— А если я всё-таки не приеду на день рождения Костика? — Елена Васильевна поправила очки и посмотрела на дочь поверх чашки. — Что тогда?
Светлана замерла с ложкой в руке. Густая тишина повисла между ними, нарушаемая только приглушенным гулом машин за окном. Прохладный апрельский ветер колыхал занавеску на приоткрытом окне.
— То есть как это — не приедешь? — Светлана медленно отложила ложку, не донеся ее до рта. — Мам, ты серьезно сейчас? Внуку шесть лет. Мы специально выбрали выходной день, чтобы все могли собраться.
Елена отвела взгляд, разглядывая расползающееся на скатерти пятно от чая. Шестьдесят лет — подходящий возраст, чтобы научиться говорить правду, даже когда она никому не нравится.
— У нас с Михаилом давно запланирована поездка на дачу. Мы хотим закончить с теплицей до наступления жары.
— Теплица? — Светлана подняла брови. — Теплица важнее дня рождения внука? Ты хоть слышишь себя, мама?
— А ты? Ты слышишь себя? — Елена поставила чашку на стол. — Каждый раз одно и то же. Как что-то нужно тебе — я всё должна бросить. А как мне что-то нужно...
— Мама! Это не «что-то»! Это день рождения твоего внука!
— На прошлой неделе это была родительская встреча в школе. До этого — помощь с ремонтом. Еще раньше — приготовить сто пирожков на школьную ярмарку, — Елена загибала пальцы. — У тебя всегда найдутся причины, почему я должна отказаться от своих планов.
— Так я и знала! — Светлана вскочила, едва не опрокинув стул. — Это всё он тебя настраивает! Раньше ты никогда...
— При чем здесь Михаил? — Елена тоже поднялась, чувствуя, как кровь приливает к щекам. — Почему, когда ты не можешь меня контролировать, виноват обязательно кто-то другой?
В прихожей раздался звонок в дверь. Елена бросила взгляд на часы — Михаил, как всегда, минута в минуту.
— Это он? — Светлана скрестила руки на груди. — Замечательно. Можете вместе объяснить Костику, почему бабушка предпочла теплицу его празднику.
— Не драматизируй, — устало выдохнула Елена, направляясь к двери. — Я привезу ему подарок в другой день.
— В другой день! — Светлана всплеснула руками. — Невероятно. Ты совсем изменилась, мама. А когда ты последний раз звонила Андрею? Он, между прочим, твой сын. Или о нём тоже некогда вспоминать?
Елена остановилась у двери, сжав дверную ручку.
— Андрей звонил мне три дня назад, — спокойно ответила она. — Спрашивал, не могу ли я посидеть с Максимом. Но не спрашивал, как у меня дела или нужна ли мне помощь. Кстати, совсем как ты.
Она открыла дверь. На пороге стоял Михаил Сергеевич — подтянутый, сероглазый, с аккуратно подстриженной седой бородой. Увидев напряженное лицо Елены, он нахмурился:
— Что-то случилось?
— Ничего необычного, — Елена попыталась улыбнуться. — Просто очередной семейный совет, на котором решается, имею ли я право на собственную жизнь.
— А, знакомая история, — он осторожно вошел в квартиру и кивнул Светлане. — Здравствуйте.
Светлана холодно кивнула, не скрывая неприязни.
— Мама, и что, правда не приедешь? Вот так просто?
— Почему вы не перенесете поездку на дачу на следующие выходные? — вмешался Михаил, переводя взгляд с одной женщины на другую. — Что за срочность с теплицей?
Елена бросила на него удивленный взгляд:
— Но мы же планировали...
— Планы можно изменить, — он пожал плечами. — День рождения внука — это важно.
— Вот! — победно воскликнула Светлана. — Даже Михаил Сергеевич понимает!
Елена поджала губы. Ее начинало раздражать, что все вокруг считают нужным решать за нее.
— Выходные мне нужны для другого, — твердо сказала она, глядя сначала на Михаила, потом на Светлану. — Я записалась к стоматологу на протезирование. В пятницу первый приём, в субботу — второй. Он специально пошел мне навстречу, чтобы не растягивать процесс на месяц. И стоит это, между прочим, недешево.
Светлана опешила:
— Почему ты не сказала сразу?
— Потому что я не обязана отчитываться о каждом своем шаге! — взорвалась Елена. — Тридцать пять лет я каждый день отчитывалась. Перед начальством — о деньгах. Перед вами — куда пошла и когда вернусь. Перед собой — почему снова не хватает средств. С меня хватит!
— Так вот оно что, — Светлана прищурилась. — Тебе просто плевать на всех нас. Решила пожить для себя, да? А как же мы? Как же внуки?
Елена устало опустилась на стул в прихожей:
— А когда я двадцать лет не вылезала из двух работ, чтобы вас поднять — это было «пожить для себя»? Когда отказывалась от всего, экономила на себе, чтобы вы могли учиться — это тоже было для себя?
— Что было, то прошло! — отрезала Светлана. — Сейчас дети выросли, у тебя внуки, ты нужна семье. А ты... — она бросила убийственный взгляд на Михаила, — предпочла нам чужого человека!
— Свет, — Елена впервые за разговор назвала дочь ласково, — Михаил не чужой мне человек. Он мой муж. И если ты не можешь это принять спустя два года после нашей свадьбы, то это твои проблемы, не мои.
— Я, пожалуй, подожду на улице, — тихо сказал Михаил, явно чувствуя себя лишним в этом разговоре.
— Никуда ты не пойдешь, — Елена взяла его за руку. — Светлана уже уходит.
— Вот как теперь? — голос Светланы дрогнул. — Выгоняешь родную дочь ради него?
— Нет, просто наш разговор окончен. Передай Костику, что бабушка поздравит его в другой день. И скажи Андрею, пусть позвонит мне. Я соскучилась.
— Ты как? — спросил Михаил, когда они сели в его старенькую «Ладу». Весенний вечер опускался на город, зажигая первые фонари.
— Как всегда после таких разговоров, — Елена смотрела прямо перед собой. — Злюсь на себя, что сорвалась. Злюсь на них, что не понимают. И при этом чувствую себя виноватой.
— Может, стоило уступить? — осторожно предложил он, выруливая со двора. — День рождения — это важно для детей.
Елена резко повернулась к нему:
— А для меня что важно? Кто-нибудь об этом спрашивал? Тридцать пять лет, Миша! Я развелась, когда Андрею было пять, а Свете — три. Их отец исчез из нашей жизни в тот же день, когда забрал последние вещи. Алименты платил от случая к случаю, а потом и вовсе пропал.
Она замолчала, вспоминая те годы. 1987-й. Ей двадцать пять, двое маленьких детей, зарплата бухгалтера в строительной конторе и полная неизвестность впереди.
— Я знаю, — Михаил сжал ее руку. — Ты рассказывала.
— Нет, ты не понимаешь, — Елена покачала головой. — Это были девяностые. Я работала на двух работах. Когда меня не было дома, за детьми присматривала соседка — божий одуванчик, ей тогда под семьдесят было. Я приходила в одиннадцать вечера и падала без сил. А в четыре утра вставала, чтобы приготовить детям еду на весь день.
Михаил молчал, давая ей выговориться.
— Знаешь, что было самым страшным? — продолжила она. — Мысль, что я не справлюсь. Что мы окажемся на улице. Что детей заберут в детдом, а я пойду по миру. Каждый месяц был на грани. Задержка зарплаты на неделю означала, что мы сидим на макаронах. На две недели — что я занимаю у всех, у кого можно.
Она невидяще смотрела в окно, вспоминая.
— Мне было тридцать, когда начались проблемы с зубами. Врач сказал, что нужно лечить. Знаешь, что я ответила? Что у меня нет денег даже на анестезию. И у него хватило совести предложить лечить без нее.
— Лена...
— Я плакала от боли, Миш. В кресле. Со сверлом во рту. А потом шла домой и улыбалась детям. И готовила ужин. И проверяла уроки. И рассказывала сказки на ночь.
Она замолчала. Они проезжали мимо освещенного торгового центра, и блики разноцветных огней скользили по ее лицу.
— Поэтому, когда Светка говорит, что «все прошло», я хочу кричать. Ничего не прошло! Я каждый день помню, каково это — считать копейки до зарплаты. Я до сих пор проверяю цены в разных магазинах, хотя могу позволить себе не делать этого. И каждый раз, когда они требуют моего времени, моей помощи, моих сил — я чувствую это опять. Будто снова девяностые, и я снова должна всем, и никому нет дела до того, чего хочу я.
Елена вытерла выступившие слезы:
— Прости. Не хотела устраивать сцену.
— Ничего, — Михаил остановил машину у светофора и повернулся к ней. — Когда я тебя встретил, Лен, мне казалось, что ты самая счастливая женщина на свете. Всегда улыбаешься, всегда что-то планируешь. Я ни разу не подумал, что за этим стоит столько боли.
— А я и правда счастлива сейчас, — она улыбнулась сквозь слезы. — С тобой. С нашими планами. На даче. Но они... они просто не дают мне забыть. Не дают отпустить прошлое.
Светофор сменился на зеленый, и Михаил снова тронулся с места.
— Может, нам стоит поговорить с ними? Спокойно, — предложил он. — Объяснить, что ты чувствуешь.
— Зачем? — горько усмехнулась Елена. — Чтобы они снова сказали, что ты меня настраиваешь против них? Что я стала эгоисткой? Что нужно же «войти в их положение»?
— Но что-то же надо делать, — вздохнул Михаил. — Они твои дети. С этим ничего не поделаешь.
Елена долго молчала, глядя на проплывающие за окном огни вечернего города.
— Помнишь, что ты сказал, когда предложил мне переехать на дачу? — наконец произнесла она.
— Что твоя жизнь принадлежит только тебе, — улыбнулся он.
— Именно. И я живу по этому правилу уже два года. Не идеально, конечно. Но я стараюсь.
Она повернулась к нему:
— Что бы ты сделал на моем месте?
— Я? — он задумался. — Наверное, позвонил бы Андрею. Мужчина мужчину иногда лучше поймет. Без обид на Светлану.
— Не уверена, — покачала головой Елена. — Андрей винит меня не меньше. Он просто выражает это по-другому.
— Все равно. Попробовать стоит.
Андрей перезвонил на следующий день. Голос в трубке был напряженным, будто он разговаривал с чужим человеком, а не с родной матерью.
— Привет, мам. Говорят, ты меня искала?
Елена сидела на веранде дачного домика, глядя, как Михаил возится с досками для будущей теплицы. Апрельское солнце грело совсем по-летнему.
— Да, сынок. Хотела узнать, как у вас дела. Как Максим? Как Ирина?
— Нормально, — в голосе сына звучала настороженность. — А что случилось?
— Ничего не случилось, — Елена вздохнула. — Просто хотела поговорить.
— Мам, я сейчас на работе, — в его голосе появилось нетерпение. — Может, ближе к делу?
— Хорошо, — она сжала телефон крепче. — Мне звонила Света. Сказала, что ты тоже считаешь, что я забросила вас из-за Михаила. Это правда?
Повисла пауза.
— А что я должен думать? — наконец ответил Андрей. — Ты переехала на дачу, приезжаешь в город раз в месяц от силы. Максим недавно спросил, куда делась бабушка. Я не знал, что ответить.
— Андрей, от моего дома до твоего ехать сорок минут, — Елена старалась говорить спокойно, но чувствовала, как внутри поднимается волна возмущения. — За последний год ты привозил Максима ко мне два раза. Дважды! Хотя я просила почти каждый месяц.
— У нас нет машины, — отрезал он. — А за город на автобусе с ребенком — это издевательство.
— У вас есть деньги на такси, — парировала она. — И у вас есть время по выходным. Но вместо этого ты требуешь, чтобы я, уставшая за неделю на работе, ехала через весь город, чтобы посидеть с внуком, пока вы с Ириной ходите по магазинам.
— При чем тут магазины? — голос Андрея стал жестче. — Мам, ты вообще слышишь, что говоришь? Ты всегда была только за то, чтобы помогать детям и внукам. А потом появился этот... Михаил, и ты полностью изменилась.
Елена закрыла глаза. Тот же аргумент. Те же претензии.
— Андрей, Михаилу шестьдесят шесть. Мне — шестьдесят два. Сколько, по-твоему, нам осталось?
— Мам...
— Нет, ты ответь, — настаивала она. — Десять лет? Пятнадцать, если повезет? И ты правда думаешь, что я должна провести их, разрываясь между твоими и Светиными просьбами посидеть с детьми?
— А как же мы? — в его голосе послышалась обида, такая знакомая, детская. — Ты же всегда говорила, что мы для тебя самое главное.
— Вы и есть самое главное, — мягко ответила Елена. — Но это не значит, что вы — единственное. У вас своя жизнь, у меня своя. Я люблю вас не меньше, чем прежде. Но теперь я люблю и Михаила. И себя. Себя я тоже наконец-то начала любить, представляешь?
На том конце провода воцарилось молчание.
— Андрей, послушай. Я тридцать пять лет жила только ради вас. Каждое решение, каждый шаг — все было для вас. Я не жалею ни о минуте. Но теперь ваша очередь жить свою жизнь. А моя — наконец-то пожить свою.
— Знаешь что, — голос Андрея похолодел, — если для тебя мы такая обуза — так и скажи. Не надо этих разговоров про «свою жизнь». Просто признай, что выбрала его, а не нас.
— Это не выбор! — воскликнула Елена. — Почему я должна выбирать между вами и собственным счастьем?
— А если он не тот, за кого себя выдает? — вдруг спросил Андрей. — Ты уверена, что знаешь о нем все?
Елена замерла. Она уже догадывалась, что последует дальше.
— Что ты имеешь в виду?
— Я навел справки, — в голосе Андрея появилось холодное удовлетворение. — Твой Михаил Сергеевич в молодости отсидел. За драку. Или он не рассказывал?
Елена бросила взгляд на мужа, который, насвистывая, приколачивал доски. Она знала эту историю. Знала, как он дрался, защищая друга. Как провел полгода в тюрьме, еще когда служил в армии. Как потом долго восстанавливал свою репутацию.
— Рассказывал, — спокойно ответила она. — В отличие от вас, у нас нет секретов друг от друга.
Это был удар ниже пояса, и она знала это. Но сейчас ей было все равно.
— Значит, тебя не смущает, что ты живешь с уголовником? — Андрей не скрывал удивления.
— Меня смущает только то, что мой сын, взрослый человек, пытается манипулировать мной с помощью информации сорокалетней давности.
В трубке снова повисла тишина. Затем Андрей глухо произнес:
— Знаешь, мама, делай что хочешь. Но не жди, что мы будем это одобрять.
— Я и не жду одобрения, — устало вздохнула Елена. — Я жду понимания. Но, видимо, это слишком много.
После того, как разговор закончился, она еще долго сидела неподвижно, глядя на играющие в листве солнечные блики. Потом решительно набрала номер Тамары, своей давней подруги.
— Там, привет. Как дела у тебя?
— Лен! — голос Тамары звучал радостно. — Сто лет тебя не слышала! Я нормально, потихоньку. А ты как? Все еще на даче с Михаилом обитаешь?
— Да, — Елена улыбнулась, чувствуя, как отпускает напряжение. Поговорить с Тамарой всегда было хорошей идеей — она никогда не осуждала и всегда поддерживала. — Слушай, мне очень нужен совет...
На день рождения внука Елена все-таки приехала. Без Михаила — он остался заканчивать работу с теплицей. Отношения со Светланой оставались напряженными, но они обе старались скрывать это перед шестилетним Костиком.
— Привет, бабуль! — Костик бросился ей на шею, стоило открыть дверь. — А что ты мне привезла?
— Костя! — одернула его Светлана. — Так не спрашивают. Сначала надо поздороваться нормально.
— Ничего, — Елена улыбнулась, обнимая внука. — Я привезла самый лучший подарок. Но сначала давай пройдем в дом, я устала с дороги.
В квартире были гости — родители мужа Светланы, несколько соседских детей с родителями. Елена поздоровалась со всеми, стараясь не замечать косых взглядов. Она знала, что Светлана наверняка обсуждала с близкими их конфликт.
Пока дети играли в гостиной, Елена помогала дочери накрывать на стол. Молчание между ними было тяжелым, неуютным.
— Мам, а где твой... муж? — наконец спросила Светлана, расставляя тарелки.
— Михаил доделывает теплицу, — Елена старалась говорить спокойно. — Передавал всем привет и поздравления Косте.
— Понятно, — Светлана поджала губы.
— Свет, мы можем хотя бы сегодня не ссориться? — Елена положила руку на плечо дочери. — Ради Кости?
Светлана помолчала, потом кивнула:
— Ладно. Но это не значит, что я согласна с тобой.
— Я знаю, — Елена грустно улыбнулась. — И все-таки я надеюсь, что когда-нибудь ты поймешь.
После праздничного обеда, когда дети снова убежали играть, а взрослые сели за чай, Елена достала из сумки конверт.
— Вот мой подарок Косте, — она протянула его Светлане. — Хотела бы отдать ему лично, но боюсь, сейчас он не оценит.
Светлана недоуменно взяла конверт, открыла его и ахнула:
— Мама, что это?
— Сертификат на обучение в художественной школе, — пояснила Елена. — На три года вперед. Костя так хорошо рисует, помнишь, как он мне показывал свои работы в прошлый раз? Я подумала, что это хороший старт.
— Но это же... — Светлана запнулась, — очень дорого.
— Да, — кивнула Елена. — Но это важно. И я хочу, чтобы ты понимала: то, что я живу своей жизнью, не значит, что я не забочусь о вас. Просто теперь — по-другому.
Она взяла чашку с чаем, делая глоток, чтобы скрыть волнение.
— Я говорила с Андреем на днях. Он злится. Ты злишься. Я понимаю. Но я не могу вернуться к прежней жизни только потому, что вам так удобнее.
— Ты правда думаешь, что дело в удобстве? — тихо спросила Светлана.
— А в чем еще? — Елена подняла на нее взгляд.
Светлана долго молчала, теребя край скатерти.
— Я боюсь, что потеряю тебя, — наконец произнесла она так тихо, что Елена едва расслышала. — Что ты... забудешь о нас.
— Свет, — Елена придвинулась ближе и взяла дочь за руку. — Как я могу забыть о вас? Вы — моя жизнь. Всегда были и всегда будете. Просто теперь в ней появилось что-то еще. Кто-то еще.
— Но почему именно сейчас? — в глазах Светланы блеснули слезы. — Почему, когда у нас наконец-то все наладилось, ты вдруг решила все изменить?
Елена задумалась. Как объяснить дочери, что именно сейчас, когда груз ответственности за детей больше не давил, она наконец-то смогла увидеть себя — не только как мать, но и как женщину?
— Потому что впервые за тридцать пять лет я могу себе это позволить, — наконец ответила она. — Потому что вы выросли. Потому что я больше не должна выживать. И потому что случайно встретила человека, с которым хочу провести остаток жизни.
— Но как же мы? — Светлана не могла успокоиться. — Как же внуки?
— А что внуки? — Елена улыбнулась. — Я их люблю. Я готова проводить с ними время. Но не каждый день и не по первому требованию. У них есть вы — их родители. А у меня есть право на собственные планы.
Она посмотрела Светлане прямо в глаза:
— И если ты любишь меня, действительно любишь, а не просто привыкла использовать, то должна это понять.
Светлана вздрогнула от этих слов, как от пощечины.
— Я никогда не...
— Не использовала? — Елена покачала головой. — А как ты это называешь? Когда звонишь только если нужна помощь? Когда обвиняешь меня в эгоизме за то, что я не могу отменить свои планы ради твоих? Когда заставляешь меня чувствовать себя виноватой, если я думаю о себе?
Светлана открыла рот, чтобы возразить, но ничего не сказала. В ее глазах читалась растерянность.
— Я не хотела, чтобы это звучало так... жестко, — Елена смягчилась, видя реакцию дочери. — Но мне нужно, чтобы ты поняла: я имею право на счастье. Даже если оно не вписывается в ваши представления о том, какой должна быть бабушка.
В комнату вбежал Костик с новой игрушкой в руках:
— Бабуль, смотри, что мне подарили!
Разговор прервался, и Елена была даже рада этому. Может быть, сказанных слов достаточно, и Светлана хотя бы задумается. Большего она сейчас и не ждала.
Вечером, когда Елена собиралась уезжать, Светлана вышла проводить ее до автобусной остановки. Они шли молча, каждая погруженная в свои мысли. Прохладный вечерний воздух освежал после душной квартиры.
— Мам, — наконец произнесла Светлана, — ты правда думаешь, что мы с Андреем... используем тебя?
Елена вздохнула:
— Не специально, Света. Но по факту — да. Вы привыкли, что я всегда рядом. Что я всегда готова помочь. И когда я вдруг перестала соответствовать этому образу, вы восприняли это как предательство.
Они дошли до остановки. Вдалеке показался автобус.
— А у тебя с Михаилом... все серьезно? — Светлана смотрела в сторону, избегая взгляда матери.
— Мы женаты два года, Света, — мягко напомнила Елена. — Разумеется, все серьезно.
— Но он же... ну... сидел.
— В двадцать лет. За драку, в которой защищал друга, — Елена покачала головой. — Неужели ты думаешь, что я связала бы свою жизнь с человеком, не узнав о нем все? Он рассказал мне о судимости сам, еще до свадьбы. И знаешь что? Меня это не волнует. Важно то, что он добрый, заботливый и уважает мои границы. Чего я не могу сказать о собственных детях.
Автобус подъехал, открыв двери. Елена обняла дочь:
— Света, я не прошу вас любить Михаила. Я прошу уважать мой выбор и мое право жить так, как я хочу. Это так много?
Светлана неожиданно крепко обняла ее в ответ:
— Прости, мам. Мне нужно... подумать обо всем этом.
— Думай, — Елена погладила дочь по волосам. — Но не слишком долго. В моем возрасте время — самый дорогой ресурс.
Она поднялась в автобус, помахала Светлане в окно. По дороге домой Елена думала о разговоре. Это был первый раз, когда дочь действительно ее услышала. Маленький шаг, но все начинается с малого.
Михаил встретил ее на станции. Когда она вышла из автобуса, он стоял, прислонившись к машине, и щурился в лучах закатного солнца.
— Ну, как все прошло? — спросил он, открывая ей дверь.
— Лучше, чем я ожидала, — Елена улыбнулась, забираясь в машину. — Мы со Светой поговорили. По-настоящему поговорили, кажется, впервые за много лет.
— И что она?
— Сказала, что ей нужно подумать, — Елена пожала плечами. — Что ж, это уже хорошо. Раньше она просто обвиняла меня во всех грехах.
Михаил тронулся с места, и они поехали в сторону дачного поселка.
— А ты закончил с теплицей? — поинтересовалась Елена.
— Почти, — он улыбнулся. — Завтра доделаем. Там осталось совсем немного.
Елена посмотрела на его профиль, сосредоточенный и спокойный. Как ей повезло встретить его — человека, с которым так легко и комфортно. С которым не нужно притворяться сильнее, чем она есть.
— Миш, — вдруг спросила она, — а ты не жалеешь, что связался с женщиной с таким багажом проблем?
Он рассмеялся:
— Лен, ты серьезно? У меня за плечами неудачный брак, судимость и куча своих скелетов в шкафу. Если уж на то пошло, это тебе повезло, что ты связалась с таким проблемным мужиком.
— Нет, — она покачала головой. — Нам обоим повезло.
Она закрыла глаза, вдыхая запах весеннего вечера, вливающийся через приоткрытое окно. Впереди летних месяца на даче — с теплицей, с грядками, с тихими вечерами на веранде.
Елена не знала, как сложатся ее отношения с детьми дальше. Помирится ли она с Андреем, поймет ли ее Светлана. Но она знала точно: она больше не будет жертвовать своим счастьем, своим правом на собственную жизнь.
Слишком долго она жила только для других. Пришло время пожить для себя.
— О чем задумалась? — Михаил бросил на нее быстрый взгляд, не отрываясь от дороги.
— О том, что позднее счастье — все равно счастье, — ответила она, улыбаясь. — И что мне надоело откладывать жизнь на потом.
— Надеюсь, дети это поймут, — вздохнул он.
— Поймут, — уверенно сказала Елена. — Может, не сразу. Но поймут. А если нет... — она выпрямилась, расправляя плечи, — это их выбор. Я сделала свой.
За окном расстилались поля, уже тронутые первой весенней зеленью. Впереди лето. Впереди жизнь, которую она проживет так, как захочет сама. Без чувства вины, без вечных обязательств, без непосильной ноши.
И даже если это счастье пришло к ней поздно — оно того стоило.