Вечер опускался на деревню мягко, как старое одеяло. Николай сидел на веранде, поглаживая шершавыми пальцами перила из струганной сосны. Каждая доска, каждый гвоздь в этом доме прошли через его руки. Сколько раз ладони кровоточили и покрывались мозолями, но сейчас всё это казалось неважным. Дом стоял – его дом.
– Чай будешь? – Валентина вышла на веранду, неся поднос с дымящимися чашками.
– Буду, – он потянулся и с хрустом размял плечи. – Посмотри, Валя, как хорошо получилось. А помнишь, как мой отец говорил – мол, не осилишь ты стройку, Николай, руки не из того места растут?
Валентина поставила поднос и молча села рядом. Её взгляд скользнул по участку – аккуратные грядки, молодые яблони, которые она сама высаживала прошлой осенью.
– Теперь все соседи завидуют, – продолжал Николай, отхлебнув чай. – Тимофей вон заходил, всё спрашивал, как я балки укладывал. Говорю – своими руками, вот как!
Валентина улыбнулась, но как-то натянуто. Она сложила руки на коленях и смотрела на закатное солнце.
– Знаешь, – Николай мечтательно прищурился, – главное, что у меня теперь есть свой дом. Настоящий. Не то что квартира в панельке. Здесь и детям, и внукам место найдётся.
Что-то дрогнуло в лице Валентины. Она повернулась к мужу:
– У тебя?
– А? – не понял он.
– Ты сказал – у тебя теперь есть дом. А я где?
Николай махнул рукой:
– Ну ты же понимаешь, о чём я. У нас, конечно. Просто я же строил.
– Да, конечно, – тихо ответила она и поднялась. – Допивай чай, остынет.
Она ушла в дом, а Николай остался на веранде, с недоумением глядя ей вслед. Потом пожал плечами и снова отхлебнул чай. Только почему-то вкус у него стал совсем другой.
Точка кипения
Утро выдалось хмурым. Валентина стояла у плиты, помешивая кашу, а в голове крутились вчерашние слова. «Главное, что у меня теперь есть свой дом». У него. Не у них – у него.
Николай вошёл на кухню, сладко потягиваясь.
– Всю ночь снился наш дом, – улыбнулся он. – Будто я ещё одну пристройку делаю, для внуков.
Валентина поставила тарелку перед ним так резко, что каша чуть не выплеснулась.
– Коль, давай поговорим серьёзно, – её голос звучал непривычно твёрдо. – Мне не нравится, как ты рассуждаешь о доме.
– А что не так? – он уже вовсю орудовал ложкой.
– «Я построил», «мой дом», – Валентина села напротив, глядя прямо в глаза мужу. – А кредит кто оформлял?
Ложка замерла на полпути ко рту.
– Ты сейчас о чём?
– О том, что на мою зарплату медсестры этот кредит оформили. Потому что у тебя официально всего двенадцать тысяч. А выплачивали мы вместе. И сверхурочные я брала, чтобы хватало.
Лицо Николая начало наливаться краской.
– Так. Ну понятно. Я, значит, три года на стройке горбатился, а ты мне теперь будешь предъявлять бумажки? Ты что, решила всё на себя переписать?
– Я ничего не решила, – Валентина сжала кулаки под столом. – Я просто хочу, чтобы ты помнил – это наш дом. Не только твой.
– Да с чего вдруг ты заговорила об этом? Тридцать лет вместе живём, и всё было нормально!
– Не было, – тихо сказала она. – Просто я молчала.
Николай с грохотом отодвинул тарелку.
– Вот дожил. В собственном доме меня учат, как мне его называть.
Валентина резко встала, почти опрокинув стул.
– Видишь? Опять «в собственном». Будто меня тут нет, будто я... – она не договорила, махнула рукой и быстро вышла из кухни.
Николай остался сидеть, слушая, как хлопнула входная дверь.
Мамино сердце
– Мам, а почему ты не взяла с собой ничего? – Ирина, дочь Валентины, поставила перед ней чашку с липовым чаем.
– Какая разница? Я ненадолго.
Маленькая кухня в двушке дочери казалась Валентине уютной. Здесь было что-то от их старой квартиры – той самой, которую они продали, чтобы начать строительство.
– Опять поругались?
Валентина вздохнула. Ирине скоро сорок, а всё равно перед ней чувствуешь себя как на ладони – всё видит, всё понимает.
– Знаешь, доченька, за тридцать лет много всего накапливается. Но раньше я как-то... проглатывала. А сегодня не смогла.
– Из-за чего на этот раз?
– Из-за дома.
Валентина медленно рассказала всё: и про вечер на веранде, и про утренний разговор, и про «мой дом».
– В сорок пять начали строить, – тихо говорила она. – Думали, не потянем, но я тогда старшей медсестрой стала, зарплата чуть выросла. На меня кредит оформили, потому что у твоего отца с бумагами вечно проблемы. Сама знаешь, он в строительной бригаде – там половина зарплаты в конверте.
Ирина молча слушала, подперев подбородок ладонью – точь-в-точь как делала в детстве, когда внимательно слушала мамины сказки на ночь.
– Три года по копейке собирали. Я дополнительные смены брала, ночные дежурства. Когда последний платёж внесли, я плакала от счастья.
– А папа?
– А папа говорил: «Видишь, Валюша, я тебе дом построил».
Ирина нахмурилась.
– И ты молчала?
– Так ведь правда – он строил. Своими руками.
– Мама, – Ирина накрыла её руку своей. – Ты всю жизнь молчала. Всю жизнь уступала. Пора и за себя постоять.
Валентина удивлённо посмотрела на дочь.
– Тебе шестьдесят два, – продолжала Ирина. – Сколько ещё собираешься быть тенью?
– Но как же...
– Без «как же». Или папа наконец поймёт, что ты – половина этого дома, или... – она не договорила.
Валентина отвела взгляд, глядя в окно. Где-то там, в двух часах езды, стоял дом, который она тоже считала своим. Ирина была права. Пора.
Пустота
Дом без Валентины словно осиротел. Николай бродил по комнатам, не находя себе места. Всё вроде стояло на своих местах, но что-то неуловимо изменилось, будто дом затаил дыхание.
– Вернётся к вечеру, – бормотал Николай, открывая холодильник. – Куда она денется?
Но вечер наступил, а телефон молчал. Он набрал номер дочери, но Ирина сказала коротко:
– Мама у меня. Не волнуйся.
И повесила трубку до того, как он успел что-то спросить.
Утром второго дня Николай впервые сам готовил завтрак. Гренки подгорели, чай получился слишком крепким. Он сидел за столом один, глядя на пустой стул напротив. Раньше он не замечал, как стучит настенные часы – подарок тёщи на новоселье.
В спальне всё ещё витал запах валиных духов. Николай открыл шкаф – её вещи висели аккуратными рядами. Значит, действительно ушла ненадолго. Успокоившись, он закрыл шкаф и случайно задел коробку на верхней полке. Та упала, рассыпав содержимое по полу.
– Чёрт, – выругался Николай, наклоняясь подбирать бумаги.
Это были документы. Квитанции об оплате кредита, договор с банком... Николай медленно опустился на край кровати, вчитываясь в строчки. «Заёмщик: Кузнецова Валентина Сергеевна». Даты, суммы, печати. Пять лет платежей. Последний – два года назад.
Он помнил этот день. Валентина пришла домой сияющая, с бутылкой шампанского. «Коля, мы закрыли кредит!» Они выпили за новый дом, за то, что теперь заживут по-настоящему. А потом он сказал: «Вот видишь, я всё-таки смог, построил нам дом». И она улыбнулась. Просто улыбнулась и ничего не сказала.
Среди бумаг Николай нашёл конверт. Внутри лежали старые фотографии стройки. Вот он стоит, гордый, с мастерком. А вот... он вгляделся. Валентина в рабочей одежде, с измазанным раствором лицом, помогает класть кирпичи. Он и забыл, что она приходила после смен в больнице и работала вместе с ним.
Николай сложил всё обратно в коробку, кроме одной фотографии – той, где они вдвоём на фоне только заложенного фундамента. Молодые, счастливые. С надеждой в глазах.
Он долго смотрел на снимок, затем решительно взял телефон.
Шаг навстречу
Во дворе пятиэтажки, где жила Ирина, Николай чувствовал себя неуместно. Он переминался с ноги на ногу, сжимая в руках потёртую папку с документами. Три раза доходил до подъезда и возвращался к машине.
– Николай Петрович? – окликнула его соседка Ирины, идущая с сумками. – Вы к дочке? А я вам звонить на домашний хотела. Замок у меня заедает, думала, поможете.
– Да, конечно, – он рассеянно кивнул, поглядывая на окна третьего этажа.
– А Валентина Сергеевна как? Здоровье-то бережёт?
– Бережёт, – машинально ответил он и вдруг спохватился: – А вы откуда знаете, что она здесь?
– Так на лавочке вчера сидели, разговаривали. Она всё про дом ваш рассказывала, какой красивый. Гордится очень.
Эти слова странно отозвались внутри. Гордится. Не злится, не жалуется, а гордится.
Поднявшись на этаж, Николай долго стоял перед дверью, собираясь с духом. Наконец нажал на звонок.
Открыла Ирина. Посмотрела строго, как в детстве смотрела мать, когда он приходил поздно.
– Папа? – в её голосе звучало удивление пополам с настороженностью.
– Валя дома? – хрипло спросил он.
– Дома.
Ирина помедлила, потом отступила, пропуская его в квартиру. В коридоре было тесно от вещей – две жизни пытались уместиться на небольшом пятачке.
– Мам, – позвала Ирина, – тут папа пришёл.
Валентина вышла из кухни, вытирая руки полотенцем. Остановилась, глядя на мужа настороженно и чуть вопросительно.
– Здравствуй, – тихо сказал Николай.
– Здравствуй, – так же тихо ответила она.
– Я, пожалуй, в магазин схожу, – буркнула Ирина, натягивая куртку. – Вам чего-нибудь купить?
– Ничего не надо, – в один голос ответили они и невольно переглянулись.
Когда дверь за дочерью закрылась, Николай протянул Валентине папку:
– Я тут нашёл... не специально. Просто коробка упала.
Она взяла папку, но не стала открывать, только прижала к груди, будто защищаясь.
– Валя, – он сделал глубокий вдох. – Я был неправ. Без тебя этого дома бы не было.
Она недоверчиво посмотрела на него:
– Что случилось-то?
– Ничего, – он пожал плечами. – Просто понял кое-что.
Восстановление справедливости
В приёмной нотариальной конторы было тихо. Только тиканье часов да шорох бумаг нарушали тишину. Валентина сидела прямо, сложив руки на коленях, как примерная ученица. Николай же заметно нервничал – теребил воротник рубашки, постукивал пальцами по подлокотнику.
– Кузнецовы? – позвала нотариус, полная женщина в строгом костюме. – Проходите.
Они зашли в небольшой кабинет с массивным столом. Стены увешаны дипломами и сертификатами.
– Итак, – нотариус села напротив них, – вы хотите переоформить право собственности на дом?
– Да, – поспешно ответил Николай. – Сейчас дом записан на меня, а нужно... нужно на двоих.
Валентина искоса глянула на мужа. За три дня, что они готовили документы, он так и не объяснил до конца, почему решился на это.
– Потребуется заявление, – деловито начала нотариус, – свидетельство о браке, документы на дом...
Николай достал из портфеля аккуратно сложенные бумаги:
– Всё здесь. Мы подготовились.
Нотариус принялась изучать документы, а Валентина тихо спросила:
– Коль, ты уверен?
– Уверен, – так же тихо ответил он.
– Но почему сейчас?
Он посмотрел в окно, где виднелась оживлённая улица.
– Знаешь, когда ты ушла, я всё думал – вернётся, куда она денется? Дом-то наш. А потом понял: для тебя он, может, и не совсем наш. Потому что я... – он запнулся, подбирая слова. – Я ведь даже в документах один.
– Дело не в документах, Коля.
– Знаю. Но это хотя бы то, что я могу исправить прямо сейчас.
Нотариус подняла голову:
– Всё в порядке. Нам потребуется составить соглашение о выделении долей. Предлагаю равные доли – по пятьдесят процентов?
– Да, – твёрдо сказал Николай.
– Валентина Сергеевна? – нотариус посмотрела на Валентину. – Вы согласны?
Валентина молчала. Не потому, что сомневалась – просто комок в горле не давал говорить. Наконец она просто кивнула.
– Отлично. Тогда я подготовлю документы, – нотариус застучала по клавиатуре.
Рука Николая нашла ладонь Валентины и осторожно сжала. Она не отстранилась, и это было важнее всех бумаг.
Дом для двоих
Утро выдалось ясным. Солнце щедро заливало веранду, где они завтракали. Как и раньше – Валентина с чаем, Николай с кружкой кофе. Будто ничего и не произошло. И всё же что-то изменилось – Николай чувствовал это в воздухе, в том, как Валентина смотрела на него поверх чашки, в том, как по-новому звучал её голос.
– Я тут подумал, – сказал он, разламывая баранку, – может, беседку к лету поставим? С той стороны, где сирень. Будем вечерами чай пить.
– Хорошая идея, – кивнула Валентина. – Только не слишком большую. Чтобы для грядок место осталось.
– Сделаем как ты скажешь.
Она улыбнулась – тихо, краешком губ.
По дорожке к дому шла соседка Анна Васильевна. Заметив их, она помахала рукой:
– Доброе утро! Валечка, ты вернулась! А я уж думала – что такое, Николай Петрович один слоняется, как потерянный.
– Я на пару дней к дочке ездила, – ответила Валентина.
– А я вам гостинец принесла, – соседка протянула баночку. – Варенье из айвы, сама варила. Поздравить хотела.
– С чем поздравить-то? – удивился Николай.
– Как с чем? С новосельем! Мне Семёныч сказал, что вы дом переоформили. Теперь, говорит, и Валентина Сергеевна хозяйка.
Валентина смутилась:
– Да мы...
– Да что тут объяснять, – перебил её Николай. – Всё правильно Семёныч сказал.
Когда соседка ушла, унося с собой свежие новости для всей улицы, они снова остались вдвоём. Николай смотрел на жену, подмечая морщинки в уголках глаз, седину в волосах... и всё равно видел ту молодую женщину, которая тридцать лет назад согласилась стать его женой.
– Хорошо, что ты вернулась, – просто сказал он.
Валентина посмотрела на дом – на резные наличники, которые Николай вырезал своими руками, на крыльцо, выложенное плиткой, которую она выбирала, на яблони, посаженные ими вместе в первую весну.
– Я ведь тоже строила этот дом, – улыбнулась она.
– Знаю, – кивнул Николай. – Теперь знаю.
Он протянул руку через стол, и её ладонь легла в его – тёплая, родная. А вокруг стоял их дом – построенный его руками, оплаченный её трудом, наполненный их общей жизнью.