Фокин Сергей Вячеславович
Сейчас критерием наличия чего-то в системе является то, можем ли мы это что-то в системе приборно или напрямую пощупать (идентифицировать). Пощупать время, как стол или стул, не получится. Приборно пощупать время также не получится (время точно не частица, не волна и не поле), нет таких приборов и не может быть, которые фиксируют наличие времени в системе или извлекают время из системы.
Да, есть часы. Часы — это про время. Но это прибор, измеряющий время. Это механизм, который не извлекает время из системы или фиксирует наличие времени как состояния системы, как какую-то первооснову системы. Часы не извлекатель и не констататор наличия времени в системе, а измеритель. Часами мы пользуемся для измерения времени (которого нет как первоосновы системы). Пользуемся часами так же, как линейкой при измерении длины. При этом линейка не служит извлекателем длины из системы, а всего лишь измерителем. Часы — такая же линейка, но для измерения времени.
Время, конечно, не может быть ничем, да ещё быть самим по себе. Временем может быть какой-то производной от того, что является первичностью.
Да, время есть. Время — это производная от первичности системы, но это не извлеченная или получаемая первичность системы. Время не ткань системы (не элемент ткани системы). Такого состояния системы (организационного состояния), как время, в системе просто нет и не может быть. Если так, то совершенно непонятными становятся идеи Эйнштейна про время, которое и абсолютизм (база системы, один из элементов ткани системы), и еще время может быть и кривым абсолютом. Как то, чего нет, может быть чем-то? Как то, чего нет, может являться элементом, формирующим систему? Как то, чего нет, может еще и искривляться? Времени нет как элемента, формирующего систему, но нас убеждают в том, что в нём можно путешествовать.
Но удивительны не только идеи Эйнштейна, удивительно и более простое, обыденное. Удивительно, что время — некое ничто — мы почему-то принимаем за что-то, т. е. идентифицируем. По существующим представлениям мы можем идентифицировать в системе только то, что есть. Время — это не то, что есть в системе, но мы его идентифицируем, имеем представление о наличии времени. Мало того что идентифицируем, так еще и используем (используем то, чего нет, как будто это есть). В том числе при математическом описании (математика оперирует состояниями — тем, что есть).
Из-за наличия идентификации того же времени возникает вопрос о том, что такое идентификация – описание в системе? И как некое ничто за счет чего идентифицируется (как что-то, что есть), а затем это превращается во что-то, чем может, например, оперировать математика? Как, за счет чего происходит идентификация и описание в системе? Явно не так, как мы себе это представляем (если идентифицируем ничто и трансформируем его ещё во что-то).
Итак, с одной стороны, времени как элемента системы нет, но время есть, и мы время идентифицируем, хотя идентифицировать его не должны. Более того, мы используем это ничто как некое что-то, некий абсолют для создания описаний.
Набор таких противоречий, конечно, не способствует пониманию того, что же такое время. А когда непонятно, то открывается путь для каких угодно трактовок и спекуляций на тему того, что такое время.
Попробуем разобраться в том, как получилось, что время попало в такую странную, нелепую ситуацию? Попробуем понять, что же такое время.