В стерильном мире идеального порядка скрывается душа, жаждущая свободы. Что случится, когда тщательно выстроенная клетка начнет трескаться, а за безупречными стенами откроется настоящая жизнь? История о том, как побег может стать возвращением домой.
— Разве ты не понимаешь? Всё делается исключительно для твоего же блага, — шёпотом произнесла женщина, возвышавшаяся над кроватью.
— Мама, но я хочу просто погулять... все ребята во дворе, — пролепетал тоненький голосок из-под одеяла.
— Извини, солнышко, но снаружи слишком грязно. Ты же знаешь правила нашего дома. Здесь мы в безопасности.
Тусклый свет единственной настольной лампы едва освещал комнату, где с педантичной точностью был выверен каждый предмет. Ни пылинки, ни следа человеческого присутствия — только стерильная, безжизненная чистота.
***
Утренний свет пробивался сквозь безукоризненно чистые стёкла трёхкомнатной квартиры в доме по улице Зелёной. На идеально выглаженной скатерти обеденного стола не было ни единой складки, а посуда, расставленная с геометрической точностью, сверкала, словно на витрине магазина «ЕвроПосуда».
За столом, расправляя безупречно отглаженную салфетку, сидела Валентина Петровна — женщина с лицом, испещрённым морщинами от вечного недовольства окружающим миром. Стрелки настенных часов фирмы «Янтарь» показывали ровно семь утра.
Через минуту из спальни вышел её сын Григорий — тридцатипятилетний мужчина с преждевременно поседевшими висками и странной, неуверенной походкой, словно он боялся наступить на что-то ценное. Мягкие тапочки марки «КомфортДом» практически не оставляли следов на идеально чистом паркете.
— Утро, — коротко произнёс Григорий, застывая у стола и ожидая разрешения матери сесть.
— Доброе утро, Гришенька, — ласково отозвалась Валентина Петровна, откладывая газету «Местный вестник». — Садись, всё готово. Сегодня я приготовила твои любимые яйца вкрутую — ровно три с половиной минуты, как ты любишь.
Деревянный стул под Григорием скрипнул, и этот звук заставил Валентину Петровну поморщиться. На идеально начищенной поверхности стола дымился чай из фарфоровой чашки фирмы «Дулёво».
— Вчера видела Алевтину Николаевну, — начала Валентина Петровна, разливая чай по чашкам, — её дочь вернулась из колледжа. Какая симпатичная девушка выросла! Помнишь Дашеньку?
— Смутно, — пробормотал Григорий, осторожно поднимая чашку двумя руками, словно боясь расплескать жидкость.
— Вот бы тебе такую жену, — мечтательно произнесла Валентина Петровна, отламывая крохотный кусочек хлеба. — Пора уже о семье подумать. Мне уже шестьдесят пять, хочется внуков понянчить.
Григорий замер с поднесённой ко рту ложкой. Его взгляд остекленел, словно у испуганного зверька.
— Мама, мы же говорили об этом. Я не готов...
Улыбка Валентины Петровны стала сладкой, как безе из кондитерской «Сластёна» на углу их улицы.
— Глупости, Гришенька. В твоём возрасте все мужчины давно женаты. И не смотри так удивлённо — я всё решила. Завтра вечером мы идём к Алевтине Николаевне на чай. Я уже договорилась.
Вилка в руке Григория звякнула о край тарелки, оставив еле заметную царапину на белоснежном фарфоре. В глазах Валентины Петровны мелькнула тень раздражения.
***
Звонок в дверь прозвучал ровно в семь вечера. Валентина Петровна, облачённая в платье из дорогой ткани, купленное специально для этого случая в бутике «Элегант», придирчиво осмотрела Григория.
— Галстук съехал, — строго указала она, поправляя безупречно завязанный узел на дешёвом галстуке с янтарными оттенками. — Помни, о чём мы договорились. Ты рассказываешь о своей работе в библиотеке, упоминаешь, что любишь классическую музыку и оперу. И, ради бога, не сутулься!
За дверью соседней квартиры их встретила Алевтина Николаевна — полноватая женщина с химической завивкой, создающей вокруг её головы нечто вроде желтоватого нимба.
— Валечка! Гриша! Как же мы рады! — защебетала она, пропуская гостей в прихожую с обоями в цветочек.
Квартира Алевтины Николаевны представляла собой полную противоположность стерильному жилищу Валентины Петровны. Повсюду лежали газеты, журналы, какие-то безделушки. На диване валялся плед, а на журнальном столике стояли немытые чашки.
— Проходите, проходите! Даша сейчас выйдет, — суетилась Алевтина Николаевна, убирая с кресла вязание. — Сергей Михайлович, муж мой, к родственникам уехал, так что мы одни, по-семейному посидим.
Валентина Петровна бросила взгляд на Григория, чьи пальцы нервно теребили манжеты рубашки. Тот не решался сесть на диван, казавшийся ему чудовищно грязным.
— Дашенька! — позвала хозяйка. — Гости пришли!
Из комнаты вышла молодая девушка с яркими розовыми прядями в тёмных волосах. Её джинсы были порваны на коленях, а футболка с надписью «WILD» казалась вызывающе облегающей.
— Здрасьте, — буркнула девушка, окидывая Григория оценивающим взглядом.
— Какая прелестная девочка, — неискренне улыбнулась Валентина Петровна, в уме уже прикидывая, сколько времени понадобится, чтобы привести в порядок этот «кошмар».
За чаем разговор не клеился. Григорий отвечал односложно, Дарья откровенно скучала, вертя в руках смартфон марки «СамсунгS20».
— Даша у нас в колледже учится, на дизайнера, — гордо сообщила Алевтина Николаевна. — Такая талантливая!
— Очень интересно, — кивнула Валентина Петровна. — А мой Гриша...
— Может, покажете своё творчество? — неожиданно перебил Григорий, глядя на Дарью.
Валентина Петровна замерла с чашкой у губ. За тридцать пять лет её сын впервые проявил инициативу в разговоре.
Дарья подняла удивлённый взгляд.
— Да ничего особенного, — пожала плечами она, но было видно, что вопрос ей польстил. — Так, рисую иногда... для себя.
— Покажите, — тихо, но настойчиво повторил Григорий.
Девушка вздохнула, потом открыла на телефоне галерею и протянула устройство Григорию. На экране светились яркие, необычные рисунки — странные существа, фантастические пейзажи, причудливые узоры.
— Это... необычно, — выдавил Григорий, листая изображения с искренним интересом.
— Да ладно, скажите честно — фигня полная, — усмехнулась Дарья. — Меня и из колледжа-то за такое выперли. Предки ещё не знают.
— Что?! — вскрикнула Алевтина Николаевна.
— Нет, это действительно интересно, — неожиданно твёрдо произнёс Григорий. — У вас свой стиль.
Дарья недоверчиво посмотрела на него, словно пытаясь понять, не издевается ли он.
— Даша, немедленно объясни, что значит «выперли»! — побагровела Алевтина Николаевна.
В этот момент Валентина Петровна, чья улыбка стала ещё более приторной, положила руку на плечо соседки.
— Алевтина, давайте пройдём на кухню. У меня есть интересное предложение, которое может решить вашу... проблему.
***
Май выдался неожиданно жарким. Розы в вазе, купленные Валентиной Петровной в цветочном павильоне «Флора», уже начали увядать, несмотря на все ухищрения хозяйки.
Через месяц после знакомства Григория и Дарьи в маленькой церкви на окраине района состоялась скромная свадебная церемония. Алевтина Николаевна, всё ещё не оправившаяся от новости об отчислении дочери, вместе с вернувшимся мужем Сергеем Михайловичем безропотно согласились на предложение Валентины Петровны.
— Вы понимаете, Гриша — надёжный человек, — убеждала она соседей. — А девочке нужна крепкая рука и дисциплина. В моём доме она быстро научится порядку и ответственности.
Сергей Михайлович, мужчина с военной выправкой и суровым взглядом, только кивал в такт словам Валентины Петровны.
— Пусть берёт, — решительно заявил он после недолгих размышлений. — Может, хоть кто-то сделает из неё человека. Мы уже устали.
Солнечные лучи проникали через балконную дверь в спальню, которую теперь занимали молодожёны. Валентина Петровна настояла, чтобы они жили в её квартире — «так будет проще приучить Дашеньку к порядку».
— Встаём в шесть утра, — диктовала Валентина Петровна правила, сидя за обеденным столом перед растерянной Дарьей. — Завтрак в семь. Обед в час дня. Ужин ровно в шесть вечера. В квартире ходим только в домашних тапочках. Верхнюю одежду — в шкаф, предварительно осмотрев на предмет загрязнений. Волосы необходимо перекрасить в естественный цвет.
Григорий сидел рядом, опустив глаза, не смея возразить матери. Дарья же слушала со странной полуулыбкой, будто всё происходящее казалось ей каким-то сюрреалистическим спектаклем.
— А в туалет по расписанию или можно без разрешения? — неожиданно спросила она, подпирая щёку рукой.
Валентина Петровна замерла, а Григорий впервые за много лет издал звук, похожий на сдавленный смешок.
— Бесстыдница, — процедила Валентина Петровна. — Вижу, воспитывать тебя придётся с нуля.
— Непременно, — улыбнулась Дарья. — Но сначала я хотела бы узнать, где мы с мужем будем спать. В одной комнате, надеюсь?
Лицо Валентины Петровны приобрело странный пурпурный оттенок.
— Разумеется, — процедила она. — Но имейте в виду — стены в нашей квартире очень тонкие.
Первая брачная ночь в комнате Григория стала настоящим испытанием для обоих новобрачных. Валентина Петровна настояла, чтобы дверь в спальню оставалась приоткрытой — «на всякий случай».
— Ты всегда так живёшь? — шёпотом спросила Дарья, лёжа на краю кровати рядом с напряжённым, как струна, Григорием.
— Как? — еле слышно отозвался тот.
— Как в музее или больнице, — пояснила Дарья. — Всё стерильно, не дышит, не живёт.
Григорий долго молчал, глядя в потолок.
— Я не знаю, как по-другому, — наконец признался он.
Дарья повернулась на бок, рассматривая профиль мужа в тусклом свете фонаря с улицы.
— А хотел бы узнать?
***
Утренний ветер трепал полупрозрачную занавеску на приоткрытом окне спальни, когда Дарья проснулась. Несколько секунд она лежала, разглядывая идеально белый потолок квартиры своей свекрови. Ни единой трещинки, ни малейшего изъяна — как и всё в этом доме.
Рядом тихо посапывал Григорий, её муж вот уже три недели. Брак, на который она согласилась только из-за скандала с отчислением. Тихий, безынициативный мужчина с задавленной волей и вечным страхом в глазах. Дарья повернула голову, изучая его спящее лицо. Без привычного напряжения оно казалось моложе, почти мальчишеским.
— Знаешь, — прошептала она, хотя знала, что он не слышит, — мы не можем так жить дальше.
***
За ужином Валентина Петровна методично нарезала курицу, приготовленную по рецепту из кулинарной книги "Домашний очаг".
— Дашенька, — произнесла она, вытирая край тарелки безукоризненно чистой салфеткой, — заметила, что ты не постирала блузку, которую надевала вчера. Бережливость — хорошее качество, но чистота важнее.
Весеннее солнце догорало за окном, окрашивая стерильную кухню в золотистые тона.
— Возможно, блузка не испачкалась, — тихо заметил Григорий, не поднимая глаз от тарелки.
Взгляд свекрови стал острым, как лезвие японского ножа из набора "Мураками", который она приобрела в магазине "Домашний стиль".
— Чистая одежда пахнет свежестью, а не духами, — отчеканила она. — Кстати, Григорий, ты оставил следы от обуви в прихожей. Я стерла их, но впредь будь внимательнее.
Муж кивнул, сгорбившись ещё сильнее. Дарья наблюдала за ним, ощущая, как внутри растёт смесь жалости и раздражения.
— У меня есть знакомая, которая моет своего кота дважды в неделю, — продолжила Валентина Петровна, разливая компот по хрустальным стаканам. — Считаю это образцовым подходом к гигиене.
Уголок губ Дарьи дрогнул.
— Бедный кот, — пробормотала она.
— Что ты сказала?
— Ничего, просто подумала о коте, — ответила невестка, откладывая вилку. — Можно мне выйти из-за стола? Я хотела бы прилечь, голова немного болит.
Свекровь поджала губы.
— Конечно, уборка посуды сегодня твоя обязанность, но я сделаю исключение. Надеюсь, это не станет привычкой.
***
Спустя час Дарья лежала на кровати, листая журнал "Современное искусство", купленный втайне от свекрови. Звук открывающейся двери заставил её поспешно спрятать журнал под подушку.
В комнату вошёл Григорий, осторожно прикрыв за собой дверь.
— Тебе правда нехорошо? — спросил он, присаживаясь на край кровати.
Молодая женщина вздохнула, глядя в потолок.
— Физически — нет. Душевно — да. Григорий, я задыхаюсь здесь.
Муж опустил глаза, рассматривая свои руки с аккуратно подстриженными ногтями.
— Понимаю, — тихо сказал он. — Мама бывает... требовательной.
Дарья приподнялась на локте.
— Требовательной? Твоя мать превратила твою жизнь в тюрьму! Она контролирует каждый твой шаг, каждый вдох. И теперь пытается сделать то же самое со мной.
— Она заботится...
— Не называй это заботой, — перебила его Дарья. — Это одержимость контролем. Разве ты сам хоть раз выбирал, как тебе жить?
Григорий долго молчал, а затем неожиданно спросил:
— Зачем ты согласилась на этот брак?
Этот вопрос застал Дарью врасплох.
— Родители заставили, — призналась она. — После отчисления из колледжа они были в бешенстве. А твоя мать предложила "идеальное решение" — выдать проблемную дочь за "стабильного мужчину".
Вечерний сумрак сгущался в комнате, но ни один из них не включал свет.
— Я знаю, что не был твоим выбором, — сказал Григорий. — И понимаю, что ты несчастна здесь.
На мгновение Дарья почувствовала укол совести.
— Дело не в тебе, — мягче произнесла она. — Ты неплохой человек, Григорий. Просто... ты никогда не был самим собой. Тебе не давали такой возможности.
Муж поднял на неё глаза, в которых мелькнуло что-то новое — слабый отблеск осознания.
— Когда ты сказала, что учишься на дизайнера и тебя отчислили... за что именно?
— За "неприемлемую эстетику", — усмехнулась Дарья. — Я создавала то, что чувствовала, а не копировала учебники. Моя преподавательница была чем-то вроде твоей матери — помешана на "правильности".
Григорий нерешительно протянул руку и коснулся её плеча.
— Покажи мне ещё свои рисунки. Пожалуйста.
***
Выставка работ на экране смартфона затянулась до глубокой ночи. Григорий впервые за много лет забыл про время, завороженно разглядывая странные, причудливые образы, созданные Дарьей.
— Это... удивительно, — шептал он, перелистывая изображения дрожащими пальцами. — Почему их не оценили?
Дарья пожала плечами.
— Потому что они не вписываются в рамки. Как и я сама.
Она внимательно посмотрела на мужа.
— Григорий, ты когда-нибудь делал что-то сам? По собственному желанию?
Он растерянно моргнул.
— Я... не уверен. Мне кажется, нет.
— А хотел бы?
Вопрос повис в воздухе. За окном проехала машина, на секунду осветив комнату фарами.
— Да, — наконец произнёс он, и этот тихий ответ прозвучал громче любого крика.
Дарья придвинулась ближе.
— У меня есть друзья в Вишнёвске. Они снимают большую квартиру в старом доме на улице Художников. Там живут музыканты, художники, писатели. Обычные люди, которые просто... живут как хотят.
Сердце Григория забилось чаще.
— Ты предлагаешь...
— Уехать, — закончила она. — Просто взять и уехать. Начать жизнь заново, без твоей матери, без моих родителей. Только ты и я. Сможешь решиться?
Григорий закрыл глаза, представляя себе жизнь без ежедневных проверок, без постоянных замечаний, без вечного страха сделать что-то неправильно.
— Я не знаю, смогу ли...
— Сможешь, — твёрдо сказала Дарья. — В тебе есть сила, просто она спрятана очень глубоко. Я её вижу.
***
Следующие две недели прошли в тайных приготовлениях. Дарья постепенно отправляла свои вещи почтой друзьям. Григорий, впервые проявляя инициативу, начал снимать небольшие суммы со своего счёта, чтобы не вызвать подозрений матери, контролировавшей его финансы.
Они назначили день — 17 мая, вторник. В этот день Валентина Петровна должна была посетить своего врача в поликлинике "Здоровье нации" и провести там не менее трёх часов.
Накануне побега Григорий почти не спал, лёжа с открытыми глазами и представляя себе новую жизнь. Рядом тихо дышала Дарья, взявшая на себя всю тяжесть организации их исчезновения.
— Ты не боишься? — шёпотом спросил он.
Она повернулась к нему.
— Боюсь. Но ещё больше боюсь остаться здесь и превратиться в такую же безжизненную куклу, как...
Она не договорила, но Григорий понял.
— Как я?
Дарья коснулась его щеки.
— Нет. Ты ещё жив внутри. Я это чувствую.
***
Утро вторника выдалось солнечным. Валентина Петровна, как обычно, приготовила завтрак ровно к семи часам.
— Гришенька, не забудь полить цветы сегодня, — сказала она, допивая чай. — И проследи, чтобы Дарья правильно протирала книжные полки. В прошлый раз она оставила разводы.
— Хорошо, мама, — послушно ответил Григорий.
Часы в гостиной пробили восемь, когда Валентина Петровна надела безукоризненное светло-серое пальто, купленное в магазине "Элегантность".
— Буду к часу дня, — сообщила она. — Обед должен быть готов. Сегодня по расписанию рыбный день.
Дверь закрылась. Дарья и Григорий застыли, прислушиваясь к звуку удаляющихся шагов.
— Ушла, — прошептала Дарья, бросаясь в спальню. — У нас мало времени.
Заранее подготовленные сумки были извлечены из тайника под кроватью. Дарья методично складывала последние вещи, пока Григорий стоял посреди комнаты, словно не веря в реальность происходящего.
— Не передумал? — спросила Дарья, заметив его нерешительность.
Григорий глубоко вдохнул.
— Нет. Просто это... непривычно.
Она улыбнулась.
— Это только начало непривычного.
Через двадцать минут они стояли у входной двери. Григорий оглянулся на квартиру, в которой прожил всю свою жизнь. Безукоризненная чистота, идеальный порядок, полное отсутствие жизни.
— Готов? — тихо спросила Дарья.
Он кивнул, сглотнув комок в горле.
— Да.
***
Через два часа они уже сидели в поезде, следующем до Вишнёвска. Григорий непрерывно оглядывался, ожидая, что в любой момент появится мать и заставит его вернуться. Дарья крепко держала его за руку.
— Ты представляешь, что будет, когда она вернётся домой? — спросил он.
Дарья вздохнула.
— Представляю. Она позвонит моим родителям, устроит скандал, возможно, даже заявит в полицию. Но мы оба совершеннолетние. Нас не могут заставить вернуться.
Поезд тронулся, постепенно набирая скорость. Город за окном начал удаляться, превращаясь в размытое пятно.
— Я никогда раньше не покидал его, — признался Григорий.
— Теперь покинул, — улыбнулась Дарья. — И это только начало.
***
Валентина Петровна вернулась домой ровно в час дня, как и планировала. Отсутствие запаха готовящейся пищи насторожило её ещё в прихожей.
— Григорий? Дарья? — позвала она, проходя на кухню.
Тишина квартиры показалась ей странной. На обеденном столе лежал конверт с её именем, написанным почерком сына. Внутри оказалось короткое письмо:
"Мама,
прости, но я должен попробовать жить самостоятельно. Мы с Дарьей уехали. Не пытайся нас искать. Я буду звонить.
Григорий."
Валентина Петровна опустилась на стул. Впервые в жизни её мир, выстроенный по строгим правилам, рухнул.
***
Друзья Дарьи, художник Степан и музыкантша Марина, встретили молодую пару в Вишнёвске с распростёртыми объятиями. Их большая квартира в старом доме на улице Художников, с высокими потолками и скрипучими половицами, стала для Григория настоящим откровением.
— Здесь так... — он замялся, подбирая слово, — живо.
Степан, высокий парень с растрёпанными волосами и краской под ногтями, хлопнул его по плечу.
— Добро пожаловать в реальный мир, чувак.
***
А в это время Валентина Петровна металась по квартире, словно тигрица в клетке. Впервые стерильная чистота её дома не приносила ей успокоения. Она набрала номер Алевтины Николаевны.
— Эта ваша дочь! — закричала она в трубку. — Она украла моего сына! Вы должны что-то сделать!
В голосе соседки звучала странная, непривычная твёрдость:
— Никто никого не украл, Валентина Петровна. Они взрослые люди и сами решили уехать.
— Но как вы можете быть такими спокойными? Ваша дочь бросила колледж, сбежала с чужим мужчиной...
— С мужем, — поправила Алевтина Николаевна. — И знаете, мы с Сергеем Михайловичем многое обдумали. Может, для Даши действительно лучше найти свой путь, а не тот, который мы для неё выбрали.
Валентина Петровна задохнулась от возмущения:
— Вы... вы просто не заботитесь о своём ребёнке!
Повисла пауза, а затем Алевтина Николаевна тихо произнесла:
— А может, именно в этом и заключается настоящая забота — позволить детям жить своей жизнью? Подумайте об этом, Валя.
***
Через неделю после побега Валентина Петровна решилась на крайние меры. Она нашла адрес в Вишнёвске через знакомую в паспортном столе и отправилась туда с утренним поездом.
Дом на улице Художников поразил её своей неряшливостью. Стены, исписанные граффити, облупившаяся краска на перилах, запах пыли и творчества.
Дверь открыла незнакомая девушка с фиолетовыми волосами.
— Вам кого? — спросила она, с любопытством разглядывая безупречно одетую пожилую женщину.
— Я ищу сына. Григория, — отчеканила Валентина Петровна. — И его жену Дарью.
Девушка оглянулась в глубину квартиры:
— Марин, тут к Грише мама приехала!
Из комнаты вышла молодая женщина с гитарой в руках.
— Здравствуйте, — вежливо кивнула она. — Гриши с Дашей сейчас нет. Они переехали два дня назад.
— Куда? — потребовала Валентина Петровна.
— Они просили не говорить, — твёрдо ответила Марина. — Но если хотите, я могу передать, что вы их искали.
Валентина Петровна впервые в жизни ощутила полную беспомощность.
— Он... в порядке хотя бы? — тихо спросила она.
Марина улыбнулась:
— Знаете, я никогда не видела человека, который бы так быстро раскрывался. Они сняли маленькую комнату в другом районе. Даша рисует, а Гриша устроился помощником в книжный магазин. Он счастлив, правда.
***
Вернувшись домой, Валентина Петровна впервые не стала вытирать пыль с полок. Она сидела в кресле, глядя на фотографию маленького Гриши в рамке из магазина "Уютный дом".
Телефон зазвонил неожиданно. На экране высветилось "Гриша".
— Ты где? — сразу спросила она, схватив трубку.
— Здравствуй, мам, — голос сына звучал иначе, в нём появились новые, незнакомые нотки. — Мне сказали, что ты приезжала.
— Конечно, приезжала! Ты исчез без предупреждения! Я волновалась!
Пауза.
— Мам, я не мог сказать тебе заранее. Ты бы не позволила.
Эти простые слова ударили сильнее любого обвинения.
— Ты должен вернуться, — твёрдо сказала она. — Эта жена плохо на тебя влияет.
— Нет, мама, — тихо, но решительно ответил Григорий. — Я не вернусь. Впервые в жизни я делаю то, что хочу. Дышу полной грудью. Знаешь, оказывается, мир не рушится, если постель заправлена не идеально ровно.
— Но как же я? — выдохнула Валентина Петровна.
— Я буду звонить, — пообещал сын. — На день рождения, на праздники. Но я не вернусь к прежней жизни. Никогда.
***
Прошло три месяца. Валентина Петровна продолжала поддерживать идеальную чистоту в квартире, но что-то изменилось. Она часто стояла у окна, глядя на улицу, где играли дети, пачкая одежду и смеясь. Однажды Алевтина Николаевна встретила её у подъезда.
— Новости от молодых есть?
— Звонил на прошлой неделе, — сухо ответила Валентина Петровна. — Говорит, всё хорошо. Дарья нашла работу в какой-то дизайнерской студии.
— А наша сказала, что они комнату побольше сняли, — улыбнулась соседка. — И Гриша стихи начал писать. Представляете?
Валентина Петровна не ответила. Она не могла представить своего тихого, послушного сына пишущим стихи.
***
К Новому году пришла открытка — яркая, нарисованная от руки. На ней были изображены Дарья и Григорий, держащие в руках маленькую ёлочку. И подпись: "Мама, мы хотим пригласить тебя в гости на праздники. Если захочешь."
Валентина Петровна долго смотрела на открытку. Потом достала из шкафа свое лучшее платье и принялась гладить его с привычной тщательностью.
В новогодний вечер она стояла перед дверью небольшой квартиры в Вишнёвске. Сердце колотилось как сумасшедшее. Когда дверь открылась, она увидела сына — с отросшими волосами, в свитере странного покроя, с незнакомой улыбкой на лице.
— Мам, — просто сказал он. — Заходи.
Квартира была маленькой, не слишком чистой, с картинами на стенах и книгами, разбросанными повсюду. В углу стояла небольшая ёлка, украшенная самодельными игрушками.
— Чаю? — предложила Дарья, выходя из кухни. В её волосах снова были яркие пряди, а на лице — спокойная уверенность.
— Да, пожалуйста, — кивнула свекровь, непривычно смущённая.
Она смотрела на сына, двигающегося по комнате с новой, незнакомой свободой. Он рассказывал о своей работе, о новых друзьях, о стихах, которые начал писать. Его глаза светились жизнью.
— Ты... счастлив? — спросила она, когда они остались наедине.
Григорий серьёзно посмотрел на мать:
— Да. Впервые в жизни я действительно счастлив.
— Я думала, что берегу тебя, — прошептала она. — А на самом деле...
— Я знаю, — мягко прервал её сын. — Ты хотела как лучше. Но чистота и порядок не могут заменить жизнь.
В комнату вошла Дарья с подносом. На нём стояли три разные чашки — ни одного сервиза, никакой симметрии. Было слышно, как за окном шумит город, готовящийся к новому году.
— Знаешь, мама, — сказал Григорий, поднимая чашку, — ты всегда можешь приехать к нам. Не обещаю, что здесь будет идеально чисто, но...
— ...зато здесь будет жизнь, — закончила за него Дарья.
Валентина Петровна осторожно пригубила чай. В голове мелькнула привычная мысль о том, что чашки не совпадают и скатерть не выглажена должным образом. Но впервые за долгие годы она отпустила эту мысль и вместо этого просто улыбнулась:
— За новую жизнь, — сказала она, поднимая чашку. — Для всех нас.
За окном начал падать снег, покрывая грязный город чистым белым покрывалом — достаточно чистым, чтобы быть красивым, и достаточно живым, чтобы растаять с приходом весны.
"Настоящая любовь не стесняет, не связывает, а открывает путь к свободе." — Антуан де Сент-Экзюпери
Автор: Владимир Шорохов ©
Книги автора на ЛитРес