Холод пронизывал до костей. Когда на улице целый день стоит удушающая жара, даже и не верится, что где-то может быть так холодно, как было в этом подвале, в который бросили детей. Бросили, как щенят, на земляной пол и захлопнули, неожиданно в этом месте оказавшуюся массивной, крепкой, деревянную дверь.
Детей везли сюда в багажнике. Сначала Нику усадили в салон, но она не переставала сопротивляться. Кидалась на зажавших её с двух сторон здоровенных молодых мужчин. Одному расцарапала щёку, и он психанул. Вытащил девочку за шкирку и запихнул в багажник к Сашке, который изначально оказался там.
В багажнике было тесно и очень страшно, но Ника не плакала. Наоборот, она пыталась что-то придумать. Тормошила Сашку предлагала раскрыть багажник ногами. Девочка не задумывалась, зачем они понадобились этим страшным дядькам. Об этом она спросила Сашку, оказавшись в сыром подвале.
— Чего они от нас хотят, Саш? Чего? — глаза Ники были огромными, влажными, но она не плакала. Все-таки не плакала!
— Мешаем мы им.
Сашка сел на старый полосатый матрас с зелеными пятнами плесени. Матрас был единственным, что валялось на земляном полу подвала. Пацан сел, обхватил голову руками.
— Видела, когда нас сюда затаскивали, мужика в инвалидном кресле? Он на вокзале побирается, а мы мешаем. Понимаешь, Ник, мы для них конкуренты.
В отличие от Ники, Сашка сразу всё понял, когда их схватили на пустынном дощатом перроне. Ведь к нему уже подходил один из этих парней. Подходил на городском вокзале и вполне дружелюбно советовал испариться и не попадаться больше на глаза. Дружелюбность была неискренней, а глаза злыми. Сашка сообразил, что его предупреждают. Сообразил, но не придал значения. Они с Никой дети, что им могут сделать?
А оказалось, могут! Этим людям всё равно, кто перед ними — ребёнок, взрослый человек. Любой может оказаться в багажнике, если пойдёт против.
В подвале было влажно. Стены из старого кирпича, с цементного потолка свисает тусклая лампочка. Под этим же потолком тянется проржавевшая труба, с которой капает вода.
Кап... кап... кап...
Капли стучали равномерно об валяющийся на полу здоровый кусок темного пластика.
Ника начала считать капли. Считать, чтобы убить время до того момента, пока их выпустят, и разъяснят, что от них нужно. Их же выпустят когда-нибудь? Девочка не слышала, как захлопнувший дверь подвала молодой мужчина спросил Серого:
— А зачем закрываем? Им уже и багажника хватило, они перетрухали. Давай базарить.
— Перетрухали, говоришь? Ты эту девчонку видел? Подпусти её поближе, она тебе глаза выцарапает! Чтобы она перетрухала, нужно что-то посерьёзнее, чем багажник. Пусть посидят до утра. Тогда станут, как шёлковые.
—До утра? — с сомнением посмотрел на напитавшуюся влагой массивную дверь парень.
У него недавно ребёнок родился, поэтому детей было жаль. Вернее, нет, не детей. Девочку. С пацаном-то всё понятно, он уже сейчас прожжённый ворюга, и ясно, что из него вырастет. А вот девчонку, какая бы бешеная она ни была, всё-таки жаль.
— Холодно там до утра сидеть, застудятся они.
— А ты чего, этих детдомовских зверят пожалел? — оскалился Серый. — Ничего им не будет, пусть сидят.
Серый был главным, и ослушаться его парень не мог. Но всё-таки заглянул в одну из комнат, в которой спали попрошайки, нашёл огромный, засаленный, неприятно пахнущий бушлат. Спустившись в подвал, кинул его детям. Приоткрыл дверь и молча швырнул, не сказав ни слова.
Сначала ни Сашка, ни Ника на бушлат не отреагировали, но спустя какое-то время, застывший на матрасе парнишка поёжился. Посмотрел на сидевшую рядом Нику. У девочки «зуб на зуб не попадал». Тогда Сашка поднялся, взял с земли бушлат и накинул его на Нику. Девочка под ним утонула. Только макушка осталась торчать. Пискнула:
— А ты? Саш, тебе же тоже холодно. Садись. Мы вдвоем уместимся.
Пацану было неловко, но уж очень холодно. И вот он садится рядом с девочкой. Она прижимается к нему спиной. Они укутываются в бушлат и сидят, потеряв счет времени. Ника шепчет:
— Саш, а что они с нами сделают?
Она говорит это таким тоном, что Сашку будто пронзает насквозь. Бандиты правильно про него подумали. Сашка Павлов — прожженный хулиган, не знающий ни к кому жалости. Ни разу он не посмотрел на Нику, как на человека. Рассматривал девочку, как источник дохода. И вдруг пронзило его непонятное и незнакомое чувство. Чувство вины....
Ника вроде бы обычная детдомовка. Дикая, необузданная, привыкшая отстаивать свое, драться. И в то же время, она другая. Она ходит по вагонам и просит деньги не для того, чтобы обожраться сладостями или купить себе модную шмотку и похвастаться ею перед девчонками. Ника рисует, она увлеченный человек.
Павлов трясся под грязным бушлатом и представлял Нику за мольбертом, как настоящую художницу. Она не должна сейчас сидеть здесь, в подвале, она не должна жить в детдоме. Её место рядом с таким папой, как тот мужик с дачи. Она достойна быть домашней девочкой. Достойна, наверное, больше всех детей из детского дома. Так сейчас казалось Павлову.
Он успел понять, какая она — Ника. Она Дикая, но отстаивает не только свои интересы. Ей не по душе воровство. Она заступается за всех новеньких в детском доме и не боится, когда противник явно сильнее ее. Сашка помнил, как обратил внимание на Нику первый раз. Эта пигалица вступилась за сопливого новенького. Как маленький боевой петушок она наскакивала на Павлова, защищая незнакомого ей мальчишку. Вот такая она, Ника...
И, может быть, она — единственное светлое пятно в жизни детдомовца Сашки Павлова.
— Ника, ты это... прости меня. Ага? Это я же тебя втянул.
— Саш, ты что, — изумилась девочка, — ты плачешь?
Дети сидели, прижавшись друг к другу спинами, и Ника не видела лица Сашки, но услышала дрожащий голос. Первый раз такой голос у него услышала.
— Нет, ты чего? — басом ответил Павлов. — Вот еще, плачешь! Ты давай держись. Мне кажется, нас тут до утра продержат.
— Тогда в детском доме нас хватятся, будут искать.
— Не хватятся, — тяжко вздохнул парнишка, помня о жадной директрисе. Светлана Дмитриевна всем воспитателям «рот заткнет» и не позволит поднимать шум из-за отсутствия Павлова и Кошкиной.
Утром Серый проснулся в своей комнате, полностью обустроенной под постоянное проживание. Конечно, у мужчины был собственный частный дом, но он предпочитал ночевать тут. Присматривать, так сказать, за своими подопечными. Он проследил, как они разбрелись по обычным местам промысла, и только тогда распорядился привести из подвала детей.
Парнишка вошел, выглядя полностью сломленным. А вот девчонка снова брыкалась, извивалась в руках человека, тащившего её в комнату. Серый поразился, откуда столько силы духа у маленькой щуплой девочки. Такой тип людей сложно сломить, но и на них есть меры воздействия.
Плавной походкой хищника Серый приблизился к парнишке и, неожиданно для всех, ударил его под дых. Так ударил, что Сашка глухо вскрикнул, согнулся и упал на пол.
— Не тронь его, не тронь! — завизжала девчушка.
Если бы ее не держал крепкий молодой мужчина, она бы кинулась на Серого, расцарапала бы все лицо, как маленькая дикая кошка.
— Не трону, — ответил Серый, — если ты успокоишься. — Я ударил его из-за тебя. Веди себя смирно, и твой друг больше не пострадает.
Ника обмякла, затихла. За всю ночь она ни разу не заплакала, а сейчас глаза были полны непролившихся слез, когда она смотрела на Сашку. Он лежал на полу, держась за живот.
Серый присел перед парнишкой на корточки.
— А сейчас слушай меня внимательно. Оба слушайте. С этого дня вы будете работать на меня. Каждый день, в назначенное время будете встречаться вот с ним, — Серый ткнул пальцем в одного из парней. — Будете встречаться и отдавать половину всего, что насобираете. Но этого мало. Вы уже причинили мне ущерб. Огромный ущерб! И должны заплатить. Сколько у тебя есть?
Серый толкнул в плечо только-только начинавшего ровно дышать Павлова. Все еще держась за живот пацан поднялся.
— Ничего нет. Сейчас ничего. Я тратил.
Не говорить же было Сашке, что половину он уже отдаёт директору детского дома.
— Так дело не пойдёт, — зло ощерился Серый. — Совсем не пойдёт. Я смотрю, диалога у нас не получается. Сейчас вы вернётесь в подвал и будете думать дальше. Думать, где взять деньги на первый, так сказать, взнос. Уведите их.
— Стойте, стойте! — судорожно вскрикнул Сашка. — Я знаю, знаю, где взять. Вчера был на даче, там такие часы антикварные. Они по-любому очень дорого стоят. Я принесу их вам, только отпустите Нику.
— О, процесс пошел, — оживился Серый. — Рассказывай, что за дача и что там ещё есть, кроме часов.
— Молчи, Сашка, молчи, — всё-таки расплакалась Ника.
А Павлов на неё не смотрел. Не смотрел, но слышал слёзы девочки. Именно из-за неё он начал говорить. Говорить с надеждой, что кражей часов откупится от бандитов, и они отпустят Нику.
— Вчера один дядька приводил нас к себе на дачу. У него там такие огромные часы стоят на камине, в форме лошади. Сразу видно, что очень дорогие. Дядька каждое утро уезжает, а возвращается по вечерам. Я заметил у него на первом этаже открытую форточку. Я залезу туда и вытащу часы. Отпустите девочку, пусть она уйдет.
— Форточка, говоришь? — ухмыльнулся Серый. — Что-то ты велик для форточки. Она полезет, а ты пока в подвале посидишь, для верности.
— Ни за что! — закричала Ника. — Я не полезу в форточку, не буду ничего воровать.
— А если вот так, — прервал протест Ники Серый, вновь ударив Сашку.
На этот раз ударил в челюсть. Ника захлебнулась своим криком, с ужасом глядя на разбитую губу Павлова.
— Ага, я смотрю, до нашей дикарки начинает доходить! — рассмеялся Серый. — Делай, что тебе говорят, иначе твоему другу будет плохо, очень плохо. Он будет сидеть в подвале и ждать. Сделаешь, как нужно, уйдёте оба. Нет, пострадает он.
Ника молчала, с застывшим взором. Серый понял, что девочка сделает всё, что ей скажут. К таким людям нужен особенный подход. Они за других больше боятся, чем за себя. Девчонка мала, а характер имеется. Но сопротивление сломлено, и бывший уголовник начал распоряжаться. Обратился к своим парням:
— Шкет дело говорит. На той станции, где мы их взяли, хорошие дачи, для элиты. Думаю, там есть чем поживиться, кроме часов. Вы сидите в машине, пока девчонка лезет в форточку. Пусть проверит, точно ли хозяин ушел и дача пуста. А потом откроет вам дверь или окно. Машину не светите, спрячьте. Благо, там рядом лес. В общем, поезжайте, проверьте информацию.
На этот раз Нику не стали заталкивать в багажник, разрешили ехать в салоне. Она сидела на заднем сиденье, заплаканная и непривычно тихая. Девочка ненавидела себя за то, что ей предстояло сделать.
Дядька, Юрий Аристархович, был хорошим человеком. Он заинтересовался рисунками Ники, привёл её к себе домой, угощал. А она поступает, как последняя крыса!
Но всё равно девочка знала, что сделает это. Очень страшно было за Сашку. Когда его били, Ника будто сама почувствовала боль. Он не был ей близким человеком, не стал другом, но девочка не могла смотреть, как Сашку обижают.
Ехать пришлось долго. Ехали по трассе, и за весь путь Ника не проронила ни слова. Она была так подавлена, что даже не заметила, как машина подъехала к дачному поселку и остановилась возле леса.
— Дача где? Слышь, малая, где дача?
Ника молча показала пальчиком на прилегающий к лесу забор.
— О, шикарно! — оживился, сидевший за рулем. — Расположение очень удачное. Можно будет перелезть через забор со стороны леса. Так, малая, твой выход. Если проникнешь на дачу и хозяин окажется дома, про нас молчи. Сама что-то заприметила, сама захотела украсть. Нас рядом нет! Нас вообще нет. Понимаешь? Надумаешь проболтаться, вспомни о своем друге.