— Ты здесь никто, — проговорила Маргарита Борисовна, когда разговор достиг самого болезненного момента.
— Но она моя сестра, — возразила Лена. Её голос звучал твёрдо, хотя внутри всё сжималось.
Катя стояла в нескольких шагах, разрываясь между желанием высказать протест и страхом ещё больше разжечь конфликт. Она почувствовала, что от материнских слов её словно «выключают» из семейной жизни, но решила не отступать.
Маргарита Борисовна была женщиной около шестидесяти пяти лет, с ровной осанкой и строгим взглядом, который когда-то приводил в трепет целые классы учеников. Она преподавала русский язык и литературу, фанатично соблюдая дисциплину и точность. Закончив карьеру, всё своё нерастраченное стремление к порядку перенесла на дом.
Старшая дочь Лена, тридцати шести лет, работала бухгалтером в муниципалитете и подрабатывала написанием небольших заметок для местной газеты. По характеру она отличалась сдержанностью и склонностью к компромиссам. Лена росла послушным ребёнком, которого материна строгая рука научила аккуратности и ответственности — ценой постоянной самоцензуры.
Катя, младшая дочь, появилась, когда Лене было одиннадцать. С тех пор в доме поселился маленький вихрь непохожести: Катя росла подвижной, с мечтательным складом ума, с лёгким авантюрным духом. В юности она уехала в другой город искать творческую самореализацию. Но теперь вернулась, потеряв работу в закрывшемся культурном центре и не имея чёткого плана.
В гостиной, обставленной мебелью ещё советской эпохи, витало напряжение. Спадало тепло недавнего обеда, на котором почти не разговаривали. На столе лежала белоснежная скатерть, под ней скребли пол стулья, когда кто-то вставал или менял положение.
— Мама, мы ведь просто хотим, чтобы Катя пожила с тобой какое-то время, — вздохнула Лена, аккуратно поправляя салфетку на столе. — Это ненадолго, пока она найдёт новую работу.
— Конечно, «ненадолго», — недовольно отозвалась мать, — но за это время я успею поседеть окончательно. Вы же знаете, как я отношусь к беспорядку и к «мнимым» планам.
Катя промолчала, собираясь с духом. Иногда ей казалось, что материнский укор передаётся даже сквозь тишину.
— Мама, — Лена подошла ближе к Маргарите Борисовне, стараясь говорить мягко, — я же рядом, помогу следить за домом, если вдруг что-то...
— Знаю я ваши «вдруг что-то», — пожала плечами мать. — Ладно, пусть живёт, раз приспичило. Но прошу: без этих экспериментов, которыми Катя раньше промышляла.
Катя хотела спросить, что именно считается «экспериментом», но удержалась. Сама она просто мечтала работать в культуре, возможно, оформлять выставки, вести кружки... Но у матери все эти занятия считались несерьёзными.
Наутро Катя решила доказать, что может приносить пользу: встала чуть раньше и затеяла на кухне блины. С детства помнила, что Маргарита Борисовна любит тонкие блинчики на кефире. Однако сковорода оказалась коварной, тесто пригорало. В итоге первая партия вышла чёрной по краям.
— Это мои «шедевры», — криво усмехнулась Катя, когда Лена заглянула на кухню. — Хотела удивить маму, а получились сомнительные диски.
— Ничего, — успокоила её Лена, убирая в сторону обуглившиеся блинчики. — Можно списать на художественный замысел. Только мама вряд ли оценит.
И точно, войдя на кухню, Маргарита Борисовна окинула взглядом чёрную кромку на стопке блинов и сказала сухо:
— Благодарю, конечно, но я, пожалуй, обойдусь кофе.
Катя, сжав губы, быстро завернула неудавшееся угощение в пакет, чтобы не мозолило глаза.
С утра она листала вакансии: отправляла резюме куда только можно, в том числе — в местный центр народного творчества. Уже к вечеру получила ответ: её ждали на собеседовании.
— Мам, представляешь, — Катя попыталась поделиться радостью, — у нас тут в городе открывается новый центр народного творчества! Хотят, чтобы я помогала с детскими кружками, если пройду собеседование.
Маргарита Борисовна отложила тряпку, которой протирала полку, и глянула на дочь поверх очков:
— Не сомневаюсь, что ты согласишься. Только вот что это за работа? Творческая, да? Значит, ненадёжная...
— Там вроде предлагают стабильный оклад, — вмешалась Лена. — И оформление официальное.
— Посмотрим, — проронила мать, качнув головой. — Ладно, пусть сама разбирается, она же «взрослая» девочка.
Катя расстроенно отвернулась, но старалась держать спину прямо, давая понять, что готова отвечать за свои решения.
К вечеру обстановка не стала лучше. Чтобы как-то сплотить семью, Лена предложила всем вместе поужинать. Она приготовила жаркое, сделала салат, попросив Катю лишь помочь с овощами. Втроём сели за стол, внешне всё казалось спокойно, пока не зашла речь о будущем собеседовании.
— Вдруг ты его не пройдёшь? — спросила мать, нарочито невзначай. — Или, что хуже, пройдёшь, а там окажется всё не так радужно.
— Ну, я хотя бы попробую, — Катя старалась отвечать ровно. — Не могу же я сидеть без дела.
— Тебе это и не свойственно: сидеть без дела, — усмехнулась Маргарита Борисовна, и в её голосе послышался давний сарказм.
Катя закусила губу, чтобы не ответить резко. Но в этот раз первая не сдержалась Лена:
— Мама, тебе правда так важно всё время подчёркивать, что Катя непостоянная?
— А разве нет? — возразила мать, отодвигая тарелку. — Я хочу, чтобы она не наступала на те же грабли.
— По-моему, она уже давно учится на своих ошибках, — повысила голос Лена. — Нельзя всё время держать её в клетке недоверия.
— Ты считаешь, что я к ней предвзята? — Маргарита Борисовна посмотрела на Лену, прищурившись.
— Кажется, что да, — призналась та. — Иначе почему любое Катино действие вызывает у тебя скепсис?
В комнате стало так тихо, что слышалось тиканье настенных часов. Мать хотела что-то сказать, но только сжала губы и встала из-за стола:
— Я устала от этого разговора. Лучше пойду к себе.
Она вышла, и Лена ощутила, что тепло, царившее за столом, словно покинуло комнату вслед за ней. Катя, не поднимая глаз, собирала грязную посуду.
— Прости, — сказала Лена сестре, — может, я всё усложнила...
— Нет, спасибо, — шёпотом отозвалась Катя. — Я ценю, что ты заступаешься. Но иногда боюсь, что это её ещё больше раздражает.
На следующий день Катя собралась на собеседование. К собственному удивлению, обнаружила, что мать тихо подошла к её комнате с серым плащом в руках:
— Это из моих старых вещей. Он в хорошем состоянии, выглядит прилично. Попробуй надеть.
У Кати сжалось сердце: значит, в глубине души мама всё же желает помочь.
— Спасибо, — произнесла она.
Вечером Катя вернулась вдохновлённая: её приняли в центр народного творчества почти сразу, увидев в ней подходящего человека для детских кружков. Она кинулась рассказывать об этом Лене в гостиной, и та порадовалась вместе с сестрой. Оставалось узнать, что скажет мать.
— Поздравляю, — негромко произнесла Маргарита Борисовна, когда Катя зашла к ней на кухню, — но постарайся не потерять эту работу, как предыдущие.
Звучало почти как «не верю, но…», однако Катя чувствовала в тоне мамы что-то вроде признания. И пусть это выглядело суховато, она всё равно улыбнулась.
На следующее утро Маргарита Борисовна сама приготовила блины. Когда Катя и Лена проснулись, их встретил терпкий запах кофе и аккуратная стопка румяных блинчиков, горящих золотистыми краями.
— Я подумала, вы не против сытного завтрака, — сказала мать, заварив чай.
Катя благодарно улыбнулась: этот жест показался ей символическим — как будто мама готова к диалогу. За столом они обменялись парой спокойных фраз, и никто не повышал голоса. Маргарита Борисовна задала несколько вопросов о будущем расписании Кати, и даже иногда кивала в ответ с невольным интересом.
Позже, собравшись втроём сходить за продуктами, они вышли на прохладный воздух. На рынке мама выбирала овощи, приглядываясь к ценникам, Катя искала материалы для кружковой работы, а Лена аккуратно складывала покупки в большую сумку.
— А давайте, раз уж мы все тут, зайдём в кафе-мороженое? — вдруг предложила мать. — Вроде рядом есть небольшое заведение.
Сёстры переглянулись, удивлённо улыбаясь. Маргарита Борисовна не любила лишних трат и непривычных заведений. Но сегодня словно сделала исключение. Внутри кафе играла негромкая музыка, Катя выбрала любимый пломбир со свежими ягодами, а Лена помогла матери разобраться в меню.
За маленьким столиком они разговаривали о пустяках, смеялись над забавными эпизодами из старой школьной практики Маргариты Борисовны, вспоминали, как Катя в детстве раскрасила Ленины учебники фломастерами. Мать всё ещё поглядывала на Катю с лёгким прищуром, но тот не был таким жёстким, как раньше.
Под вечер, вернувшись домой, они занялись бытовыми делами: Катя сортировала новые материалы для занятий, Лена мыла овощи для салата, а Маргарита Борисовна, с видом человека, который что-то решил, помешивала в кастрюле морс.
— Меня опять звали в школу вести занятия после уроков, — проговорила она, не оборачиваясь. — Вроде как факультатив, общение с детьми. Сама думала отказаться, мол, возраст не тот.
Катя посмотрела на неё с любопытством:
— А почему бы и нет? Раз уж зовут, значит, вы нужны.
Мать недоверчиво покачала головой:
— Не знаю. Вдруг сил не хватит. Да и я по-другому уже живу...
Лена положила на стол пучок укропа:
— Дети любят искренних педагогов. Мне кажется, ты могла бы приобщить их к языку куда лучше, чем некоторые молодые учителя.
Маргарита Борисовна осторожно тронула ложкой дольки яблок в морсе, глядя поверх очков на дочерей. Казалось, она не рассчитывала, что именно Катя и Лена её так поддержат.
— Ну... может, попробую, — промолвила она наконец и выключила плиту.
За ужином сидели втроём. Катя с энтузиазмом рассказывала о планах в новом центре, Лена подхватывала, задавала уточняющие вопросы. Мать изредка делала замечания, но уже не в форме упрёков, а скорее как житейский совет — как подобрать материал, как наладить дисциплину среди детей.
Лена почувствовала, что напряжение, копившееся все последние дни, потихоньку отступает. Конечно, мама не превратилась в добрую сказочницу, всё ещё могла бросить колкое замечание, но уже не открывала конфликта на ровном месте. Катя, в свою очередь, перестала бунтарски ждать нападок и стала реагировать спокойнее.
Поздно вечером Лена сидела в своей комнате, перелистывая свои записки для газеты. За стеной было тихо — Катя укладывала на полку свои краски, а Маргарита Борисовна, наверное, уже прилегла. Лена вспомнила недавние слова матери: «Пусть сама разбирается», — и поняла, что за этой колкой формулировкой скрывается попытка дать Кате самостоятельность.
«Семья — это не всегда обниматься и весело смеяться, — подумала Лена, устало улыбаясь. — Иногда это умение выпустить близкого человека на его дорогу, даже если не одобряешь каждый шаг. Мама держится строго, но заботится по-своему. А главное, что мы продолжаем быть вместе, поддерживая друг друга».
С этими мыслями она закрыла тетрадь, ощущая тихое, тёплое удовлетворение: Катя нашла работу, мама готова открыться новым возможностям, а она, Лена, уже не просто «мостик», а женщина с собственным голосом, умеющая защитить сестру. И как бы ни развивались события дальше, теперь в их доме гораздо больше взаимопонимания и простых, но важных шагов друг к другу.
НАШ ЮМОРИСТИЧЕСКИЙ - ТЕЛЕГРАМ-КАНАЛ.