. — Мы с папой смотрели репортаж. Ты так похож на папу в молодости…
Он кивнул, зная, что ответ придёт через шесть секунд.
— Всё хорошо, мам. Работы много, но справляемся.
Её улыбка запоздало расплылась на экране.
— Целуем. Возвращайся… — Она поправила платок, поняв оплошность. — То есть… удачи.
Андрей выключил экран, поймав в воздухе летящую шоколадку от Елены.
— На, для нервов.
Метка времени: 14:18:30:10
Спор начался за ужином, как привычный ритуал. Александр, размахивая тюбиком с витаминной пастой, доказывал:
— Колония выживет только при полной автономии. Никакого импорта с Земли! Заводы по переработке, замкнутые циклы…
— И что, даже книги будем на марсианской глине печатать? — Алёна ткнула в планшет с проектом оранжереи. — Культура — это не только еда.
— Культура — это роскошь выживших, — парировал Александр. — Сначала кислород, потом Шекспир.
Сергей, обычно молчавший в спорах, неожиданно вставил:
— На Марсе не будет выживших без Шекспира. Люди сойдут с ума от однообразия.
— Вот! — Алёна подняла руки, расплёскивая воду в пакете. — Даже командир за искусство!
Александр, разворачивая голограмму марсианского купола, ткнул в трёхмерную модель завода по переработке реголита:
— Вот идеал! Самодостаточность, как у Уотни в «Марсианине». Выжил же на картошке и науке.
— Тот чуть не сдох, — Алёна переключила проектор на иллюстрацию из «Дюны». — Посмотри на Фрименов: они превратили пустыню в рай. Без биосферы мы станем как жители подземелий из «Метро 2033».
Евгений, не отрываясь от пайки платы, встрял:
— В «Нейроманте» люди вообще в киберпространстве жили. Марс колонизируют роботы, а мы будем в аватарах щелкать тюльпаны.
— Тюльпаны? — Елена подняла бровь. — «Солярис». Ты же читал, что случилось с экипажем, когда их психика столкнулась с неизвестным? Без души даже роботы сломаются.
Сергей, обычно молчавший, неожиданно процитировал Ницше, тыча в воздух пальцем:
— «Без музыки жизнь была бы ошибкой». Колония без искусства — не колония. Это склад живых трупов.
Александр фыркнул:
— А Циолковский писал: «Земля — колыбель разума, но нельзя вечно жить в колыбели». На Марсе нам нужны не театры, а кислород!
— «И». И кислород, и театры, — Алёна показала кадр из «Аватара», где неистово цвели люминесцентные растения. — Эйва создала целую цивилизацию через симбиоз. Человек — часть системы, а не раб конвейера.
— Система… — Евгений закатил глаза. — В «Бегущем по лезвию» репликанты тоже хотели систему. Чем кончилось?
— Тем, что они стали человечнее людей, — парировала Елена. — HAL 9000 ошибся, потому что ему не дали искусства.
Андрей, до сих пор молчавший, выстрелил цитатой из Стругацких:
— «Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдёт обиженный!» Но если мы не договоримся, обиженными будем все.
Спор затих, как пересохший ручей. Алёна доедала картошку, Александр скрипел карандашом по своей зарисовке — схеме завода, а Сергей уставился на голограмму Земли, уже невидимой за иллюминатором.
— Ладно, — Евгений первым нарушил тишину, запуская на экране трейлер «Звёздных войн». — Сегодня смотрим, как джедаи спорят. Может, научимся.
— Это же на целую вечность… — Протянул Александр, но отказываться от киноклассики не стал.
Все засмеялись, но за смехом пряталось понимание: завтра спор начнётся снова. Ритуально, как молитва.
Метка времени: 15:22:15:30
Вечерний кинопоказ превратился в ритуал. Сегодня выбрали «Кин-дза-дза». Евгений, знавший диалоги наизусть, комментировал каждую реплику:
— Вот видишь, Андрей, гравиццапа — это же прототип «Сварога», пепелац — наш «Велес»!
— Тогда мы — артисты. Ку! — Засмеялась Елена. Она попыталась присесть, но в микрогравитации это вышло не очень убедительно.
Даже Сергей улыбался, пока Алёна не спросила:
— Каждая дырочка — это целый мир… Наша — на Марсе.
Тишина повисла, как в кульминации фильма.
— Мы станем самыми обычными героями, — сказал Андрей. — Обратного билета нет, Козёл с дырочками не переместится.
Когда фильм закончился, Андрей остался дежурить в рубке. На экране мерцала траектория «Сварога» — ровная линия, рассекающая пустоту. Он открыл дневник, добавив запись:
«День 15. Жизнь здесь — странный микс между круизом и тюрьмой. Мы спорим о будущем, смеёмся над глупостями, едим картошку с дымком. Иногда забываю, что за стеной — вакуум, смерть, вечность. Может, это и есть счастье: не замечать пропасти, пока идёшь по канату».
За его спиной вплыла Алёна, неся два тюбика с «чаем» — коричневой субстанцией, лишь отдалённо напоминающей земной напиток.
— Держи. Сегодня с ароматом «утро в сосновом лесу».
Он сделал глоток, морщась.
— На сосны не похоже.
— Зато на надежду, — она пристроилась рядом, глядя на звёзды. — Похоже?
Андрей не ответил. Но в иллюминаторе, где плыл Марс, уже теплился огонёк — крошечный, но свой.