Для меня садоводство - нечто гораздо большее, чем просто растения. Как-то раз я даже получила по шапке в комментариях на другом канале, когда вскользь упомянула, что и сад, и литература, и фантазии вокруг этого - для меня все едино и очень интересно. Сочувствия такая точка зрения у завзятых практиков не вызвала, что меня мало обеспокоило, поскольку садоводство неисчерпаемо на новые темы и для всех желающих место найдется: и для тех, кто отмеряет столовыми ложками азофоску, и тех, кто пригорошнями черпает поэтические образы.
И растения, и поэзия, и юмор и даже немного агротехники - все переплетено в чудесной книжке Ольги Кушлиной "Страстоцвет, или петербургские подоконники", которую мне не так давно порекомендовала Полина Жураковская. Автор - профессиональный литературовед, специалист по литературе Серебряного века, и с какой бойкостью, а порой и панибратством она тасует всех этих Брюсовых, Бальмонтов и Блоков, только диву даешься. По меткому заверению самого автора, это "опыты по перекрестному опылению ботаники и филологии". Поэты - не на пьедестале, более того, их самовольно принятые образы томных декадентов, покрытых капучиновой пеной лингвистических эквилибристов, с усмешкой раскрыты, покровы сорваны, и мы посматриваем на них именно что из нашего двадцать первого века, по-доброму, но и с иронией улыбаясь.
Но чу! что за шелест лиан?
Опять вау-вау проказа?
Нет, нет! два блестящие глаза...
Подруга! мой лук! мой колчан!
Встревоженный шепот: «Валерий!
Ты бредишь. Скажи, что с тобой?
Мне страшно!» – Альков голубой
Сменяет хвою криптомерий.
В.Брюсов
Эту книгу можно читать как садоводу, особенно любителю комнатных цветов. Там много любопытных подробностей. К примеру, пеларгония, которая у поэтов , безусловно, герань:
Представим, что герань называли бы в России ее настоящим именем пеларгонией, как рекомендует ученая книга Гесдерфера. Немцы, в отличие от французов, не ошиблись при переводе: geranos по-гречески «журавль», а pelargos «аист», и первый переводчик перепутал на самом деле птиц. Мы же, вслед за французами, внесли путаницу в название цветка: «Герань ты моя, герань, не рань ты меня, не рань». И вдруг: пеларгония. Это как гармошку приказали бы вдруг именовать китайским ченгом. Вне всякого сомнения, литературная судьба цветка по имени пеларгония сложилась бы по-иному: и размер стихов был бы другим, и встречалась бы в поэзии пеларгония реже (одно дело ямб, другое анапест), и под рифму почти не попадала бы (с чем рифмуется благозвучное слово, страшно вымолвить: агония, какофония), а значит, не могла бы быть главным героем
Можно читать интересующемуся историей, особенно историей быта - для меня это как раз самое привлекательное. Как люди относились к комнатным растениям в 19 и начале 20 века, откуда их брали, как сменялась мода на растения, их расстановку, как цветы отражали статус и доход их владельцев.
А можно читать и как любителю поэзии: там много стихов, и поданы они под таким... приятно-остреньким соусом блестящего чувства юмора. Главы о Брюсове и криптомериях и Фете и рододендронах чего стоят: я хохотала до слез, изящно оттопырив мизинец.
А ещё я такие книги люблю за то, что они наполняют каким-то необыкновенным дерзновением. После них, как после беседы с умным и приятным человеком, хочется узнавать ещё и ещё, читать больше, наблюдать и подмечать, погружаться в стихи и немножко по-другому смотреть на свои тяжёлые глиняные горшки на подоконниках.
Ваша Маруся