Я стояла у окна, когда зазвенел дверной звонок. Кто бы это мог быть? Соседка Валентина Петровна редко заходила без предупреждения, а дочь обычно звонила перед приездом. Отложив недовязанный шарф — моё новое увлечение, спасающее от вечерней тишины — я направилась к двери.
Звонок повторился, на этот раз настойчивее.
— Иду-иду! — отозвалась я, накидывая на плечи домашнюю кофту.
Щёлкнул замок. Я распахнула дверь и... замерла. Передо мной стоял Николай. Тот самый Николай, который исчез из моей жизни полгода назад без единого слова объяснения. Тот, кого я перестала ждать. Тот, чьё имя я запретила себе произносить вслух.
В первое мгновение сердце пропустило удар. Он выглядел иначе — осунувшийся, с новыми морщинками у глаз и какой-то затаённой тенью во взгляде. Но уголки губ всё так же приподнимались в знакомой полуулыбке.
— Здравствуй, Лариса, — его голос звучал тише, чем я помнила.
Шок сменился обжигающей обидой. Полгода! Полгода я не знала, что с ним, жив ли он вообще. Полгода боролась с собой, чтобы не звонить в очередной раз на номер, который всегда был «вне зоны доступа».
— Ты просто пришёл как ни в чём не бывало после шести месяцев молчания? — с обидой сказала я, сама удивляясь, как спокойно прозвучали эти слова, когда внутри всё клокотало.
Он переступил с ноги на ногу, не решаясь войти без приглашения.
— Я могу зайти? Мне нужно тебе многое объяснить.
Что-то в его взгляде — смесь вины, надежды и ещё чего-то, что я не могла разгадать, — заставило меня отступить в сторону. Молча указав на прихожую, я пропустила его в квартиру. Наша квартиру, которая давно уже стала только моей.
— Проходи на кухню, — бросила я, стараясь не замечать, как он украдкой осматривает изменения в интерьере.
На кухне всё осталось почти таким же, разве что вместо его любимой кружки с надписью «Лучший в мире рыбак» теперь стояла керамическая ваза с сухоцветами. Его фотография с нашей поездки на Байкал, раньше висевшая на холодильнике, теперь лежала где-то в коробке с другими воспоминаниями, которые я так и не решилась выбросить.
Мы сели за стол. Я намеренно выбрала место напротив, а не рядом, как бывало раньше.
— Чай? — спросила я, поднимаясь. Привычка принимать гостей с угощением оказалась сильнее обиды.
— Нет, спасибо, — он покачал головой. — Лариса, я понимаю, ты злишься...
— Злюсь? — я горько усмехнулась. — Николай, ты пропал. Растворился. Я не знала, что думать! Звонила твоим друзьям, коллегам, даже в больницу! А потом... потом пришлось свыкнуться с мыслью, что ты просто решил уйти. Без слов. Без объяснений.
— Я не хотел так поступать, — его пальцы нервно барабанили по столешнице. — Лариса, у меня случился сердечный приступ.
Эти слова ударили под дых. Я медленно опустилась на стул.
— Что? — только и смогла выдавить я.
— Шесть месяцев назад, после нашей последней встречи. Помнишь, я пожаловался на боль в плече? Оказалось, это был предвестник. Я добрался до своей квартиры, а потом... потом очнулся уже в реанимации.
— А ты не думаешь, что это было мое право — решить? — я полагала, как возвращается злость. — Ты просто вычеркнул меня из своей жизни, принял решение за нас обоих!
— Я написал тебе письмо, — тихо произнес он. — Примерно через месяц после приступа стало ясно, что восстановление занимает достаточно времени.
— Письмо? — я непонимающе покачала головой. — Я не получала никаких писем.
— Электронное. На твой рабочий адрес. Я... я не был уверен, открыла ли ты его.
Я замерла. Рабочая почта. После того как наша фирма перешла на новую систему, старые письма оказались в архиве, который я давно не проверяла. Неужели...?
Прежде чем я успела ответить, в прихожей раздался звук открывающейся двери.
— Мам, это я! — звонкий голос дочери разорвал напряжённую тишину. — Занесла тебе те травы, о которых говорила. Они должны помочь...
Алёна замерла на пороге кухни, увидев нас. В её взгляде мелькнуло узнавание, а затем — нескрываемая настороженность.
— Здравствуйте, Николай Сергеевич, — холодно произнесла она. — Не ожидала вас здесь увидеть.
Алёна всегда была против наших отношений. «Мама, тебе пятьдесят семь, ты наконец-то свободна от забот — зачем тебе новые привязанности?» — говорила она. Но дело было не в возрасте. Просто она видела, как я страдала после ухода Николая.
— Здравствуй, Алёна, — кивнул Николай. — Я как раз объясняю твоей маме, почему исчез тогда.
— И почему же? — в её голосе звучал вызов. Она прошла к столу и встала позади меня, словно защищая.
Я сжала её руку.
— У Николая был сердечный приступ, — сказала я, сама не веря, что произношу эти слова. — Он говорит, что написал мне письмо с объяснениями.
— И вы решили объявиться только сейчас? Через полгода? — Алёна скрестила руки на груди. — Знаете, как мама переживала?
— Алёна, — я мягко остановила дочь. — Давай я сама разберусь, хорошо?
Дочь неохотно кивнула, но с кухни не ушла. Она открыла холодильник, достала молоко, с грохотом поставила чайник — делала вид, что занята своими делами, но я-то знала, что она прислушивается к каждому слову.
— Я выздоровел два месяца назад, — продолжил Николай. — Но не решался прийти. Думал, ты уже двинулась дальше.
— Почему сейчас? — этот вопрос мучил меня больше всего.
Он помолчал, собираясь с мыслями.
— Вчера я проходил мимо того книжного, где мы впервые встретились. Помнишь? Ты просила помочь достать книгу с верхней полки.
Я помнила. Конечно, помнила. В тот день я не планировала знакомиться с кем-то — просто зашла купить новый детектив. А встретила его.
— Я понял, что не могу так просто отпустить то, что между нами было, — продолжил он. — Если ты скажешь мне уйти — я уйду. Но я должен был хотя бы попытаться объясниться.
Алёна громко фыркнула, но промолчала. Я знала, что она сейчас думает: «Мама, не поддавайся. Ты только начала жить для себя».
И она была права. Последние месяцы я наконец научилась радоваться мелочам. Записалась на курсы фотографии, начала вязать, проводила больше времени с подругами. Возвращаться к прошлому, рисковать снова пережить ту боль...
Но внутри что-то не давало мне покоя, хотелось разобраться до конца.
— Подожди минутку, — я поднялась и пошла в спальню к компьютеру. — Проверю свою почту.
Пока я выходила, слышала как Алёна шёпотом что-то выговаривает Николаю. Открыв электронный ящик и сделав поиск, я нашла непрочитанное письмо, которому было уже полгода. От волнения сердце заколотилось так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.
Дрожащим пальцем я кликнула на сообщение.
«Дорогая Лариса...»
Я не знаю, сколько времени провела, перечитывая его письмо. Раз за разом я возвращалась к строчкам, полным боли, страха и нежности. Он писал о том, что не хочет, чтобы я видела его таким слабым и беспомощным.
«Пойми, дело даже не в болезни, — читала я строки его письма. — Наверное, это гордость, может, слабость моя. Но я лучше уйду сейчас, чем заставлю тебя наблюдать, как я по чуть-чуть возвращаюсь к жизни. Ты достойна большего».
К письму были прикреплены результаты анализов — доказательство того, что он не лгал. Он действительно перенёс инфаркт.
Весь этот страх, вся эта неопределённость последних месяцев — всё могло быть иначе, если бы я просто проверила рабочую почту более внимательно.
Когда я вернулась на кухню, Алёна и Николай сидели в напряжённом молчании. Дочь вопросительно подняла брови, заметив выражение моего лица.
— Он написал, — тихо сказала я, встречаясь глазами с Николаем. — Действительно написал. Я просто... не увидела.
— Мама... — начала было Алёна, но я подняла руку, останавливая её.
— Доченька, ты не могла бы дать нам несколько минут?
Она перепуталась, перевела взгляд с меня на Николая и обратно.
— Хорошо, — наконец неохотно согласилась она. — Но я буду в гостиной, если понадоблюсь.
Когда мы остались вдвоём, я села на стул рядом с Николаем — уже не напротив.
— Почему ты нет? — спросила я. — Когда тебе стало лучше?
— Я был уверен, что ты прочитал письмо и молчание — твой ответ, — он покачал головой. — К тому же, прошло уже столько времени... Я думал, ты уже забыла меня.
— Забыла? — я невесело усмехнулась. — Как можно забыть человека, с которым пришла поездка в Крым, о котором думала каждый вечер, засыпая?
Николай протянул руку и осторожно коснулся пальцев. Я не отстранилась, хотя и не ответила на прикосновения.
— И что дальше? — спросил он, глядя на меня глазами, полными сомнения. В голосе была какая-то неуверенность, которую я никогда раньше у него не замечала.
Вот он — момент выбора. Я могла сказать ему, что слишком поздно. Что я научилась жить без него. Что не хочу снова рисковать своим сердцем. И это была бы правда — частичная правда.
Но была и другая правда. Что-то во мне всё ещё тянулось к нему. И дело было не только в нашем прошлом, но и в том, что эти шесть месяцев изменились в нас обоих.
— Не знаю, — честно ответила я. — Я не могу просто вернуться к тому, что было. Слишком многое изменилось. Я изменился.
— Я понимаю, — он заметил. — Я прошу не всё вернуть. Я прошу шанса... узнать друг друга заново. Если захочешь.
Из гостиной доносилось приглушённое бормотание телевизора — Алёна включила его, но наверняка не следила за передачей, прислушиваясь к следующему разговору. Моя дочь всегда желала для меня самого лучшего, даже если ее представление о лучшем не всегда совпадало с моими.
— Может, прогуляемся? — неожиданно для себя предложил я. — Сейчас, пока не стемнело. Поговорим по дороге.
Что-то произошло на надежду, промелькнуло в его глазах. Он выглядел:
— С удовольствием.
Я встала, чтобы взять пальто из шкафа. В прихожей меня перехватила Алёна.
— Ты уходишь с ним? — спросила она шёпотом, чтобы Николай не расслышал. — Мама, ты уверена?
— Я иду на прогулку, — мягко ответил я. — Просто поговорить. Ничего больше.
— Но он бросил тебя! — в её голосе звучала тревога. — Пусть у него были причины, но...
— Алёнушка, — я обняла дочь. — Я знаю, ты беспокоишься. Но я должна сама разобраться. Мне нужно... закончить эту историю. Так или иначе.
Она вздохнула, но кивнула:
— Хорошо. Только возьми шарф, вечер прохладный.
Пока я одевалась, Николай терпеливо ждал у дверей. Я поймала его взгляд в зеркале — в нём читалась смесь надежды и неуверенности. Как раньше, он помог мне надеть пальто, но в этом простом жесте теперь чувствовалась осторожность.
Мы вышли на улицу. Вечерний воздух пах близким дождём, но небо пока держало свои слёзы. Привычным маршрутом я направилась к скверу, где мы часто гуляли раньше.
— Знаешь, — начала я, когда молчание затянулось, — я часто представляла эту встречу. Думала, что скажу тебе, если ты вдруг появишься. Репетировала гневные речи, обвинения...
— А что ты чувствуешь сейчас? — тихо спросил он.
Я задумалась. Что я действительно чувствовала? Облегчение от того, что всему нашлось объяснение? Остаточную обиду? Или что-то совершенно иное?
— Растерянность, — честно ответила я. — И странное спокойствие. Как будто часть меня всегда знала, что ты не просто так исчез.
Как часто мы сидели на этой скамейке, болтали о будущем, строили планы, которые потом разлетелись в один момент.
— Расскажи мне всё, — я села и похлопала рукой рядом с собой, приглашая его. — С самого начала. Что произошло? Как ты с этим справлялся?
И он начал рассказывать. Про резкую боль, от которой перехватило дыхание. Про страх умереть в одиночестве. Про бесконечные больничные коридоры и капельницы. Как учился заново ценить мелочи — утренний свет в окне, вкус обычной еды, простую радость от самостоятельной прогулки до ближайшего магазина. И как постоянно вспоминал меня, но боялся позвонить, думая, что я давно о нём забыла.
Я молча слушала. Над головой шелестели листья клёна, а внутри меня что-то перемешивалось и менялось.
— А теперь? — я посмотрела на него, когда он замолчал. — Как ты себя чувствуешь сейчас?
— Намного лучше, — он слегка улыбнулся. — Врачи говорят — полное восстановление. Конечно, диета и всякие ограничения никуда не делись, но это мелочи.
Мы помолчали. В этой тишине не было напряжения — только общие воспоминания и неясное будущее.
— Знаешь, я хотела тебя ненавидеть, — призналась я. — Думала, так будет легче. Но не смогла.
— А сейчас? — в его голосе слышалась надежда.
Я посмотрела ему в глаза:
— Сейчас я думаю, что мы не можем вернуться в прошлое. Но, может быть, у нас получится начать заново — с правдой.
Он осторожно взял мою руку в свою. В этот момент первые капли дождя упали на наши плечи — как будто природа решила смыть все прошлые обиды и дать нам чистый лист.
— Я бы очень этого хотел, — просто сказал он.
Мы поднялись со скамейки и медленно пошли обратно, укрываясь под его зонтом. Я не знала, к чему приведёт этот новый путь. Сможем ли мы преодолеть случившееся? Получится ли у нас построить что-то новое на руинах прежних отношений?
Но одно я знала точно: иногда самые важные письма приходят с опозданием. И иногда — только с опозданием мы готовы их прочитать.