Холодный осенний ветер пробирал до костей. Я поправила шерстяной платок на плечах и с трудом поднялась с кресла. Боль в коленях с каждым днём становилась всё сильнее. Доктор Виноградов, наш районный ревматолог, на последнем приёме сказал, что без специального курса лечения дальше будет только хуже.
Но где взять на это деньги? Пенсия небольшая, а все наши накопления ушли на ремонт квартиры старшего сына после того злосчастного потопа от соседей сверху.
Из прихожей послышался звук открывающейся двери. Николай вернулся с работы.
— Коля, — позвала я мужа, когда он, разувшись, прошёл на кухню, — можно тебя на минутку?
Он заглянул в комнату. На его лице читалась усталость после рабочего дня. Мой Николай Сергеевич всегда был трудягой. Даже сейчас, в свои шестьдесят два, он не хотел бросать свою работу инженера на заводе, хотя давно мог спокойно уйти на заслуженный отдых.
— Что случилось, Вера? — спросил он устало, тяжело опускаясь в кресло напротив.
— Я сегодня снова была у Виноградова, — начала я. — Он говорит, есть хороший курс лечения, который мог бы мне помочь. Современные препараты, физиотерапия. Говорит, что боли уменьшатся, и ходить станет легче...
— И сколько это стоит? — Николай нахмурился, уже догадываясь, к чему я веду.
— Тридцать восемь тысяч, — тихо ответила я, разглаживая складки на платье. — За полный курс.
Лицо мужа стало серьёзным.
— Вера, ты же знаешь, сейчас тяжёлое время. На заводе зарплату задерживают уже второй месяц. Я понимаю, что тебе нужно лечение, но... Давай подождём немного? Вот получу премию к Новому году...
— Коля, но доктор сказал, что чем раньше начать, тем...
— Вера, — перебил он меня, — я всё понимаю. Но сейчас просто нет таких денег. Нужно подождать.
Спорить не было смысла. Когда Николай что-то решал, переубедить его было почти невозможно. Я кивнула и отвернулась к окну, чтобы скрыть набежавшие слёзы.
Через пару дней мне повстречалась Татьяна, наша давняя соседка с пятого этажа, в маленьком овощном магазинчике на углу. Она копалась у прилавка, перебирая яблоки, и, заметив меня, энергично замахала рукой.
— Верочка! Как давно не виделись! Как твои дела? Как здоровье?
Мы с Татьяной знакомы уже больше тридцати лет, с тех пор как обе семьи получили квартиры в этом доме. Наши дети вместе играли во дворе, а мы часто собирались на лавочке, обсуждая последние новости.
— Здравствуй, Таня, — улыбнулась я. — Да всё как обычно. Суставы болят, но что поделаешь — возраст.
— А Коля как? Всё работает? Я вчера его видела с Людмилой. Такие довольные шли...
Людмила — младшая сестра Николая. Людка жила бобылём в соседнем микрорайоне, работала счетоводом в какой-то непонятной конторе. Особо мы с ней не дружили, так... поддерживали видимость родственных отношений по праздникам да дням рождения.
— Да, работает. А где ты их видела?
— В торговом центре «Меридиан». Я внучке платье покупала на утренник, а они из мехового салона выходили. Людмила такая счастливая была! Ещё бы — норковую шубу новую купили! Шикарная, скажу я тебе, тёмно-коричневая, с капюшоном. Сейчас такая, наверное, тысяч сто стоит, не меньше.
Я почувствовала, как земля уходит из-под ног. Шуба? Норковая? За сто тысяч? А на моё лечение денег нет?
— Таня, ты уверена, что это была новая шуба? Может, старая?
— Да что ты, Вера! — махнула рукой соседка. — Я же их видела из салона выходящими. И потом, Людмила мне сама похвасталась. Говорит: «Брат подарил, чтобы зимой не мёрзла». Вот повезло ей с братом, я тебе скажу!
Яблоки перед глазами расплылись. Я пробормотала что-то невнятное, быстро попрощалась с Татьяной и вышла из магазина, забыв даже купить продукты, за которыми пришла.
Всю дорогу домой меня трясло от обиды и гнева. Как он мог? Как мог сказать мне, своей жене, с которой прожил сорок лет, что денег нет, а потом купить сестре шубу за сто тысяч?
Когда Николай вернулся с работы, я сидела на кухне. Перед глазами всё ещё стояло лицо Татьяны и её слова о новой шубе Людмилы.
— Вера, ты чего не переодеваешься? — спросил муж, проходя на кухню. — И ужин не готов?
— Коля, — у меня аж голос задрожал, — надо нам с тобой кое о чём потолковать.
Он как-то странно глянул на меня исподлобья и, видно почуяв что-то неладное, молча примостился за стол.
— Знаешь, я нынче Татьяну повстречала, — начала я, изо всех сил стараясь не сорваться. — И она мне такое рассказала... про вас с Людкой в этом... в меховом-то магазине.
Николай напрягся, но промолчал.
— Ты купил ей шубу, а мне сказал, что денег на лечение нет? — с обидой произнесла я, чувствуя, как слёзы снова подступают к глазам.
— Вера...
— Не надо, Коля! — перебила его я. — Не надо ничего объяснять. Я всё понимаю. Твоя сестра для тебя важнее, чем я. Чем моё здоровье. Чем наша семья!
— Да что ты говоришь такое? — Николай повысил голос. — При чём тут "важнее"? Люда всю жизнь одна, ей тяжело. Она даже из дома толком не выходит — замёрзнет же.
— А я, значит, не замёрзну? — горько усмехнулась я. — Мне, значит, можно и потерпеть? И с болью жить можно?
— У тебя ещё не так всё плохо, — отрезал он. — Ходишь же как-то. А Люда... Ты же знаешь, у неё после той истории с Сергеем здоровье совсем сдало.
Сергей был мужем Людмилы, который ушёл от неё пятнадцать лет назад. С тех пор она так и жила одна, часто жалуясь на одиночество и проблемы со здоровьем.
— Знаю, — кивнула я. — Только почему-то на её здоровье у тебя деньги находятся, а на моё — нет. Ты хоть понимаешь, что я скоро вообще ходить не смогу?
Николай встал из-за стола.
— Я не буду это обсуждать. Ты просто завидуешь своей золовке. Всегда завидовала.
С этими словами он вышел из кухни, хлопнув дверью. Я осталась сидеть, глотая слёзы обиды и унижения.
Следующие несколько недель в нашем доме стояла ледяная атмосфера. Мы с Николаем почти не разговаривали. Я готовила еду, стирала его рубашки, делала всю работу по дому, но делала это молча, механически.
А боль в суставах становилась всё сильнее. Однажды утром я с трудом встала с постели — колени словно пронзило раскалённым железом. Я тихо застонала, но сцепила зубы и всё же поднялась. Николай в это время уже ушёл на работу.
В тот день я приняла решение. Раз муж не хочет помогать, придётся справляться самой. Достав старую шкатулку с украшениями, я перебрала всё, что у меня было: золотые серьги, подаренные мамой на восемнадцатилетие; кольцо с рубином от Николая на двадцатую годовщину свадьбы; нитку жемчуга, оставшуюся от свекрови...
Каждая вещь хранила воспоминания, но здоровье было важнее. Я аккуратно завернула украшения в платок и отправилась в ломбард.
За золото и жемчуг мне дали двенадцать тысяч — треть от нужной суммы. Это было начало. Потом я нашла старый отрез дорогого шёлка, который берегла для особого случая, и продала его соседке с первого этажа, которая шила на заказ. Ещё пять тысяч.
Каждый день я искала что-то, что можно было бы продать, не вызвав подозрений у мужа. Старые книги, хрустальные вазы, даже бабушкин самовар, который десятилетиями стоял на антресолях...
А Людмила-то тем временем совсем обнаглела — звонила брату чуть ли не каждый божий день: то кран в ванной потёк, то денег на квартплату не хватает, то мобильник ей новый подавай — старый, видите ли, разбился у неё. И что ты думаешь? Николай, как миленький, всё бросал и мчался к сестрице на выручку, а домой приползал за полночь — глаза красные, сам на взводе.
Я видела, как тяжело ему разрываться между работой, мной и сестрой, но обида не затронула мое чувство сочувствия. «Сам выбрал такой путь», — думала я, глядя, как он засыпает перед слушателем, не в силах дойти до спальни.
В тот день я осталась дома одна. Николай уехал на работу рано утром, и я чувствовал себя особенно плохо. Превозмогая боль, решила всё же приготовить обед.
Помню, как слезла со стула и пошла к холодильнику. В глазах резко потемнело, ноги как будто подрезали, и я грохнулась на пол, даже пикнуть не успела. От такой дикой боли аж в глазах звезды, и я отключилась на несколько секунд.
Очнулась, попыталась подняться, но тело не слушалось. Я поползла к тумбочке, где лежал телефон, но до нее было не меньше трех метров — целая вечность в моем состоянии.
Не знаю, сколько я лежала там, на кухне, полумесяцем, пытаясь дотянуться до телефона. Может, час, может, два. И тут — дзынь-дзынь! — в дверь кто-то трезвонит как оглашенный.
— Помогите! — еле выдавила я. — На помощь...
Звонки прекратились. Всё, думаю, ушёл человек, не услыхал. А через минутку — чик! — в замке ключ повернулся. Гляжу — Зинаида Павловна, наша соседка снизу, кнопочка такая, у неё издавна наш запасной ключ хранится — мы ими ещё тогда заложились, когда детишки маленькие были.
— Верочка! Господи, что случилось? — воскликнула она, увидев меня на полу.
— Упала... Не могу встать... — прошептала я.
Зина Павловна сразу позвонила скорую и позвонила Николаю на работу.
В больнице мне сделали блокаду и сразу же назвали рентген. Когда пришли результаты, врач — молодой мужчина с усталыми глазами — покачал головой:
— Дегенеративные изменения сильно прогрессировали. Почему вы раньше не обращались? Здесь уже давно нужно было начать лечение.
Я промолчала. Что я мог сказать? Что мой муж предпочел купить сестре шубу вместо того, чтобы оплатить мое лечение?
— Без интенсивной терапии дальше будет только хуже, — продолжает врач. — Возможно, потребуется операция, если мы не остановим процесс сейчас.
В этот момент в палату ворвался Николай. Лицо его было бледным, глаза — испуганными.
— Вера! Что произошло? Зина позвонила, сказала, ты упала...
Врач повернулся к нему:
— Вы муж?
— Да.
— Вашей жене срочно нужен курс лечения. Состояние суставов критическое. Я выпишу направление в отделение ревматологии.
Николай растерянно кивнул. Когда врач вышел, он сел рядом с моей кроватью и взял меня за руку:
— Вера, почему ты мне не сказала, что всё так серьёзно?
Я посмотрела на него с горечью.
— Я говорила, Коля. Но ты не слушал. Ты был слишком занят, покупая шубу своей сестре.
Он опустил глаза.
— Ты спасаешь сестру, но теряешь жену, — произнесла я холодно. — Решай, кто тебе ближе.
Николай смотрел на меня, и в его глазах постепенно приходило осознание. Что-то сыграло роль в его душе в эту минуту. Он, как будто впервые в настоящем увидел меня — не просто жену, которая всегда рядом, готовит обед и стирает рубашки, а человека, который страдает и нуждается в помощи.
— Прости меня, — прошептал он, и я увидел, как в его глазах блеснули слезы. — Я... я всё исправлю. Обещаю.
Когда я вернулся из больницы, Николай был дома рядом, поддерживая меня под рукой. Он уложил меня в постель, заварил крепкий чай и разложил по часам все эти таблетки, что врач прописал.
— Отдыхай, — сказал он. — Мне нужно съездить к Люде. Но я скоро вернусь.
Я кивнула, не спрашивая, зачем. Мне было всё равно. Главное, что боль немного отступила после укола, и я могла наконец расслабиться.
Николай вернулся через три часа. Я услышала, как хлопнула входная дверь, и приготовилась к очередному разговору о том, как тяжело едет его сестре. Но вместо этого он зашёл в спальню с большим пакетом в руках.
— Что это? — спросила я.
— Шуба, — ответил он просто.
— Шуба? — не поняла я. — Какая шуба?
— Людина, — он положил пакет на кровать. — Я забрал её.
— Ты... что? — я не верила своим ушам.
— Я сказал Люде, что нам нужны деньги на твоё лечение. Что ты важнее для меня, чем её новая шуба.
— И что она?
— Сначала кричала, — Николай устало присел на край кровати. — Говорила, что я предаю её, что она всегда знала, что я выберу тебя. Потом плакала. Но я не уступил. Первый раз в жизни не пошёл у неё на поводу.
— Коля...
— Постой, — он поднял руку. — Дай договорить. Я всё понял, Вера. Всё эти годы я пытался спасти Люду от одиночества, забывая о том, что моя главная обязанность — заботиться о тебе. О нас. О нашей семье.
Он открыл пакет и достал тёмно-коричневую норковую шубу с капюшоном.
— Я верну её в магазин завтра. А деньги... деньги пойдут на твоё лечение.
Я смотрела на мужа и не узнавала его. Куда делся тот упрямый, непробиваемый Николай, который всегда знал лучше всех, как поступить?
— И ещё кое-что, — добавил он, доставая из кармана конверт. — Здесь ещё двадцать тысяч. Моя премия за квартал. Я хотел сделать Людке ремонт в её ванной... Но теперь всё до копеечки пойдёт на твоё лечение.
Слёзы хлынули из моих глаз.
— Коля, родной мой...
Он сел рядом и крепко обнял меня:
— Прости меня, Верочка. Прости за то, что я был таким слепым. Я чуть не потерял самое дорогое, что у меня есть.
Прошло полгода. Мои приступы постепенно приходят в норму после интенсивного курса лечения. Я снова могу ходить без посторонней помощи и даже начиная выходить во двор, чтобы подышать весенним воздухом.
Николай изменился. Он стал внимательнее, заботливее. Теперь каждый вечер мы вместе пьём чай на кухне и разговариваем — обо всём на свете: о детях, о внуках, о нашей молодости, о книгах, которые читаем. Он делится новостями с работы, а я рассказываю о своих маленьких успехах в лечении.
Людмила звонит реже. После того случая с шубой их отношения с Николаем стали прохладнее. Он всё ещё помогает ей по мере возможностей, но теперь расставляет приоритеты иначе.
А я... я впервые за долгое время чувствую себя по-настоящему любимой и важной. Этот тяжёлый период в нашей жизни научил нас обоих важной истине: никакие родственные связи не должны становиться важнее семьи, которую мы создали и пронесли через годы.
Иногда, глядя на Николая, когда он неуклюже пытается помочь мне с домашними делами, я думаю: «Странно, что понадобился такой страшный момент, чтобы он это понял». Но потом вспоминаю, как крепко он держал меня за руку в больнице, и прощаю ему всё.
В конце концов, разве не в этом суть настоящей любви — в умении прощать и начинать заново? В понимании того, что каждый из нас может ошибаться, но важно вовремя осознать свою ошибку?
Тот день, когда я произнесла фразу: «Ты спасаешь сестру, но теряешь жену», стал поворотным в нашей жизни. И пусть он пришёл через боль и обиду, но главное — он пришёл не слишком поздно, когда ещё можно было всё исправить.