Николай Гоголь умирал в доме графа Толстого, окружённый странностями, которые больше похожи на театр абсурда, чем на финал гениального писателя. Он боялся Бога, постился до изнеможения и видел тени, от которых не спасали ни пиявки, ни горячий хлеб. Что творилось в его голове в те февральские дни 1852-го? Давайте разберёмся.
Жизнь как у ребёнка
Последние четыре года Гоголь жил у графа Александра Толстого в Москве. Там за ним ухаживали, как за младенцем: еду подавали куда прикажет, бельё стирали «невидимые духи». Он слонялся по комнатам, катая хлебные шарики — говорил, что это помогает думать.
Друзья посмеивались, а он писал свои «Мёртвые души», пока тени в углах не начали шептаться громче. В красном халате, с длинными волосами и усами, он выглядел, по его же словам, «неряхой» — что и запечатлел художник Александр Иванов на портрете.
Гоголю картина не понравилась, но это не всё: тот же Иванов позже вставил его в «Явление Христа народу» — ближайшей фигурой к Иисусу. Случайность? Вряд ли. Верующий художник видел в Гоголе свет, который писатель сам в себе гасил.
Ночь, огонь и «Мёртвые души»
9 февраля 1852-го Гоголь проснулся в ужасе: приснилось, что он мёртв. Голоса во сне что-то шептали — что именно, не узнать. Через два дня, в три часа ночи, он разбудил слугу Семёна, парня из Малороссии, преданного, как собака. Попросил портфель с рукописью второго тома «Мёртвых душ» — той самой, что уже горела в 1845-м, но была восстановлена. Семён, чуя беду, умолял остановиться, но Гоголь велел открыть печь. Тетради полетели в огонь. «Молись, не твоё дело!» — бросил он, глядя, как сгорает Чичиков, который из жулика должен был стать монахом. Россия ждала эту книгу, как спасения, а он её спалил.
Утром Гоголь признался графу: «Хотел сжечь старьё, а вышло всё. Лукавый подтолкнул». Граф, дальний родич Льва Толстого, понимал: его гость не в порядке. Но что это было? Нервы? Мистика? Вызвали врача Фёдора Иноземцева, тот посоветовал отдых, а сам вскоре слёг с болезнью. Помощь запоздала.
Хлеб, пиявки и лестница в никуда
К февралю Гоголь постился так, что доктора хватались за голову. Он боялся грехов и суда Божьего, отказывался от еды, слабел. В ночь на 21-е доктор Клименков обкладывал его горячим хлебом — видимо, чтобы согреть или выгнать «злых духов». Пиявки кусали нос, но тени не уходили. Утром, около восьми, Гоголь умер. Последние слова, записанные психиатром Тарасенковым: «Лестницу, поскорей, давай лестницу!» Куда он рвался — вверх или вниз? Хочется верить, что он дождался солнца, вставшего над Москвой, и ушёл со светом.
А что думал Иванов, рисуя его рядом с Христом? За пять лет до смерти Гоголя картина была готова, и художник, пожертвовавший ради неё всем, видел в писателе не только друга, но и символ борьбы света с тьмой. Может, он был прав, а Гоголь просто не успел победить свои страхи?
Почему так?
Гоголь балансировал между гениальностью и безумием. После провала «Выбранных мест» — странной книги с советами всем подряд, которую разнесли критики, — он замолчал на 10 лет. Второй том «Мёртвых душ» мог стать его триумфом, но огонь решил иначе. Болезнь, видения, вера — всё смешалось в те последние дни. А мы до сих пор гадаем: что это было?
Как думаете, сжёг бы Гоголь рукопись сегодня или всё-таки показал нам Чичикова-монаха? Пишите в комментариях, делитесь мыслями. Лайкните, подпишитесь — у нас ещё много таких историй. А вы верили бы голосам во сне?